После того как по селу бабы перестали судачить о Марии с Володькой, прошло несколько дней. Венька внимательно наблюдал за другом, наконец не вытерпел и спросил.
— Ну как, жениться ещё не передумал?
— А почему я должен передумать, — задал ответный вопрос Володька, копаясь в моторе своей машины.
— Да говорят про тебя с Пыжовой разговоры по селу пошли, вот я и подумал, может Нинка скандал устроила.
— Никаких скандалов у нас не было. Поговорили, я всё честно рассказал, вот и все дела. После этого наоборот, всё только лучше стало.
— Ну да, ну да, — протянул Венька, — Нинка баба умная, сплетням разным верить не станет. Рад за тебя, а то я уже расстроился. Думаю свидетелем пригласили, а свадьбу возьмут и отменят.
— Будешь свидетелем, не волнуйся, всё хорошо, — Володька похлопал Чередина по плечу.
В тот же вечер, Венька стоял около дома Пыжовых и бросал в окно снежки, вызывая Машку на улицу. Вместо неё выглянула Евдокия и прокричала.
— Чего тебе?
— Машу позовите, поговорить нужно.
Евдокия отошла от окна и направилась в комнату дочери.
— Машка, ты что, с Венькой Череденым шуры-муры закрутила?
— Ещё чего, нужен он мне, — ответила Маша.
Она лежала на кровати и листала журнал работница.
— Так чего он тогда припёрся? Вон под окнами маячит.
Маша поднялась с кровати и побежала в большую комнату, выглянув в окно, увидела у калитки Чередина: “Я сейчас, погоди минуту”, крикнула она в раскрытую форточку, и стала быстро одеваться.
— Ты куда это собралась, говоришь нет ничего, а сама несёшься к нему со всех ног как оглашенная, — Евдокия загородила дочери дорогу.
— Мам, отойди в сторону, я же сказала что ничего нет, значит так оно и есть. Просто у меня с ним дело одно, которое мы вместе решить должны.
— Какое ещё дело? — взвилась Евдокия.
— Потом расскажу, мам, всё потом, а сейчас отойди в сторонку и не мешай, — Маша попыталась обойти мать.
— Смотри у меня, — Евдокия пригрозила дочери пальцем, — мне такой зять, как этот Венька, даром не нужен. Он кобель каких свет не видывал, уж за кого, за кого, а за этого, замуж тебя точно не отдам.
— Мам, не беспокойся, ты же знаешь, за кого я выйду, так что всё нормально.
Маша наконец-то отстранила мать и вышла на улицу. Морозный воздух тут же ударил ей в лицо. От него, казалось даже воздух слегка поскрипывал. В свете уличного фонаря на оконных стеклах сверкали блескучие искры, и слегка позвякивали сосульки намерзшие на бельевой верёвке. Небо сегодня было затянуто тучами, и вместо луны и звезд, скрывшихся где-то там, в густых облачных клубах, улицу освещал один единственный фонарь у дома напротив. Маше захотелось вернуться обратно, в уютное тепло деревенского дома. Но она сделала над собой усилие, и рывком отворила калитку.
— Ты чего так долго вошкалась, околел совсем на этом проклятом морозе. Середина февраля уже считай, а холода и не думают отступать, — недовольно пробурчал Венька.
— Мать разборки устроила, пришлось задержаться, — пояснила Маша, — зачем пришёл, случилось чего?
— Случилось, план твой не сработал. Не поссорились они, наоборот, всё у них лучше прежнего стало, того и гляди расписываться побегут.
— Ты откуда знаешь, что ещё лучше стало? — с недоверием спросила Маша.
— Так Володька мне сам всё и рассказал. Я ждал, надеялся что жаловаться начнёт, о том что Нинка его прогнала. Только он молчит и молчит. Не удержался, сам стал расспрашивать, он мне всё и выложил. Так что теперь делать собираешься?
— Погоди, дай подумать, — Маша озабоченно потёрла лоб ладонью, а потом спросила, — у тебя кажется сестра в райцентре в больнице работает?
— Работает, ну и что, только не в больнице, а в регистратуре. Это к делу как относится?
— Какая разница в регистратуре или санитаркой, главное, что в больнице. Она должна нам справку достать?
— Какую?
— О том что я беременная, срок примерно месяца два.
— Ты что, умом тронулась? Где она тебе эту справку возьмёт, на коленке нарисует что ли? Справки врачи выдают, а Таська только карточки пациентам.
— Вот говорят что мужики тупые, и правда, — Машка недовольно посмотрела на Веньку, — у Таски твоей, наверняка все врачи знакомые, ты только сведи меня с ней, а остальное моя забота.
— А кому ты, её показывать собралась, Володьке что ли? Он тебя на смех поднимет, между вами ведь ничего не было. Заработаешь себе славу гулящей в селе, с такой справкой.
— Ты меня за идиотку держишь? Конечно я Одинцову показывать ничего не собираюсь. Я к Нинке пойду, ей откуда знать, было что между нами или нет. Только ты подстрахуешь меня.
— Как?
— Если станет спрашивать, скажешь что встречались мы с ним у тебя дома, и не один раз. Ясно тебе?
— Ясно, только боюсь и на этот раз ничего не выйдет.
— Не каркай раньше времени. Нам главное поссорить их, и для этого нужно сделать всё. Ладно, ты домой сейчас иди, в самые ближайшие дни, нам нужно к сестре твоей попасть. А я пойду к Лизке Емелиной схожу, обговорить кое-что требуется.
Венька расспрашивать больше ничего не стал. Мороз достал его так, что пришлось отвернуть уши на шапке. Поэтому он живо засеменил в сторону своего дома. А Маша направилась на другой берег речки, где жила Лизка, а по соседству с нею Нина. Пока бежала до Постояловки, сильно продрогла. “Хоть бы Лизка дома была, а то может бродит где”, думала Маша, согревая дыханием озябшие в варежках ладони. На её счастье в доме у Емелиной светилось два окна. Она быстро забежала на крылечко и забарабанила ногой в дверь.
— Кого черти принесли? — раздался за дверью недовольный голос хозяйки.
— Лиза, это я, отворяй побыстрее.
— Машка, ты что ли, чего в такую стужу по улице шастаешь?
— Да отворяй же ты холера, заморозила совсем. Дело у меня к тебе, вот и пришла.
Послышался грохот отодвигаемого засова, и дверь наконец распахнулась. Маша быстро юркнула внутрь, и Лизавета закрыла за ней дверь. Войдя в комнату, Пыжова осмотрелась. Печка была давно не белена, кое-где по бокам отвалилась штукатурка, обнажив голые рёбра кирпича. На окнах застиранные занавески, покрывшиеся пылью и сажей. Разобранная кровать с несвежим бельём, и стол, уставленный бутылками и недоеденной закуской. Воздух был настолько спёртым, что Маша чуть не задохнулась.
— Ну чего пришла, говори, — нарушила молчание Лизавета.
— Ты должна продолжать сочинять разные сплетни. Только на этот раз не про нас с Одинцовым, а про Нинку Свиридову.
— А что я про неё сочиню, если она дома сидит, с Володькой своим ненаглядным.
— Но она же на работу ходит, в магазин, или ещё куда. Мужики то ей на пути попадаются. Вот ты и присматривайся повнимательнее, может поговорила с кем, улыбнулась. Ну а дальше всё как ты умеешь. Лиз, ну разве мне тебя учить?
— Ладно, сделаю, — пообещала Емелина, — ты там ничего здоровье поправить не принесла?
— Нет, не принесла. Я ведь к тебе поначалу идти не собиралась, всё как-то само собой получилось, вот и не захватила. Ты завтра на почту загляни, я прихвачу у матери шкалик.
— Вот это дело, вот за это, я тебя Машка уважаю, — широко заулыбалась Лизавета.
— Ну значит договорились, за Нинкой в оба следи, и если даже какой пустяк заметишь, сразу из мухи слона делай. А теперь пошла я, затвори за мной дверь.
Оказавшись на улице, Маша набрала полные лёгкие воздуха, и едва смогла раздышаться. Проходя мимо дома Нины, приостановилась. Окна зашторены занавесками, но на них отчётливо были видны тени, Володька обнимал Нину. “Милуетесь, голубки, ну милуйтесь пока, недолго вам осталось”, с ненавистью подумала Пыжова.