Что за каламбур в заголовке? Все просто: с именем Владимира Маяковского связаны первый и последний адрес этой прогулки. Между ними — Чуковский, Чехов, Бродский, Гиппиус и Мережковский, Короленко, Рылеев, Достоевский. На расстоянии всего 1,3 км. Здесь есть на что посмотреть в отношении архитектуры, но в первую очередь — наши герои.
Как добраться
Для удобства — стартуем от станции метро «Чернышевская». Идем по Кирочной улице:
До перекрестка с улицей Маяковского:
Поворачиваем и через 70 метров по правую руку — шестиэтажная «махина». Это и есть наш первый адрес.
Дом Маяковского
«Я стреляюсь, прощай, Лилик»: однажды утром Маяковский звонит роковой возлюбленной из квартиры №9 на пятом этаже.
«Подожди меня!», якобы крикнула она поэту и примчалась через 20 минут. Что было дальше, вряд ли мы когда-нибудь узнаем. Воспоминания Лилии Юрьевны Брик о том дне в разные годы отличались, и правду она унесла с собой в могилу.
Блефовал ли Маяковский? Возможно. Одно точно: тройственный союз его измучал уже через год, при том, что продлился впоследствии еще много лет. В 1920-х в Москве он обретет славу и достаток, а Сталин посмертно присвоит звание «лучшего и талантливейшего поэта советской эпохи». Но начинается все здесь.
С 1913 до 1915 Маяковский обитает в апартаментах «Пале-Рояль» на Пушкинской. Ровно до знакомства с Лилией Брик. Именно из-за нее он снимает комнатку в доме №52 на углу Надеждинской и Манежного переулка, чтобы быть ближе, разрываясь между двумя адресами на расстоянии 1 км — Брики живут на Жуковского. Туда мы доберемся в конце пути, а пока немного о доме.
Доходный дом Залшупина перестроен «под модерн» в 1909 году по проекту Максима Сегаля. Скромно. Художественные достоинства — вот эти барельефы на фронтоне (ныне в печальном состоянии, едва различимы).
И над аркой (со стороны Манежного).
Также — «лентой» опоясывает дом этот декор между вторым и третьим этажом:
Одинокий балкон в торце:
От дома Маяковского идем к началу Манежного переулка.
В арке дома №8 видим граффити «Поэты». Рядом с первым героем — Чуковский и Бродский.
О них сейчас и поговорим.
Дом Чуковского
На углу двух переулков — Манежного и Радищева, Корней Иванович Чуковский прожил почти 20 лет, с 1919 по 1938, пока не перебрался в Москву.
Сначала — в квартире № 8 на четвертом этаже, а потом в другой, этажом ниже. Окно небольшого кабинета писателя, заваленное книгами и рукописями, выходило на Спасо-Преображенский собор.
Чего только не хлебнул здесь создатель «Мухи-Цокотухи» и «Доктора Айболита». Он один их первых литераторов, на кого ополчилась советская власть. Сама Надежда Константиновна Крупская призывала выкинуть на свалку истории «идеологически вредные» произведения Чуковского, мол, не нужны нашим детям все эти сказки. В итоге писателю пришлось публично каяться. К счастью, гонения быстро закончились.
Уже в наше время на углу дома появилась композиция с узнаваемыми героями Чуковского. «Ехали медведи на велосипеде. А за ними кот задом наперед».
Огибаем ограду Спасо-Преображенского собора.
Позади остается дом Чуковского.
И выходим на улицу Рылеева, где в доме №2 жила семья Бродских. Мы знаем главный адрес, на углу Пестеля и Короленко, в доме Мурузи. Но туда они переезжают в 1955, а до этого ютятся в 16-метровой комнате — в двух шагах, на другом конце Преображенской площади.
О Спасо-Преображенском соборе Бродский часто вспоминал в своих эссе и интервью.
«В военные годы в его подземелье размещалось бомбоубежище, и мать держала меня там во время воздушных налетов в большом ящике для поминальных записок».
И еще:
«Садик был обнесен чугунной оградой, поддерживаемой стволами пушек с перевернутыми вниз жерлами. Они соединены тяжелыми цепями, на которых самозабвенно раскачивались дети».
А вот и тот самый дом Мурузи. Здесь поэт проведет юность, и он останется вплоть до эмиграции в 1972 его единственным официальным адресом в Ленинграде (все иное — это съемное жилье без регистрации).
Дом Мурузи
Я назову его как положено в исторических справочниках, поскольку он связан не только с именем Иосифа Бродского.
В 1879 году трехкомнатную квартиру в дворовом флигеле снимает Николай Лесков, написав здесь «Левшу».
А 10 лет спустя в доме поселились Зинаида Гиппиус и Дмитрий Мережковский — главная пара русского символизма (именно Мережковский впервые употребил этот термин).
Их квартира надолго становится литературным салоном №1 в Петербурге. Точнее, они снимают в течение 24 лет поочередно три квартиры в доме Мурузи на разных этажах. На вечера приходят не только литераторы, но и философы, религиозные мыслители и просто экстравагантные люди всех мастей. Если творческий человек на рубеже XIX-XX веков хотел чего-то добиться, то миновать салон Мережковских он никак не мог.
Дмитрий Сергеевич — «мозг», а Зинаида Николаевна — «душа» компании, к тому же имеет вес в столичных издательствах. По словам Георгия Адамовича, Гиппиус была «вдохновительницей, подстрекательницей, советчицей, исправительницей, сотрудницей чужих писаний, центром преломления и скрещения разнородных лучей».
Например, Александр Блок и Сергей Есенин многим ей обязаны на пути к славе.
К слову, Александр Александрович Блок бывает в доме Мурузи не только у Мережковских, но и у своего закадычного друга, Владимира Пяста. Его мать содержит здесь также частную библиотеку, где в том числе проходят собрания «Цеха поэтов», созданного в 1911 Николаем Гумилевым. Кроме Гумилева в объединение входят Анна Ахматова, Осип Мандельштам, Сергей Городецкий и другие таланты.
После революции, в 1919 одну из бывших барских квартир занимают переводчики издательства «Всемирная литература» — проект Максима Горького, который помог выжить голодающей интеллигенции. Той же Анне Андреевне Ахматовой, например.
Чуть позже студия «всемирки» перебирается в дворец Елисеевых на Мойке, а Гумилев учреждает в оставленном ей помещении «Петроградский дом поэтов» (перекличка с прежним «Цехом»). На правах Мастера он собирает вокруг себя молодые дарования — часто не имеющих хлеба насущного, но жаждущих Слова. Так Гумилев возвращается в дом Мурузи 8 лет спустя — уже в другой стране.
Кроме чтения стихов здесь разыгрываются «сценические действия», сочиненные самими поэтами. Все оборвалось с арестом и казнью Николая Степановича в 1921.
В октябре 1922 в дом Мурузи вместе с матерью переезжает в возрасте 3 лет Даниил Гранин, будущий автор «Блокадной книги». Отсюда он ушел на фронт в 1941 году, вернувшись в 1944 году. Здесь родилась его дочь.
Помимо реальных, в доме Мурузи действуют и вымышленные герои. Говорят, что именно здесь произошла история, которую описал в повести «Гранатовый браслет» Александр Николаевич Куприн — он часто бывает здесь в гостях у своего родственника Дмитрия Любимова.
Несколько лет жена Любимова получала письма от неизвестного поклонника и в конце концов действительно — гранатовый браслет в подарок.
Наконец, в 1955 году в дом Мурузи переселяется семья Бродского. Родители обменяли две комнаты в разных местах на одну большую, 53 метра. Как отдельная квартира, и в двух шагах от прежнего адреса на Рылеева!
Иосиф Александрович называл это место «полторы комнаты» — арочные своды делят огромную комнату, меньшую часть которой будущий поэт отвел себе.
«Я жил вместе с родителями в коммунальной квартире. У нас была одна большая комната, и моя часть от родительской отделялась перегородкой.
Перегородка была довольно условная, с двумя арочными проемами. Я их заполнил книжными полками, всякой мебелью, чтобы иметь хоть какое-то подобие своего угла. В этом закутке стоял письменный стол, там же я спал.
Человеку постороннему, особенно иностранцу, мое обиталище могло показаться чуть ли не пещерой. Чтобы попасть туда из коридора, надо было пройти через шкаф: я снял с него заднюю стенку, и получилось что-то вроде деревянных ворот».
Интерьер комнаты утрачен, сохранился только абажур, который висел над обеденным столом.
В этом пространстве теперь музей Бродского. Он так и называется — «Полторы комнаты». Благодаря его создателям выкуплена и соседняя жилплощадь, так что экспозиция гораздо больше 50 метров.
Кстати, сам Бродский долгое время думал, что живет в бывшей квартире Мережковского и Гиппиус, и это гипотетическое пересечение во времени и пространстве подпитывало его собственное творчество. Исследователи выяснили, что поэт заблуждался. Но… на самом деле это не так важно.
Тот самый балкон:
В одной из действительных квартир «безумной» четы Мережковских на пятом этаже ныне — также творческое пространство, где периодически устраивают выставки и лекции.
Внутри:
Вид из окна:
Вид с балкона в новогодные праздники:
Вот такой дом-феномен, стены которого помнят столько гениев русской литературы, что хватит на целую хрестоматию.
Перспектива улицы Пестеля:
Преображенская площадь — как некий культурный эпицентр Литейной части. По всему периметру — знаковые адреса. Следующий — дом №2 по Манежному переулку. Если стоять спиной к собору, то он справа.
Над аркой, в простенке второго этажа висит мемориальная доска, на которой мы читаем, что с 1912 по 1915 год в этом доме жила поэт, богослов, христианская подвижница — мать Мария (Скобцова). Монахиня Константинопольского Патриархата, причислена к лику святых.
На тот момент она еще не предполагает, какая судьба ее ждет.
Как богемная дива стала монахиней
В 1906 семья Елизаветы Пиленко переезжает в Петербург. Как тысячи сверстниц в те годы, юная Лиза увлекается литературой, пишет сама. На одном из поэтических вечеров слышит Александра Блока. Проглотив за три ночи «Стихи о Прекрасной Даме», «Пузыри земли» и «Город», Лиза, выяснив адрес автора, бесстрашно пошла к нему на квартиру.
Всю ночь молодые люди говорили о поэзии, а спустя неделю посыльный принес ей желтый конвертик со стихотворением Блока:
«...Я хотел бы,
Чтобы вы влюбились в простого человека,
Который любит землю и небо
Больше, чем рифмованные и нерифмованные речи
О земле и о небе.
Право, я буду рад за вас,
Так как – только влюбленный
Имеет право на звание человека».
Так и вышло: несколько лет спустя Лиза выходит замуж за юриста Дмитрия Кузьмина-Караваева. Вряд ли по любви, скорее, из уважения — жених один из организаторов упомянутого выше «Цеха поэтов» с Николаем Гумилевым. Очевидно, молодые супруги бывали у Мережковских, но чаще в другом знаменитом салоне — «Башне» Вячеслава Иванова.
В 1912 году выходит первый сборник Елизаветы — «Скифские черепки». Критика благосклонна, но пресыщенность пафосом богемы не дает покоя + как мы можем догадаться, безответная любовь к Блоку. Дальше следует развод с мужем, как раз с этого времени Елизавета и поселяется в Манежном переулке.
В лихие годы наша героиня вступает в партию эсеров, оказывается на юге и в 1918 при большевиках даже избрана заместителем городского головы в Анапе, заведовала образованием и здравоохранением. Вскоре красных вышибают деникинцы и военный суд приговаривает Елизавету к смерти «за комиссарство» — спасло заступничество Максимилиана Волошина и Алексея Толстого.
А потом Лиза вышла замуж за судью, который выносил ей приговор, и стала Скобцовой... В общем, не судьба, а настоящий киносценарий.
После крушения Белого движения Скобцовы следуют привычным для русских эмигрантов путем: Грузия – Константинополь – Сербия – Париж. Сначала известие об уходе Блока, затем смерть 3-х летней дочери служат причиной духовного переворота Елизаветы. Она разводится с мужем, принимает монашество под именем Марии, и всю оставшуюся жизнь посвящает людям в миру.
Жизнь эмигрантов в Париже в 1930-е годы — это голод, безработица и безденежье. Мать Мария создает для них на скудные пожертвования новый тип христианской общины — полубратство, полумонастырь с церковью Покрова Пресвятой Богородицы; сама убирает, готовит пищу, ухаживает за больными. Продолжая при этом писать стихи и богословские эссе, выступать с лекциями.
После немецкой оккупации в 1940 дом на улице Лурмель становится убежищем для евреев, беглых советских военнопленных и французских антифашистов. Их здесь укрывали, делали фальшивые документы, ложные свидетельства о крещении, помогали перебраться в «свободную зону», устраивали детей, родителей которых схватили во время облав.
В 1943 мать Марию арестовывают. Земной путь она закончила в газовой камере концлагеря Равенсбрюк, по некоторым данным заменив собой молодую русскую женщину за неделю до освобождения лагеря Красной армией.
В 2004 году мать Мария канонизирована Константинопольским патриархатом как преподобномученица. В лике святых почитает ее и Католическая церковь во Франции.
Дом, давший название сразу двум улицам
Дальше мы с вами снова перебираемся на правую сторону Преображенской площади — прямо напротив адреса матери Марии стоит приметный дом с колоннами.
Это дом Булатовых. Появился на свет в 1815 и принадлежал знатному роду. Глава семейства — генерал, герой Очакова и Измаила. А сын Александр — офицер Гренадерского полка, герой Отечественной войны с Наполеоном. В 1825 он вступает в «Северное общество» декабристов и в доме на углу Басковой и Спасской улиц собираются отчаянные сердца.
Накануне рокового дня Александра Булатова назначают заместителем «диктатора», князя Трубецкого, и фактически предводителем мятежных офицеров. На Сенатской площади он, по собственному признанию, порывается стрелять в новоиспеченного императора Николая I, но в последний момент не решается.
Вечером, после разгрома в парадной форме с орденами и шпагой Булатов явился в Зимний дворец, заявил, что он — один из руководителей восстания, сдал свою шпагу и потребовал для себя ареста и расстрела, как государственного преступника.
О реакции Николая I Булатов писал позже: «И что же? Вместо должного наказания, великодушный государь рад случаю, что может оказать еще щедрости свои. Он не только простил меня, целовал несколько раз и милостями своими привел меня в ужас и я остолбенел».
Вот она, неожиданная свобода... однако товарищи не поймут. В итоге наш герой добивается-таки собственного заключения в Петропавловскую крепость, где объявляет голодовку и вскоре умирает. Реальная причина покрыта мраком. Одна из версий — самоубийство (разбил голову о стену каземата).
Стоп, а причем тут Рылеев? Кондратий Федорович рекомендовал полковника Булатова в «Северное общество». Сколько раз он бывал в доме рядом с собором — вопрос риторический.
Как бы то ни было, именно этот факт послужил поводом для переименования Спасской улицы в его честь.
13 лет спустя трагических событий дом на углу двух улиц покупает коллежский асессор Лисицын и достраивает его. Левую часть с эркерами:
И флигель, что выходит на бывшую Баскову улицу и Артиллерийский переулок (на фото слева).
Там много лет находилась редакция журнала «Русское богатство» под началом Владимира Короленко, наконец, он и жил здесь же в 1910-1915.
Вот откуда у нас улица Короленко вместо Басковой.
А литературная история дома с колоннами не заканчивается! Кроме поэта-декабриста Кондратия Рылеева и писателя-реалиста Владимира Короленко, с ним связан Алексей Плещеев, еще один классик. На его квартире в 1883-1884 работает редакция журнала «Отечественные записки».
И для полного счастья еще один факт.
Дом Булатовых специалисты по творчеству Достоевского называют как один из возможных прототипов дома семейства Епанчиных в романе «Идиот».
Вот такое сплетение судеб, вымышленных и реальных — все в одном доме.
Дальше по улице Короленко мы подходим к улице Некрасова. На углу — шедевр эклектики, бывший доходный дом Николая Чайковского, а ныне Детская школа искусств имени Рахманинова. Перекличка музыкальных фамилий)
На самом деле Николай Васильевич Чайковский не имеет никакого отношения к великому композитору. Забавно, что он к тому же полный тезка известного революционера-социалиста. Владел наш герой несколькими домами в Петербурге. В одном из них сейчас кинотеатр «Художественный» на Невском проспекте, а другой — в двух шагах, разбирал его в статье:
Ну а дом №2 по улице Короленко, он же №4 по улице Некрасова мы подробно рассмотрим в одной из следующих прогулок. Сейчас поворачиваем налево:
И проходим небольшой участок по Некрасова мимо Театра кукол:
До улицы Чехова:
С ней у нас связано два героя, два важных адреса. Но сперва остановимся у первого дома по левую руку.
Пример того, как заведения общепита весьма неплохо используют культурные бренды:
Сергей Александрович жил некоторое время в 500 метрах отсюда, на Литейном проспекте, 33. Сегодня он остается у нас за кадром, просто фиксируем место.
А на четной стороне рекомендую зайти во двор дома №14.
Летом там буйство винограда на дворовом флигеле.
Это была прелюдия, а теперь главное.
Бывший Эртелев переулок связан с двумя людьми. Это Алексей Суворин и Антон Павлович Чехов.
Как вы понимаете, последний «виноват» в нынешнем названии улицы. При том, что как и Рылеев, он не жил, а бывал здесь регулярно. Правда, в отличие от декабриста, нам четко известно, когда и на протяжении какого времени. А именно — наездами, во время визитов в Петербург с 1895 по 1903 Чехов останавливается в доме Суворина. Когда-то всего на два дня, когда-то — до трех недель. И раньше Антон Павлович гостит у него (с 1888 года), только по другому адресу на улице Жуковского.
Что это за человек такой, Суворин?
Можно сказать, что это «литературный отец» Антона Павловича — благодаря ему писатель стал получать адекватные стабильные гонорары и вышел к массовому читателю. Суворин печатает Чехова в своей газете «Новое время», издает его сборники, всячески опекает. Много лет их связывает крепкая дружба — совместные праздники, творческие вечера, путешествия, несмотря на существенную разницу во взглядах на российскую действительность.
Алексей Сергеевич — один из крупнейших издателей конца XIX века. Либералы ненавидели его за консерватизм и услужливость власти — Михаил Салтыков-Щедрин как-то обозвал суворинскую газету «Чего изволите?»
Однако Суворин жил по принципу «собаки лают, караван идет». Он сам начинал как публицист, причем бунтарского характера. Затем покупает типографию, издает собственную газету, а дальше все, что можно продать. От календарей и анекдотов до серии «Дешевая библиотека», благодаря которой читатель мог за доступные деньги приобрести Пушкина, Гоголя, «Историю государства Российского», зарубежных авторов.
Типография и дом Суворина
К моменту расцвета своей империи Алексей Сергеевич «оккупирует» Эртелев переулок.
В 1885 строит здание типографии:
Здесь печатаются «Новое время» и все книги, здесь же размещается контора издательства. К слову, условия труда у Суворина — передовые. Самая современная на тот момент техника + рабочие получают почти вдвое больше, чем станочники на петербургских заводах.
А чуть позже, в 1893 он строит на противоположной стороне жилой дом для семьи и ведущих сотрудников.
Антону Павловичу Чехову предоставлялась отдельная квартира. Литератор Александр Амфитеатров пишет:
«Бывая в Петербурге, Чехов обыкновенно стоял у Сувориных. Заботами хозяйки ему была устроена славная квартира-гарсоньерка в дворовом флигеле, на третьем этаже, — превосходные спальня и приемная, прихожая и кухня».
Дом, конечно, чудесен. Никакой налет времени не скроет его достоинство.
В парадной:
Архитекторы Харламовы гармонично «вписали» дом Суворина в существующую застройку. Перед ним — бывший экипажный магазин и доходный дом Неллисов в «кирпичном» стиле:
На улице Чехова есть еще один приметный дом — через 70 метров от Суворина, на нечетной стороне.
Доходный дом Всеволода Краевского — доктора медицины, «отца» русской физкультуры. 1882 год рождения по проекту Михаила фон Вилькена:
Один из главных шедевров петербургской эклектики:
Мимо них не пройдешь:
Кадуцей:
А мы тем временем приближаемся к финалу. Впереди — перекресток улицы Чехова и Жуковского:
И сразу за поворотом направо нас ждет последний адрес.
Дом Бриков
В исторических справочниках он — дом Брискорна, но я называю его по имени самых знаменитых обитателей. Строго говоря, до 1918 года это так называемые «меблирашки» или апарт-отель по-нынешнему. Средней руки, с удобствами и претенциозным названием:
С точки зрения архитектуры — добротная эклектика 1900 года.
Но сейчас нас интересует не архитектура, а герои.
В 1915 в одну из квартирок въезжает чета Бриков, Осип и Лилия. Он — помощник присяжного поверенного, она — домохозяйка. Оба не чужды литературе, но больше всего жаждут знакомства с кем-нибудь из «настоящих» поэтов. Такой случай им представляется.
Однажды младшая сестра Лилии, Эльза заявляет, что неожиданно встретила на углу Невского и Литейного старого знакомого, поэта Маяковского.
«А, тот самый футурист, что ухаживал за тобой в Москве?», – отзывается Лилия.
– Да, и я пригласила его к вам в гости.
– Ужас какой! Только не проси его читать стихи.
Ничего странного в реакции старшей сестры нет, поскольку само слово «футурист» в 1910-е означало нечто сродни панку в 1980-е. Вызов привычной морали и скандал на ровном месте.
Тот вечер перевернул все. Лилия Брик вспоминала:
«Мы услышали в первый раз «Облако в штанах». Это было то, что мы так давно ждали. Последнее время ничего не могли читать. Вся поэзия казалась никчемной — писали не так и не про то, а тут вдруг и так и про то.
Первый пришел в себя Осип Максимович. Он не представлял себе! Думать не мог! Это лучше всего, что он знает в поэзии!.. Маяковский — величайший поэт, даже если ничего больше не напишет.
Ося взял тетрадь с рукописью и не отдавал весь вечер — читал. Маяковский сидел рядом с Эльзой и пил чай с вареньем. Он улыбался и смотрел большими детскими глазами. Я потеряла дар речи. Маяковский взял тетрадь из рук О. М., положил ее на стол, раскрыл на первой странице, спросил: «Можно посвятить вам?» — и старательно вывел над заглавием: «Лиле Юрьевне Брик».
Вскоре Маяковский снимет комнату в доме №52 на улице Надеждинской, чтобы быть ближе — адрес, с которого мы начали нашу прогулку. А через год раздастся злосчастный звонок: «Я стреляюсь, прощай, Лилик».
Игра это была или реальное намерение...кто знает. При этом говорят, что если когда-то даже «в шутку» человек собрался покончить с собой, рано или поздно он это сделает всерьез. Для Маяковского этот путь занял 14 лет. А начиналось все здесь, на улице Жуковского.
Напоследок зайдем в парадную.
На обеих стенах — загадочный персонаж:
Вместо заключения — отрывок из поэмы «Флейта-позвоночник».
Если правда, что есть ты,
боже,
боже мой,
если звезд ковер тобою выткан,
если этой боли,
ежедневно множимой,
тобой ниспослана, господи, пытка,
судейскую цепь надень.
Жди моего визита.
Я аккуратный,
не замедлю ни на день.
Слушай,
всевышний инквизитор!
Рот зажму.
Крик ни один им
не выпущу из искусанных губ я.
Привяжи меня к кометам, как к хвостам
лошадиным,
и вымчи,
рвя о звездные зубья.
Или вот что:
когда душа моя выселится,
выйдет на суд твой,
выхмурясь тупенько,
ты,
Млечный Путь перекинув виселицей,
возьми и вздерни меня, преступника.
Делай что хочешь.
Хочешь, четвертуй.
Я сам тебе, праведный, руки вымою.
Только —
слышишь! —
убери проклятую ту,
которую сделал моей любимою!
P.S. На этом прощаюсь. До встречи и хороших вам прогулок!
P.P.S. Также приглашаю вас в Telegram-канал — выкладываю то, что не вошло в статьи на Дзен + анонсирую экскурсии по самым чудесным местам Петербурга.