Пути Господни неисповедимы. Вот зачем Звяга появилась на свет? Никто не ответит. А она появилась. Как в насмешку над всем живым и прекрасным, нелепая, уродливая Звяга существовала бок-о-бок с нами, вызывая в каждом, видевшим ее, то ли отвращение, то ли жалость, то ли жалостливое отвращение…
Молоденькая двадцатилетняя Елена Алексеевна, выпускница педагогического училища, тем летом опекала группу десятилеток из неполных и неблагополучных семейств. Двадцать пять пацанов и девчушек были «за бесплатно» определены на отдых в городском лагере при центре социальной помощи.
Кто вообще придумал эти городские лагеря? Большего убожества Лена еще не видела. Одно дело – наслаждаться сосновым духом загородного «Орленка» или «Красного партизана» у какого-нибудь светлого озера или вдыхать морскую свежесть Артека (это уж совсем шикарно). Даже спортивные лагеря или трудовые – неплохая перспектива. Но устраивать свое чадо в душные казематы прокаленного насквозь города? На все смены? Зачем? Дичь!
Откуда ей, юной и зеленой совсем, было знать, что не у всех семей есть деревенские бабушки с их сельской волей вольной, что не каждый может заплатить за путевку в тот же «Орленок», и уж тем более, отправить отпрыска своего на море. Питомцы городских лагерей – дети небогатых, целыми днями впахивающих родителей. Хоть под присмотром ребенок. Хоть накормлен – слава Богу. А то ведь попадет еще в историю.
А некоторым папам – мамам – вообще наплевать. Школьная администрация от собеса путевку даст – и фиг с ним, хоть пожрет бесплатно дармоед. Спиногрыз. Достал, честное слово, удавил бы, да сидеть не хочется за соплю такую.
Потому и контингент в отряде был разношерстный – от нарядных румяных, домашних ребятишек до самостоятельных и угрюмых волчат в нестиранных неделями одежках. Лена от природы была смешливой и хорошенькой, на выдумки скорой. Она терпеть не могла строгости и разные лагерные порядки. Все перевернула с ног на голову.
Второй отряд вечно сам по себе: то в парк уйдут индейско-ковбойские войны устраивать, то КВН между детьми и вожатыми замутят, то поход, то слет, то еще что-нибудь придумают. В помещении не сидели. Хорошо, что к обеду являлись вовремя. А то бы Елене Александровне прилетело бы от начальства.
А так… Дети крепнут, загорают, здоровеют, набирают вес, вожатку свою обожают без меры. Хвостиком за ней везде. Неплохо бы девочке и грамоту дать, хорошая девочка, любит ребятишек. И, смотрите-ка, даже с трудными язык общий нашла.
Лена, и правда, нашла общий язык и с трудными ребятами. Но это – всего лишь везение. Десять лет – не тринадцать. В десять лет ребенок тянется к ласке, к хорошему отношению, как теленок к мамке. С ними пока легко. Так что, не в педагогическом таланте дело. Просто, получилось так. Вот и все.
В отряде были свои лидеры и отщепенцы. Лена Звягина оказалась именно изгоем. Несчастный ребенок родился с заячьей губой, отчего ее лицо было вытянутым, козьим. Пустые оловянные глаза ничего не выражали, речь толком не сформирована. От девочки плохо пахло, а над губой – корка засохших соплей. И вся она заторможенная, вялая, отрешенная.
Дети ее не обижали. Брезговали даже прикоснуться к ней. Дразнили издалека: Звяга!
- Это нехорошо, обижать девочек, - объясняла Елена Александровна.
- Почему? Она же страшная! – не понимали ребята.
- Не надо смеяться над инвалидом! – говорила Елена, - нельзя.
Не надо, так не надо. При вожатой никто девочку не дразнил. Обходили брезгливо стороной. На обеде не садились с ней за общий стол, Звяга жевала свою сардельку в полном одиночестве. Елена Александровна как-то из солидарности присела рядом с ней. Неудобно как-то, как прокаженная Ленка эта. Больше не садилась. Не смогла. Тошнота одолела.
Но надо быть педагогом до конца? Надо. Елена Александровна зорко следила, чтобы в адрес несчастной Ленки не летели оскорбления и тычки. Пробовала привлечь ее в игру. Подбадривала, как умела. На общем складе гуманитарной помощи отрыла симпатичные брючки и футболочку для девчонки. Самостоятельно выстирала и отгладила. Переодела ребенка. Хоть чистенькая стала. Хотя бы.
Звягина к концу смены даже улыбаться начала. Глазенки заблестели. В последний день смены, во время концерта, пробралась к Елене Александровне, и… прижалась к руке вожатки. А потом обняла ее и… поцеловала. Елена помнит, как потом в туалете, в тайне от всех, отмывая сопли с щёк, она, то и дело, склонялась над унитазом. Рвало и рвало от отвращения. Было противно. И ужасно стыдно. Елена ненавидела Звягину – та, как назло, осталась и на вторую, и на третью смену. И льнула, льнула, льнула к воспитательнице, как льнет любое любящее существо к объекту своей любви… Это было каторгой.
Осенью Елена Александровна уволилась и больше никогда не работала вожатой. Влюбилась. Вышла замуж. После замужества покинула педагогическую профессию навсегда. Об этом Лена не жалела нисколько. Зря только и училась, наверное. Муж на работу ее не гнал. Потихоньку Елену занесло в торговлю, где она и осталась, со временем занявшись собственным маленьким бизнесом. Денег – не ахти, но собственная кубышка потихоньку наполнялась. Ну и ладно.
Они пока снимали однушку в панельке. Соседом, живущим над Леной и ее мужем Сашей, оказался пьющий дед. Маргинал. Не повезло: напьется, не выключит кран, зальёт, забудет про это, опять напьётся. Хозяйка каждый раз указывала Елене на подтеки на обоях. Хотела увеличить оплату, проныра. Лена парировала ее претензии. Отбиваться удавалось. Но в голове другие мысли – надо съезжать. Ведь пьяный дедок может и газ не выключенным оставить как-нибудь ночью, когда все спят. Да и хозяйка квартирная наглеет…
Саша нашел другую квартиру. Уже и вещи собраны были и перевезены. Навели порядок. Ждали хозяйку, чтобы сдать ключи. Сидели на балконе, пили кофе, болтали. Вдруг из подъезда выскочила какая-то бродяжка. Вытянутое лицо, оловянные глаза. Звяга! Она что-то прижимала к рукам, то ли сумку, то ли кошелек. Видимо, у Звяги болели ноги или сил не было бежать – передвигалась она, как в замедленной съёмке. Через полминуты во дворе показался маргинальный дед.
С криками: «Воровка! Так-растак, деньги верни!» дед «бросился» в погоню. Но как бегают деды, да еще и пьющие? Очень плохо. Никак, честно говоря. Лена и Саша смотрели на процессию, не отрываясь. Это было завораживающим действием: ме-е-е-е-д-ленно! Как будто, гонки черепах. Звяга «стремительно» убегала, алкаш «стремительно» ее догонял.
Звягиной удалось скрыться. Саша, докурив сигарету и глотнув кофе, задумчиво произнес:
- Победила молодость!
А Ленка расхохоталась. Это было смешно и забавно! У нее, оказывается, такой ироничный муж. И приятно вот так: быть красивой и молодой. Иметь красивого и молодого мужа. И смеяться над алкашней.
***
Лена жила хорошо и прекрасно. Со временем удалось открыть сеть небольших магазинчиков. У Саши тоже все нормально. Он не сидел, сложа руки – авторемонтная мастерская приносила доход. Дело расширялось и крепло. Купили квартиру. Родили сына. Ни измен, ни драм в семье не было. И скандалов не было. Конечно, им завидовали. Наплевать. Пусть завидуют молча.
Павлик рос здоровым и беспроблемным. Семья ударно трудилась – на лаврах не почивала. Собственное дело – предприятие беспокойное, кто знает, тот согласится. Богатенькие родственники отсутствовали – во всем приходилось полагаться на самих себя. Саша и Лена так и делали. Полагались на самих себя. Потому и дом за городом, машины, квартиры, отдых за границей заслужили. Не возразишь.
Сашка уехал в очередную командировку. Лена решила взять себе выходной, забрать Павлика из сада, прокатиться в какой-нибудь ресторанчик с вредной (но такой вкусной едой), сходить в кино (тысячу лет там не была) на уморительную комедию, чтобы посмеяться с Павкой вдоволь. Так и сделала. Сыну осенью в школу. Пускай отдохнёт. Когда потом – начнётся «школьная пора» - от звонка до звонка – нелёгкая жизнь. Жалко даже ребятню. И себя немножечко жалко – уроки, поделки, собрания родительские, деньги на шторы, родительский комитет – зубы сводит!
Развлекались на всю катушку! Довольные, решили не возвращаться домой, а махнуть в городской парк, посидеть на зеленой травке, послушать птичье пение. Удобно расположились на клетчатом пледе (в машине у запасливой Елены есть все), достали корзинку с закусками, напялили на головы смешнючие панамки, только что приобретённые в торговом центре - умора, с ушками и рожками.
Упали на спину, загляделись на небо и пухлые, словно сахарная вата, облака. Павлик, воспользовавшись удобным случаем, набросился на мать с ворохом вопросов и вопросиком. Присел на уши, как говорится. Рассказал о предстоящей женитьбе на Катьке. Очень волновался: распишут с Катькой сейчас, или надо ждать. Может, мама взятку даст? Откуда у ребенка сведения про взятки? Откуда, откуда – воспитательницы языками чешут при детях, совести нет!
- Не, Павлик! По закону тебе жениться на Катюше нельзя. Рано! – ответила.
Павлик губу надул. Заикнулся снова про взятку. А мама, как заведенная: нельзя, нельзя, не по закону. А надо жить по закону. А Катя, если любит, дождется… А вдруг – не дождется? И что тогда?
- Переживешь как-нибудь. У тебя таких Кать миллион еще будет, - мама натянула панамку на глаза.
Ничего не понимает в любви. Ей-то хорошо, выбрала папку и радуется. А ему, Павлику, как?
- А миллион, это сколько?
Приставучка, прилипала, почемучка. Лена его так любит. Так любит, что сердце щемит. Пока зубами к стенке спит.
Она улыбнулась сама себе. Однако, Павлик отстал от нее с вопросами. Отвлекся на что-то. Или… кого-то.
- Мама, мам! Мама! – вдруг выдернул из дремоты тревожным голоском испуганного детеныша, - мама, а что это тетенька делает?
- Какая тетенька? – Лена резко открыла глаза, приподнялась. Панамка съехала на затылок и упала.
Недалеко от них на парковой скамеечке какая-то бомжиха расположилась. Лицо вытянутое, глаза пустые. Сидит, ногами болтает, мычит что-то такое про себя. Задрала футболку на животе и сосредоточенно что-то на себе ищет. Тезка. Бывшая воспитанница. Лена Звягина.
Павлик глаз с нее не сводит.
- Мамочка, а что она такое делает?
К горлу опять подобралась тошнота. Ну сколько можно? У нее уже рефлекс на Звягину, как у собаки Павлова.
- Пойдем отсюда, сынок.
- Ну почему-у-у-у?
- Я сказала – пойдем отсюда, - Елена прикрикнула на Павлика. Скатала плед и силком потащила сына к машине.
Звягина даже головы не повернула в их сторону. А Лену все мутило и мутило.
Автор: Анна Лебедева