Иногда самые большие проблемы приходят не с чужими — с родными.
Ирине было тридцать шесть, жила она с мужем и сыном в двухкомнатной квартире, доставшейся от бабушки. Муж — Саша, спокойный, немного флегматичный, но надёжный. Работал электриком в одной частной компании, не пил, по дому помогал. Жили не богато, но хватало. Сын, Артём, подросток, ходил в школу, играл в футбол, увлекался компьютерными играми. Вроде бы всё стабильно, но в один момент в их дом вошла... родня. А именно тогда, когда они обменяли квартиру на дом.
Сначала приехала ее тётка — Лидия Ивановна. Сестра покойной мамы. Позвонила, говорит:
— Ирочка, доченька, ну ты же не бросишь старушку одну, да? У меня в деревне крыша течёт, сосед алкоголик надоел, да и ноги уже не те…
Ирина с Сашей, как порядочные, пустили. Подумали: ну что, поживёт пару недель, отдохнёт, потом обратно.
— Вы просто ангелы, — ворковала она, заселяясь в комнату для гостей, — я чуть не умерла там у себя! А тут — семья, тепло...
Сначала всё было терпимо. Она мыла за собой посуду, готовила супы (почему-то всё время с горошком), рассказывала, как всё было лучше в советское время.
Но спустя неделю начала хозяйничать.
— Ира, ну кто картошку так чистит? Толстый слой, весь вкус выбрасываешь!
— А Саша-то у тебя... добренький, но тряпка. Мой покойный Колька бы кулаком по столу — и порядок.
— А Артём слишком в компьютере сидит. В моё время таких в интернат отдавали.
Ирина смеялась сначала. Потом уже не очень.
Через две недели тетя позвонила своей дочери — Светке. Та была в разводе, с двумя детьми. Мол, «Ирка принимает, тут уютно, мальчишки её Артёму в помощь да и простор вокруг, свежий воздух».
Ирина тогда на работе была, а когда пришла домой, то увидела какие-то сумки в коридоре. Мальчики бегают, телевизор орёт, на кухне гора посуды.
— Лидия Ивановна, — начала она осторожно, — вы же на время, а еще и с собой позвали…
— Так Светка с детьми только на недельку, ей в городе надо дела решить, устроиться, может, на подработку. У тебя же место есть.
Саша посмотрел на жену, а она на него. Ни он, ни Ирина не умели говорить "нет". Вот и остались все.
А потом появилась ещё одна фигура — племянник Иры, сын двоюродного брата. Алкаш, но "исправляющийся". Тётка сказала:
— Ну пусть поживёт пару дней, Ира. Он на стройку устроился, вот-вот зарплата.
И вот она в своем же доме стала гостьей. По утрам ванна занята. На кухне — очередь. Пельмени исчезают из морозилки. Их сын сжимается в комок и запирается в комнате, потому что племянники скачут по диванам, как козлы. Муж молчит. А тётка хозяйничает.
— Ты, Ир, в магазин за хлебом сходи, — кидает она, проходя мимо.
— А у тебя что, ноги отвалились?
— Я старшая, я в доме за старшую.
И тут Ира почувствовала: это уже не дом. Это общага. И не она здесь командую.
Иру с Сашей хватило на полтора месяца.
Потом у Саши случился нервный срыв — он не выдержал, когда племянничек принёс домой пьяного "друга" и тот, не разуваясь, рухнул прямо на новый диван.
— ВСЁ! — закричал Саша, — Хватит! Это наш дом! Мы не гостиница!
Ирина поддержала. И начался настоящий конфликт века.
— Ах вот как, — обиделась тётка, — значит, родная кровь больше не нужна?
— Мы вас приютили, а вы тут чуть уже мебель переставляете, — сказала Ира.
— Значит, на улицу, да? Женщину с детьми, старушку, сирот?!
— Вы не сироты, вы наглые, — вырвалось у нее. — Мы вас не звали насовсем. У нас свои дети, свои планы.
И тут Светка заголосила, будто из дома её с пинками гонят. Дети — в рев, тётка — в слёзы. Саша — к соседу курить, Артём — в наушники и в ванную.
Ира собрала дух. Прямо как на фронт шла.
— У вас неделя, — сказала она. — За это время — найти жильё. Хотите — хостел, хотите — комнату снимайте. Мы не обязаны вас содержать. Вы взрослые. И мы — тоже. Нам нужен свой дом, не проходной двор.
Когда Ира сказала им, что дает неделю на съезд, в доме наступила тишина. Такая, знаете, напряженная — как перед грозой. Все как будто затаились.
На следующее утро Светка не встала утром с детьми.
— У нас стресс, — сказала она с покрасневшими глазами, — дети не выспались, они переживают.
— А я, по-вашему, не переживаю? — сдержанно спросила Ира. — Вы превратили мой дом в вокзал.
— Мы думали, вы семья… — уже с обидой прошептала тётка.
И вот так — каждый день.
Потом начались попытки манипулировать:
— Мы же тебе в старости поможем, Ира. Ты что, думаешь, чужие будут рядом?
— Ты забыла, что я с твоей мамой, царствие небесное, до последнего рядом была? Она ведь тебя просила, чтобы ты семью не бросала.
— Неужели ты сможешь потом с этим жить? Выгнать детей, женщин…
Ира молчала. Она чувствовала, как внутри всё кипит. Но больше не могла быть "удобной". Совсем устала быть хорошей. Слишком долго проглатывала, улыбалась, слушала про «советскую дисциплину» и "вот в наше время". Пришла пора расставить границы.
Саша вёл себя осторожно. Он не любил конфликты, но, когда увидел, как Светкин младший сын вымазал кетчупом новые шторы и сказал, что «у них дома можно», он просто вышел и уехал ночевать к другу.
Артём тоже начал нервничать. Закрывался в комнате, стал хуже учиться. Как-то вечером Ира зашла, а он сидел и шепчет:
— Мам, ну когда они уйдут? Я жить так не могу. Это же наш дом…
И вот тогда Ира окончательно поняла: всё. Хватит.
На четвёртый день они начали мобилизовать внешние силы.
Соседка позвонила им в дверь утром субботы:
— Ирочка, ну как же так… Гоните родных людей… Ну не по-человечески это. Ты молодая, у тебя силы есть. А они-то куда?
— Тётя Валь, — сдержанно ответила Ира, — если вы так переживаете, возьмите их к себе. У вас как раз внуки уехали и дом пустой.
— Мне — нельзя, у меня давление, — обиженно сказала тётя Валя и ушла.
Потом пошли звонки от каких-то дальних родственников. Кто-то там в Тамбове, кто-то из Подмосковья. Один братец племянника даже написал в соцсетях:
«Позор тебе, Ирка. Ради дома тетю родную выгонишь. Карма догонит».
Карма, конечно, догонит, но не меня. Пробурчала Ирина, прочитав сообщение.
Но хуже всего было то, что они не собирались уезжать.
— Ты сюда вложила деньги от бабушкиной квартиры. А между прочим она и мне бабушкой была. Так что имею право тут жить. — однажды выпалила Светка.
— Что?
— Вот еще пропишемся тут и всё.
Ира стояла, как вкопанная. Действительно она обменяла квартиру на дом. Но бабушку оставила квартиру ей. Сначала хотела ее матери, а потом решили сразу на Иру переписать. А второй дочке бабушка до этого купила дом в деревне и машину.
На восьмой день, когда они сказали, что «ну ты же видишь — мы не можем уехать», Ира просто молча достала папку с документами и вызвала участкового.
— Вот, — это моя собственность. Ни один из них не прописан. Они здесь — на словах. Как гости. Я прошу зафиксировать факт отказа добровольно съезжать.
Светка взвыла. Тётка схватилась за сердце. Малые устроили истерику. Племянник вообще спрятался в ванной.
Участковый, мужик простой, сказал:
— Ясно. Пишите заявление. Составим протокол, дальше — в суд.
Саша смотрел на жену как на инопланетянку.
— Ты, Ира, когда хочешь — у тебя внутри огонь прям.
Она не хотела — но должна была. Это был ее дом. Ее жизнь. Их семья — вот она, настоящая: муж, сын, а не те, кто садится на шею и говорит: "Ты обязана".
Через две недели после начала всей этой эпопеи родственники уехали. Светка сняла комнату. Племянник исчез. Тётка больше не звонила — и слава Богу.
И вот они сели на кухне. Саша пил чай, Ира просто смотрела в окно. Тихо. Чисто. Пахло пирогом с яблоками. Артём вышел из комнаты, наконец-то без наушников, и просто сказал:
— Спасибо, мам.
Это стоило всего.
Потом они неделю просто жили. Смотрели фильмы. Разбирали шкафы. Переставили мебель. Вернули дом себе. Он вдруг стал светлее. Пространство будто выдохнуло: "Наконец-то".
С тех пор Ира стала другим человеком. Она перестала бояться сказать «нет». Поняла, что родство — это не про общую кровь, а про уважение и границы. Никто, абсолютно никто не имеет права захватывать твою жизнь только потому, что он "родственник".
Теперь, когда кто-то заводит разговор о "семейных ценностях", она улыбается. И вспоминает, как это бывает, когда родня решает, что она им что-то должна.
«А я теперь — никому ничего не должна. Только себе. Своей семье. И тому, кто честно рядом.»
Вот такая история, друзья. Напишите, пожалуйста, что вы думаете об этой истории.