Руки дрожат так сильно, что больно дышать. У Ахметовой теперь каждый вдох — сплошная боль. И даже коленка и локти от падения не так жалят, как чужие насмешки.
«Грязная!»
«Вафлежница!»
Их взгляды, наполнены не сочувствием, а угрозой. Айгуль — сама угроза для их чистоты, любое прикосновение к ней — опасно. Айгуль теперь чумная. Нет. Она опаснее. Чумных хотя бы жалели, а ее не пожалеет никто.
Айгуль час назад приняла душ, но ее кожа чешется так сильно, словно по ней бежит армия муравьев. Может, это от холода, да и плевать, если она замерзнет прямо здесь. Никто не будет по ней горевать, даже родители, что считают дочь виноватой во всем случившемся.
Айгуль садится на лавочку около подъезда и поджимает под себя ноги. Холодно так сильно, что она не чувствует тело. Лишь ее горячие слезы на щеках греют.
Наверное, скоро спустится отец искать ее, или сосед выйдет и загонит в подъезд. Она хочет вытереть лицо руками и зайти в дом, но не успевает. Горячие ладони ложатся на ее влажные щеки. Лоб прижимается к ее лбу, и ей даже не нужно открывать глаза, чтобы узнать Марата.
Не смотря на его внешность и вечные ссадины на теле, руки у него мягкие. Настолько мягкие, что она почти не чувствует, как ее лицо поднимают вверх.
Одинокий фонарь мигает над лавочкой. Снег падает мелкими хлопьями на темный ежик волос. Тихо. Он такой красивый, а она такая… такая грязная…
Айгуль всхлипывает. Безнадежно так, как и их отношения. Марат упрямится, не отпускает ее, лишь прижимает крепче к себе.
— В Москву поедем, слышишь меня? Там тетка богатая по отцу, на синей волге катается, бабла куча. Устроит нас, поняла?!
Он кричит на нее. И правильно делает, потому что услышать его тяжело. Он же врет, нет у него никакой тетки в Москве. Нет синей волги. И «их» с Маратом тоже нет.
— Айгуленька… я не вру. Я завтра… нет, пойдем сейчас!
Он снимает с себя куртку, закрывая ее с головой, и тащит в сторону своего дома. До него рукой подать, но Ахметовой кажется, что они идут уже целый час. Дверь открывает мать Марата, ее глаза темные, как и у сына, широко раскрываются при виде них.
— Мама, это моя невеста, Айгуль.
И заводит ее в квартиру, пока отец выглядывает из кухни и торопливо вытирает руки о штаны.
— Марат…
— Вова дома? — Марат оглядывается, но не отпускает Айгуль от себя ни на шаг.
— Нет же… а как вы… разувайтесь, я чай поставлю!
Мать Марата убегает, пока Марат садится на колени и снимает с нее валенки, но куртку оставляет на ее дрожащих плечах.
— Помнишь ты хотел меня к тетке отправить? Так я готов уйти от пацанов, но только с ней, пап.
И когда Айгуль видит, как взрослый мужчина в шоке раскрывает рот и не знает, что сказать. Она смеется. Громко так, будто ничего не произошло. Словно это неудачный анекдот кто-то рассказал, а она поверила, что это правда.
— Я люблю ее, пап. И уеду с ней.
Внутри Ахметовой что-то загорается. Тонкое и бледное, но оно есть.
Наверное, это и есть надежда…
С вами была старая кошка, Раиса Васильевна.
