Я сняла бейдж и положила его в коробку с мелочами, которые собрала со своего рабочего стола. Пятнадцать лет в этих стенах. Пятнадцать лет, когда утро начиналось с запаха свежего кофе в нашей бухгалтерии и шуток Марины Сергеевны.
— Вера Андреевна, ну как же мы без вас? — Ирочка из соседнего отдела обняла меня так крепко, что коробка чуть не выпала из рук.
— Да ладно тебе, не навсегда же прощаемся, — я улыбнулась, но в горле предательски першило.
Коллеги устроили мне проводы с тортом и шампанским. Директор вручил почетную грамоту, и все хлопали. А я стояла и думала — правильно ли делаю? Может, поторопилась? В пятьдесят два начинать новую жизнь...
Домой я шла пешком, хотя обычно ездила на своей старенькой «Ладе». Хотелось подышать, подумать. Перед глазами проносились обрывки воспоминаний — как пришла молодой специалисткой, как получила первую премию, как плакала в туалете после выговора.
Николай был дома — раньше обычного. Увидел мою коробку, приподнял бровь.
— Всё, ушла на пенсию досрочно?
— Уволилась, — я поставила чайник. — Хочу немного отдохнуть, Коля. Устала. Хочу заняться домом, собой. Может, подстричься наконец.
— А деньги? — он спросил это будто между прочим, но я уловила нотку тревоги.
— У меня есть накопления. И потом, это временно. Возможно, через месяц-другой найду что-то поспокойнее.
В тот вечер мы открыли бутылку вина. Он рассказывал про проблемы на своей работе, а я кивала и думала, что наконец-то высплюсь. Что завтра не нужно будет в семь утра втискиваться в переполненный автобус, а можно просто... жить.
Если бы я только знала, что начинается совсем не та жизнь, о которой я мечтала.
Утренний разговор
Первую неделю я блаженствовала. Высыпалась, медленно пила кофе, смотрела сериалы, отложенные годами в «на потом». Перебрала шкафы, выбросила кучу ненужного. Звонила дочери в Питер каждый день — раньше на это катастрофически не хватало времени.
В пятницу утром Николай застал меня за просмотром кулинарного шоу. Я как раз записывала рецепт фокаччи, думала порадовать его на выходных.
— Ты что, так и будешь целыми днями телевизор смотреть? — он медленно намазывал хлеб маслом, стоя у кухонного стола.
— Да я просто... — начала оправдываться и тут же разозлилась на себя. Почему я должна оправдываться?
— Я же не просто так смотрю, записываю рецепт. Хочу научиться печь хлеб. Раньше времени не было, а теперь...
— Ну-ну, — он хмыкнул с таким видом, будто я сказала, что собираюсь полететь на Луну.
Николай неторопливо допил кофе, а потом вдруг выдал:
— Слушай, я тут подумал. Раз уж ты теперь не работаешь, давай я буду сам распоряжаться финансами. А то что мы оба тратим, никакого учета.
— В каком смысле? — я застыла с чашкой в руке.
— В прямом. Карточку твою отдай, я на свою всё переведу. Сама подумай, зачем нам две? Всё равно я теперь получаю на двоих. Буду выдавать тебе на хозяйство и всё такое.
Я смотрела на него и не верила своим ушам. За двадцать лет брака у нас никогда не было разговоров про «мои» и «твои» деньги.
— Ты серьезно? — мой голос звучал тихо, будто чужой.
— А что такого? — он пожал плечами. — Сама же сказала — хочешь заняться домом. Вот и занимайся. А деньги — это забота мужчины.
Он вышел из кухни, оставив меня в полном смятении. Внутри поднималась обида, какая-то детская, несуразная. Было чувство, что меня отчитали, как маленькую.
Вечером он вернулся с работы и протянул мне конверт.
— Вот, на неделю. Не транжирь.
И я, как во сне, взяла этот конверт. А он, довольный, ушел в гостиную смотреть футбол.
Болезненное открытие
Всю следующую неделю я ходила словно в тумане. Николай будто и не замечал моего состояния, или делал вид. Утром уходил на работу, вечером возвращался, интересовался ужином и больше ничем. Со мной он говорил теперь другим тоном — снисходительным, как с ребенком или подчиненным.
В воскресенье к нам пришли Миша с Тамарой — наши старые друзья. Мы дружили семьями еще с института. Я накрыла на стол, приготовила фирменную запеканку — всё как обычно. Но в воздухе витало напряжение, я его кожей чувствовала.
За столом разговор зашел о ремонте. Тамара хвасталась, что они наконец-то поменяли окна в спальне.
— А мы все никак руки не дойдут до балкона, — вздохнула я. — Давно хотели застеклить нормально.
Николай посмотрел на меня так, что я внутренне сжалась.
— Нам сейчас не до того, — отрезал он. — Вера работу бросила, сидит дома. Так что все расходы на мне.
— Я не бросила, а уволилась, — поправила я, чувствуя, как краснеют щеки. — И мы же решили, что это временно...
— Ну да, конечно, — он усмехнулся и повернулся к Мише. — Вот скажи, разве не я должен решать, на что тратить деньги? Всё-таки квартира моя.
Я замерла с вилкой в руке. Что значит «квартира моя»? Мы же покупали ее вместе. Пятнадцать лет назад мы оба работали, оба копили...
— В каком смысле твоя? — слова вырвались сами собой.
— В прямом, Верочка, — он развел руками, глядя на друзей, будто призывая их в свидетели. — Я ипотеку выплачивал, я ремонт делал. Ты разве не помнишь?
За столом повисло неловкое молчание. Тамара опустила глаза, Миша старательно накладывал себе салат.
— Но мы же вместе решили... вместе выбирали... — мой голос дрогнул.
— Ну выбирать-то каждый может, — Николай рассмеялся, и этот смех показался мне чужим, жестким. — А платить — это другое дело.
Я не нашлась, что ответить. Горло перехватило так, что кусок не лез. Весь оставшийся вечер я была как в воде — улыбалась, подливала чай, а внутри всё замерзло.
Когда гости ушли, я молча убрала со стола и ушла в ванную. Стояла под горячими струями и не могла поверить, что этот человек — мой муж, с которым прожила половину жизни.
Пропавшая машина
Утро вторника выдалось солнечным, почти летним, хотя на календаре был только конец апреля. Я проснулась с мыслью, что надо встряхнуться. К черту эти обиды, нужно действовать. Дочка давно звала в гости, может, съездить на пару дней в Питер? Проветрить голову, подумать обо всем на расстоянии.
Решено. Я быстро собралась, накинула легкий плащ, взяла сумочку и вышла из квартиры. На стоянке у дома машину я не обнаружила. Обошла весь двор — нет как нет. Сердце екнуло. Угнали? Но почему именно сейчас?
Я вернулась домой и трясущимися руками набрала номер Николая.
— Коля, машину украли! — выпалила я, как только он взял трубку.
На том конце повисло молчание, потом раздался его спокойный голос:
— Никто ничего не крал. Я её продал.
— Что? — я не поверила своим ушам. — Как продал? Когда?
— Вчера. Покупатель хороший попался, даже за нашу развалюху неплохо дал, — он говорил буднично, словно речь шла о старом стуле, а не о моей машине, которую я лелеяла пять лет.
— Но это же моя машина! — я почувствовала, как внутри поднимается волна ярости.
— Была твоя, — отрезал он. — А теперь ты не работаешь, сидишь дома. Зачем тебе машина? Только деньги на бензин и обслуживание. А так — вон какая сумма хорошая в семейный бюджет.
— Какой еще семейный бюджет? — мой голос сорвался на крик. — Ты без моего ведома продал мою машину!
— Не кричи, — он говорил тихо, что пугало еще больше. — Я все правильно сделал. Тебе машина не нужна. Захочешь куда-то поехать — я отвезу.
В трубке раздались гудки. Я медленно опустилась на диван, всё еще сжимая телефон. Сердце колотилось где-то в горле. В голове не укладывалось. Как он мог? И главное — когда успел переоформить?
Потом вспомнила — три месяца назад он просил у меня документы, что-то там с парковкой на работе решал. Я даже не придала этому значения, отдала не глядя. А он...
В тот момент я с пугающей ясностью осознала — я полностью потеряла контроль над своей жизнью. И чем дольше буду молчать, тем хуже будет.
Я сняла плащ, бессильно опустилась в кресло и впервые за долгое время разрыдалась.
Тайный план
Слёзы высохли быстро. На смену отчаянию пришла злость — глухая, тяжёлая. Я сидела, обхватив колени руками, и думала, как докатилась до такой жизни. Когда успела превратиться в приложение к Николаю?
Телефон пискнул — сообщение от Светы, моей бывшей коллеги и подруги. «Как ты там? Скучаем по тебе».
Я набрала ее номер почти машинально.
— Света, ты не представляешь, что происходит, — слова полились потоком.
Она слушала молча, не перебивая. Только в конце моего сбивчивого рассказа тихо присвистнула:
— Верка, это ненормально. Он что, с ума сошёл?
— Я сама не понимаю. Двадцать лет жили нормально, и вдруг... — голос снова задрожал.
— Слушай, а помнишь тот проект с документацией для строительной фирмы? Они сейчас опять ищут бухгалтера на удаленку. Неполный день, можно работать из дома. Хочешь, я тебя порекомендую?
Я замерла. Работа из дома... Без ведома Николая.
— А оплата как? — спросила осторожно.
— На карту. Всё официально.
— Света, у меня карты нет. Он забрал.
— Господи, Вера... — подруга ахнула. — Ладно, слушай. Открой новую, только лучше в другом банке. Свяжись с Игорем Палычем прямо сегодня.
После разговора я сидела, не двигаясь, минут пять. Потом схватила сумку и поехала в банк.
Через два часа у меня была новая карта, спрятанная в потайном кармашке кошелька. А еще через день состоялось собеседование по видеосвязи. Меня взяли.
Первую неделю я работала урывками, когда Николай был на работе. Закрывала ноутбук за пять минут до его прихода. Разбиралась с документами, вела учёт. Эта тайная жизнь, это маленькое сопротивление наполняли меня странной силой.
Когда пришёл первый гонорар, я смотрела на сумму и улыбалась как дурочка. Мои деньги. Заработанные мной. Это было как глоток свежего воздуха после душной комнаты.
На следующий день я зашла в обувной магазин. Долго ходила между рядами, трогала туфли, примеряла. И купила — бордовые, на невысоком каблуке, мягкие как перчатка. Дорогие. И главное — абсолютно не нужные в моей нынешней домашней жизни.
Их я тоже спрятала. Но теперь, работая за компьютером, надевала их. И чувствовала себя другим человеком.
Всё тайное
Я работала уже почти месяц, и всё шло гладко. Научилась выкраивать время, пока Николай на работе, завела отдельную электронную почту для переписки с заказчиками. Даже нашла способ объяснять редкие звонки — «это Светка», «подруга с прошлой работы». Николай обычно только хмыкал и уходил по своим делам.
Тот день начинался как обычно. Я приготовила завтрак, проводила мужа и села за работу. Нужно было закончить отчёт к обеду, заказчик торопил. Я так увлеклась, что не услышала, как открылась входная дверь.
— Что это ты делаешь?
От его голоса я вздрогнула и резко захлопнула ноутбук. Николай стоял в дверях кабинета, держа в руках пакет из аптеки.
— Ты чего вернулся? — мой голос предательски дрогнул.
— Таблетки забыл, — он поставил пакет на стол и уставился на экран ноутбука, который я так и не успела выключить. — Так что там у тебя? Любовничка нашла?
— Ещё чего, — я попыталась улыбнуться, но получилось плохо.
Он молча подошёл, открыл крышку ноутбука и уставился на таблицы бухгалтерской отчётности.
— Это что ещё за новости? — его голос стал холодным и чужим.
— Я... немного подрабатываю. Удалённо.
— Подрабатываешь? — он усмехнулся. — А мне сказать не хотела?
— Я думала, ты будешь против, — я отодвинулась вместе со стулом.
— И правильно думала, — он захлопнул крышку ноутбука с такой силой, что я испугалась за петли. — Какого чёрта ты устроилась без моего ведома?
— Коля, послушай...
— Нет, это ты послушай! — он вдруг заорал так, что я вжалась в спинку стула. — Ты решила за моей спиной деньги зарабатывать? Прятаться от меня? Это что, предательство такое?
— Какое предательство? — я тоже повысила голос. — Я просто работаю! Чем тебя это не устраивает?
— Всем! — он навис надо мной. — Ты должна была со мной обсудить! Я глава семьи! А ты что творишь? Обманываешь, скрываешь...
Я вдруг почувствовала, как что-то внутри меня лопнуло — как струна, натянутая до предела.
— А когда ты продавал мою машину, ты со мной обсуждал? — я встала, глядя ему прямо в глаза. — Когда забирал мою карту — спрашивал? Когда при друзьях унижал — советовался?
Николай на секунду опешил от такого отпора, но быстро пришёл в себя:
— Это совсем другое! Я мужчина, я...
— Ты — что? — перебила я. — Хозяин? Господин? Очнись, Коля! Мы муж и жена, а не рабовладелец и рабыня!
Он смотрел на меня с таким удивлением, словно я вдруг заговорила на чужом языке.
— Ты совсем с ума сошла, — процедил он наконец. — Сиди дома и не высовывайся. Хватит этих глупостей.
— Нет.
— Что значит «нет»?
— Нет — и всё. Я буду работать. И ты мне не указ.
В тот момент я поняла — обратного пути нет.
Разговор с юристом
После той ссоры мы с Николаем почти не разговаривали. Он демонстративно уходил в другую комнату, когда я входила, а по вечерам допоздна задерживался на работе. Но я продолжала работать. Что-то внутри меня окрепло, стало жёстче.
Светлана дала мне номер знакомого юриста — "На всякий случай". Пару дней я смотрела на эту запись в телефоне, не решаясь позвонить. Но потом всё-таки набрала номер.
Офис Марины Викторовны располагался в небольшом особнячке в центре города. Приветливая женщина лет сорока пяти в строгом костюме предложила мне чай и внимательно выслушала мою сбивчивую историю.
— То есть, насколько я понимаю, при покупке квартиры вы оба вносили средства? — уточнила она, делая записи в блокноте.
— Да. И оба работали тогда, — я нервно мяла салфетку. — Но оформили на него, потому что ему на работе какие-то льготные условия по ипотеке давали.
— А машину вы как приобретали?
— Я сама. На свои накопления. Он тогда даже отговаривал, мол, зачем тебе, я подвезу если что.
Марина Викторовна кивала, продолжая что-то записывать.
— А совместно нажитое имущество у вас есть? Дача, вклады?
— Дача от его родителей осталась, а вклады... я даже не знаю, если честно. Раньше были общие, но сейчас, боюсь, он всё переоформил, — я почувствовала, как к горлу подкатывает ком.
— Вера Андреевна, — юрист отложила ручку и посмотрела мне прямо в глаза. — По закону даже если квартира оформлена на одного из супругов, но приобреталась в браке, она считается совместно нажитым имуществом. То же самое с машиной.
Я слушала её как в тумане. Половина квартиры... моя? Неужели?
— А что мне делать сейчас? Он ведь даже денег не даёт, всё контролирует.
— Я вижу два пути, — она сложила руки на столе. — Первый — попытаться всё мирно обсудить, привлечь семейного психолога. Второй — подавать на развод и раздел имущества.
— Развод? — слово прозвучало как выстрел.
Я никогда всерьёз об этом не думала. Двадцать лет вместе, общая дочь, история... Но разве это жизнь — то, что происходит сейчас?
— Да. Если вы решитесь, мы сможем подать заявление и потребовать компенсацию за проданную машину. Что касается квартиры — там всё сложнее, но вполне реально получить вашу долю.
Я молчала, перебирая в памяти последние месяцы унижений. Карточку отдай, сиди дома, тебе машина не нужна...
— Когда можно подать заявление? — наконец произнесла я, и собственный голос показался мне чужим.
— Хоть сегодня.
— Тогда давайте сегодня.
И в момент, когда я подписывала бумаги, я вдруг ощутила странное чувство — смесь тревоги и чего-то похожего на облегчение. Будто сбросила с плеч тяжёлый рюкзак, который тащила много лет.
Новая жизнь
Сложнее всего оказалось собирать вещи. Руки дрожали, когда я складывала в чемодан свитера, блузки, юбки. Столько воспоминаний связано с каждой тряпкой. Вот в этом платье мы отмечали пятнадцатилетие свадьбы. А этот шарф Николай подарил на Новый год. Я отложила его в сторону — не возьму.
Дочка поддержала меня сразу. «Мама, ты давно должна была это сделать. Он тебя совсем не уважает». Алёнка всегда была мудрее меня, хоть и младше на тридцать лет.
Николай вернулся с работы и застыл в дверях спальни, увидев распахнутый чемодан.
— Ты что творишь? — в его голосе звучало больше удивления, чем злости.
— Ухожу, Коля, — я даже не повернулась к нему, продолжая складывать вещи.
— Куда? — он хмыкнул. — К любовнику, что ли?
— К дочери, — я наконец посмотрела ему в глаза. — Алёнка комнату освободила.
— И чего ты этим добьёшься? — он прислонился к дверному косяку, скрестив руки на груди. — Думаешь, я приползу извиняться? Умолять вернуться?
— Нет, — я покачала головой. — Я не думаю, что ты вообще поймешь, в чём был неправ. Я просто хочу начать жить по-новому. Без унижений, без контроля, без постоянного чувства, что я кому-то что-то должна.
— Какие ещё унижения? — он выглядел искренне недоумевающим. — Я тебя обеспечивал! Заботился! А ты...
— Коля, — перебила я его. — Ты не заботился. Ты распоряжался мной, как вещью. «Моя квартира», «я тебя обеспечиваю», «сиди дома». А я — человек. С чувствами, желаниями, правами.
Он смотрел на меня так, словно видел впервые. А я вдруг почувствовала странную лёгкость. Словно выговаривала то, что годами копилось где-то внутри.
— Юрист сказала, что половина квартиры — моя. И за машину ты мне компенсацию выплатишь.
— Да ты в своём уме? — он повысил голос. — Какая ещё половина? Ты хоть копейку вносила?
— Вносила. И работала все эти годы, и дом вела, и дочь растила, — я защелкнула чемодан. — Но дело даже не в деньгах. А в уважении, которого ты мне не оказывал.
Я взяла чемодан и направилась к выходу. Он посторонился, но схватил меня за локоть:
— Вера, не дури. Ты без меня пропадёшь.
— Нет, Коля, — я мягко высвободила руку. — Это ты так думаешь. А я знаю, что справлюсь.
Прошло полгода. Я сидела в уютном кафе напротив офиса строительной компании, где теперь работала на постоянной основе. Передо мной стояла чашка капучино с корицей — маленькая радость, которую я позволяла себе после рабочего дня.
Развод прошёл удивительно гладко. Николай, видимо, понял, что я настроена решительно, и не стал тянуть. Квартиру пришлось продать — я не хотела в ней оставаться, слишком много тяжёлых воспоминаний. На мою долю я купила небольшую «однушку» недалеко от центра. Маленькую, но мою. И никто не говорил мне, куда поставить вазу или какие шторы повесить.
Дочка часто приезжала в гости, радовалась моим переменам. «Мама, ты помолодела лет на десять», — говорила она, и я верила ей, глядя в зеркало на свои посвежевшие глаза и новую стрижку.
Недавно я встретила Николая в супермаркете. Он постарел, осунулся. Мы обменялись парой нейтральных фраз.
— Как ты? — спросил он, и мне показалось, что в его голосе промелькнула нотка сожаления.
— Хорошо, — ответила я искренне. — Очень хорошо.
Вечером, возвращаясь домой, я думала о том, как странно устроена жизнь. Иногда нужно потерять что-то привычное, чтобы обрести себя. В пятьдесят два моя жизнь не закончилась — она только начиналась.
Я вошла в свою квартиру, включила свет, поставила чайник. Мой дом. Моя жизнь. И все решения теперь принимаю только я.