Аглая. Повесть. Часть 19.
Все части повести здесь
Анфиса Павловна испуганно прикрыла фото Аглаи рукой, Сазон Евдокимович сделал неловкую попытку вообще убрать журнал туда, откуда достал – за пазуху, но Иван подошёл, посмотрел на всех своим острым взглядом с прищуром, спросил:
-Ну, чего там у вас?
-Ванюш! – начал председатель – я тут чё пришёл-то…
Но Иван молча убрал руку матери с журнала и посмотрел на фото. Сначала взгляд его оставался непроницаемым, потом глаза вспыхнули удивлением, нежностью и любовью одновременно.
-Ателье Ткацкого Комбината номер один – прочитал вслух Иван мелкую надпись под фото.
Демьян Егорыч подошёл к сыну и помахал у него перед носом сжатым кулаком:
-Не смей, Ванька, слышь, не смей! Не знаешь, поди, чем они, эти финтифлюшки модельные, живут-то?! Вот тем самым и живут! Опозоришь нас и сам опозоришься!
-Да хватит вам, тятька! – заорал Иван – чай, сам с головой, сам знаю, что мне делать надо!
Он вышел во двор, хлопнув дверью. Анфиса Павловна запричитала, сложив полные руки на груди, красный от гнева Демьян Егорович грузно опустился на скамью, закричал на жену:
-Вот оно, твоё воспитанье! Ванюшка то, Ванюшка сё! А Ванюшка вона теперя делает, чё хочет! Гляди-ка, уедет к этой потаскyхе, я тебе самолично последние космы повыдираю.
-Ну, ладно, дорогие, я пошёл, меня Марья…хм… ждёт – Сазон Евдокимович поспешил уйти, чтобы не слышать ссору.
Но Анфису Павловну было не так-то просто напугать. Она упёрла руки в налитые бока и пошла на мужа:
-А ты чего это, стручок старый, тут развопелся, как раненый вепрь?! За что это мне космы?! А можа, тебе надо повыдирать?! Сыночек-то у тебя единственный, твоё енто воспитание такое!
-Да ладно тебе, Анфисушка – примирительно сказал Демьян Егорович – ну, чего ты? Успокойся, Ванятка-то только что с армии пришёл, куды ж он побегёт. Только ты вот что, Анфиса… Поговори-ка с бабами у колодца, мол, так и так, видела в журнале, и, мол, модель она… А дальше бабы сами знают, чё судачить… А судачить они будут недоброе, так что Ванятка и видеть не захочет её.
-Хм! – Анфиса Павловна горделиво передёрнула плечами – ещё чего! Буду я тебе по колодцам сплетни таскать! Ты, Демьян, хуже бабы…
С полатей их разговор слушали смешливые девки, и то боялись, что родители снова поссорятся, то утыкались друг другу в плечи, трясясь от беззвучного смеха.
И хотя Анфиса Павловна была выше того, чтобы с бабами сплетни собирать, скоро вся деревня гудела от слухов про Аглаю. К дому Сазона Евдокимовича то и дело стекались девки да парни молодые, вызывали Софью и просили показать им журнал, а увидев фото своей землячки, начинали ахать и охать. То тут, то там раздавалось:
-Ааах, ты посмотри, Груня, платье-то, платье-то какое!
-Санёк, видал, как кудри крутить надо! Накрути такие своей кобыле – цены ей не будет!
-Матрёна, глянь-ка, у ей глаза со стрелками-то, аж чёрно, да так браво прямо, как по линеечке!
-Сёмка, смотри, смотри девка-то фигуристая! Ох, сорвал кто-то цветочек!
В общем, в эти дни дом Сазона Евдокимовича стал самым популярным в деревне.
Стеша с презрением обходила все эти разговоры – она прекрасно понимала, что думают её односельчане. Фото Аглаи она одна из самых первых увидела у Марьи Степановны, и тихо радовалась за свою подругу.
Когда же в конце журнала самый дотошный обнаружил фразу: «Модели ателье при ткацком комбинате представлены закройщиком-конструктором Аглаей Калашниковой и модельером Капитолиной Францевной, а также закройщиком-конструктором второй категории….», то вся деревня вообще на уши встала. Чуть не спорили и не дрались вездесущие и всезнающие молодые девки:
-Да быть такого не может, чтобы одновременно и закраивала, и показывала! Как это так?! Она же создаёт, и она же по ковру ентому ходить?! Враньё всё это!
-Много ты понимаешь! Можно подумать сама там училась!
-Да уж поболе тебя!
Один Иван после того, как увидел это фото, ни разу никому не высказал, что он обо всём этом думает. Но словно нарочно при нём то тут, то там вспыхивали разговоры:
-Просто так по ковру не походишь, умаслила кого-то Глашка одним местом!
-Модели енти все шалaвы!
-Твоя правда!
Иван старался не обращать внимания на этот трёп. Его волновало другое – как жить дальше и что делать. Если раньше, когда в его жизни была Аглая и её любовь, у него словно крылья вырастали, и он думал, что им, молодым, здоровым и при наличии такого чувства, покорится весь мир, то потеряв её, он словно лишился этих крыльев. Теперь ему не нужны были никакие города, не хотел он больше посмотреть мир, поехать куда-то, учиться.
Потому он согласился на предложение Сазона Евдокимовича, и стал его водителем. Машину он ставил у себя во дворе, и поутру, когда он выгонял её со двора и начинал протирать, вокруг него крутились местные мальчишки, задавая вопросы и с трепетом трогая корпус автомобиля.
Одно тревожило Ивана – самая любимая сестра Стеша избегала его, практически перестала приходить к родителям и старалась меньше находиться там, где могла встретить Ивана. Иван думал, что она презирает его или даже вообще ненавидит, но Стеша испытывала совсем другие чувства – она лишь жалела брата, чувствуя, что больше никогда им не быть с Аглаей, а ещё боялась того, что не выдержит и всё расскажет Ивану. А ведь она дала слово подруге, что не сделает этого, и не могла его нарушить, потому, как бы больно ей не было, она старалась избегать брата.
Несколько раз Иван встречался с Соней, когда приезжал за председателем. Она была всё также хороша со своим нежным девичьим личиком и огромными глазами. Фигурка казалась Ивану немного худоватой, но всё-таки приятные женские округлости в ней присутствовали, и Иван с удовольствием любовался ей, когда видел.
Как-то раз он встретил её аккурат около ворот, можно сказать, чуть не столкнулся с ней. Она вскрикнула от неожиданности, а он произнёс:
-ЗдорОво, Софья! Никак, напугал я тебя?!
-Да уж! – насмешливо сказала она – чуть не столкнул.
-Прости, не хотел. Не откажешь ли сегодня вечером опосля ужина сходить погулять к Калиновке?
Она смотрит на него чуть прищуренным взглядом, словно сомневается, что он всерьёз предлагает ей прийти на свидание, специально медлит, чтобы немного помучить его, потом говорит:
-Хорошо, давай прогуляемся. После восьми приходи сюда, я выйду.
Разговор этот слышит Сазон Евдокимович, который выходит к дожидающемуся Ивану. Чуть послушав, он с довольным лицом возвращается в дом, где хозяйничает Марья Степановна.
-Слышь, старуха! – улыбаясь, говорит он жене – похоже, после Успения свадебку сыграем!
-Да ты что?! – не верит та, прикладывая руки к груди – с чего взял?
-Разговорились оне наконец, он её гулять сёдни позвал, так что давай, матка, помоги ей нормально собраться-то.
-Она дитятко что ли? Взрослая девка, сама принарядится.
А Соня ждёт не дождётся вечера, целый день её девичье сердечко трепещет в ожидании встречи с любимым Ванюшей. Ничего она не может делать – всё валится из рук, ни о чём не может думать, боится только одного – а если не придёт? Хотя разве может он так с ней поступить? Нет, не может, не такой Иван, серьёзный он парень, и ей, Софье, нужно всё сделать, чтобы забыл он Аглаю.
Она тоже то фото, конечно, видела в журнале. Видела и обомлела – Глашка, их, деревенская Глашка – и модель! А когда по деревне слух прошёл о том, что она ещё и имеет непосредственное отношение к созданию этих прекрасных платьев, Соня от злости журнал тот порвала в клочья.
Пока Иван в армии был, она писала ему, конечно, но когда узнала, что видел он то фото с Аглаей, да и скрыть это было сложно, – вся деревня о нём судачила – думала, помчится он в город Аглаю искать. Но потом узнала, что пошёл он к её отцу водителем и успокоилась, видать, действительно Иван остыл к ней, охладел, да и правда, зачем ему такая девка шалапутная, как эта Аглая. Вот она, Соня, другое дело – себя блюла, письма Ивану писала, пусть хоть холодноватые и строгие, но тогда не знала она, как далеко их отношения зайдут, должна была присмотреться сначала.
Сейчас уже другое дело – вот и дожила она до того счастливого момента, когда Иван пригласил её на свидание.
После восьми вечера он осторожно стукнул в её окошко, она открыла створку:
-Обожди чуток. Сейчас платок накину.
Вышла к нему, он оглядел её с восхищением – светлая юбка, широкая, длинная, как в том модном журнале, что печатают для женщин, блузка нежно-голубого цвета, прозрачная, лёгкая, с широкими рукавчиками, сверху платок цветастый на плечи накинут, весь в розах, яркий, волосы распущены – настоящая русалка.
Они пошли к Калиновке, туда, где берег реки окутывала целая поросль молодых берёз. Кто-то соорудил меж двух деревьев лавчонку. Иван подстелил на неё свой пиджак, Софья села, а он стал собирать по берегу душистые, кудрявые ветки иван-чая и ещё каких-то цветов неизвестных. Насобирал, вручил букет Софье, та в него лицом зарылась – смущается.
-Мёдом пахнет – проронила наконец.
-Угу – Иван и сам смущался, чувствовал себя каким-то бирюком, чтобы прогнать это чувство, начал рассказывать Соне о своей службе, о том, как домой возвращался, что видел, где был, как пришлось ночевать в незнакомом городе потому что на нужный поезд опоздал, и как просидел он всю ночь на набережной, любуясь противоположным берегом, усеянным разноцветными огнями.
Когда закончил свой рассказ, спросил:
-Ну, а ты? Чем занималась? Расскажи.
Она встала, обошла берёзу, прислонилась спиной к её стволу:
-А что рассказывать? Я тебе в письмах всё писала. Обычные бабьи хлопоты-заботы, ничего интересного.
-Ну а… ждала?
-Кого? Тебя? А сам как думаешь?
-Сильно ждала?
-Сильно.
-Вот сейчас и проверим – он подошёл к ней, обхватил за талию, прижал крепко к стволу дерева и впился в её губы, обдавая жарким дыханием, чувствуя, как вспыхивает она от его поцелуев, словно береста.
-Сладко… - прошептал он, отстраняясь от неё, а потом резко – Соня, ты замуж за меня пойдёшь?
-А разве ты, Иван, любишь меня? А как же Аглая твоя? Или забыл ты её?
Он не ответил на первый её вопрос, сказал только:
-То, что до тебя было – то быльём поросло. Другой я теперь, Соня, совсем другой. А что Аглая? Она меня быстро забыла, честь свою девичью на поругание отдала, да и ходьба эта в платьях, батька говорит, туда просто так не попадают, а ясно, через чё. Ты знай только, Соня, что я тебя не обижу. Девка ты ладная, хорошая, верная – чего ещё желать. Будем жить семьёй, даст Бог детей – вырастим, в люди выведем…
И думал Иван сам про себя – а не пошёл ли он на этот брак только потому, что так ему удобно, тесть на работу пристроил, девка, уже считай готовая ему, батька дом обещал поставить, если свадьбу играть надумают, чтобы было, куда жену привести. Может, боится он трудностей, не может правде в глаза смотреть, а спрятался за этой вот кем-то построенной для него жизнью?
Он избегал задавать себе эти вопросы, вообще запрещал себе думать об Аглае.
А Софья думала о том, может, права её матушка, говоря, что её, Софьиной, любви, на них двоих хватит?
Ничего она в тот раз Ивану не ответила, но обещала подумать. Только вот настойчивости парню было не занимать, а потому объявили они вскорости родителям, что быть свадьбе после Успения.
****
Аглая подтыкала булавками тонкий шифон, который привезла из-за границы подруга Капитолины Францевны, какая-то известная то ли писатель, то ли поэтесса. Они шили платья для новой коллекции, с летящими юбками и длинными рукавами-фонариками.
Внезапно Аглая о чём-то задумалась, потом взяла карандаш, бумажку, и стала быстро рисовать, стирать, что-то черкать, потом опять рисовать. Её лицо осветилось каким-то внутренним светом – это было то самое вдохновение, которое приходило к ней внезапно и в любое время, она даже иногда во сне видела свои модели, а порой рисовала даже в общественном транспорте на клочках бумаги.
Из зала, где обычно проходили показы, пришла усталая Капитолина Францевна. Посмотрела на материал, на Аглаю, сразу всё поняла:
-Ну, показывай, что там у тебя, кудесница!
Аглая показала ей набросок.
-Смотрите, это будет очень женственно! Но нужно что-то… что-то вроде того тянущегося материала, который вы тогда привозили, синий, помните? Только нужен сочно-красный, под цвет вот этого шифона.
Капитолина Францевна согласно кивала, потом показала на прозрачные вставки по всей длине бёдер с боков по юбке:
-Аглая, это слишком откровенно! У тебя вставка закругляется прямо там, где располагается… гм… женское бельё.
-А если найти красивое, кружевное где-нибудь? И потом, есть же шарф…
-Нет, девочка моя, бельё красивое я, может быть, тебе и найду под это платье, но «там» – она многозначительно ткнула пальцем наверх – кто «там» разрешит это на подиум выпускать?
Они ещё немного подискутировали, и отправились по домам – время было позднее.
Комендант в общежитие посмотрела на неё:
-Всё в ателье пропадаешь, Калашникова? И когда ты себе мужа найдёшь? – с улыбкой спросила она.
-С моей работой – никогда – так же улыбнулась ей Аглая.
-Письмо тебе.
Аглая взяла конвертик. От Стеши. Поднялась в комнату – ей уже дали свою, распечатала письмо, быстро стала вчитываться в знакомые строки.
Скупо, в нескольких словах, Стеша сообщала подруге, что вскорости Иван женится на Софье.
Продолжение здесь
Всем привет, мои хорошие) Итак, свадьба Ивана и Софьи всё-таки состоится? Мне вот кажется, что Иван просто сейчас живёт не свою жизнь, и когда он это поймёт - тогда будет счастлив. А до того момента... Он будет всего лишь так думать или внушать себе это. Как думаете?
Желаю Вам гармонии с самими собой и с близкими. Спасибо, что Вы со мной рядом. Остаюсь всегда Ваша. Муза на Парнасе.