Поселок Тукан, где я родился, расположен в самом центре горно- лесного района Башкирии. Был он раньше очень большой, в райцентр вела узкоколейка, жителей насчитывалось более 10 тысяч. Особенно кипел жизнью в 60-70е годы, но ныне, как и многие села, в запустении.
Февральскими и мартовскими метелями напластывает столько снега, что заметает избы по окна, а огороды и палисадники угадываются только по грядам снега над изгородями. Мать в письме писала, что испугалась собаки заглядывавшей в окно. Я немного упрекнул ее – ведь всю жизнь в деревне прожила, чего бояться-то? А сам вспомнил, как много лет тому назад испугался стука в окно утром –кровать моя рядом стояла.
Рано утром, мартовским воскресеньем, сосед и приятель Рафаилка Галимов махал руками и звал на улицу. Все бы ничего – он знал, где моя кровать стоит, но как он пробрался к окну и почему стоит на снегу на коньках, привязанных к валенкам?
Уговаривать меня долго не пришлось. Через несколько минут я привязал уже тонкими веревками коньки к своим валенкам и проковылял за ворота дома. Только теперь я понял, почему мой приятель был на коньках. Вчера была оттепель с небольшим дождем и подтаявший днем снег накрепко схватился ночным морозом в наст. Правда катались мы по огородам не долго- все выше всходившее солнце топило ледяную корку и мы стали проваливаться в снег.
Коньки у Рафаила были завидные- мы звали их дутики. В небогатое наше детство редко у кого были настоящие и новые коньки или лыжи. У меня были старинные «снегурочки» с загнутыми носами. Зато я мог кататься на коньках прямо по дороге! Поселок наш весь раскидан по пригоркам и укатанные санными полозьями дороги позволяли нам – ребятишкам кататься на санках и коньках морозными днями прямо вдоль по улицам.
В те годы лошадей было много. Не сказать, что через дом, но много. Зимой ездили на санях. На большие деревянные сани устанавливали плетеную из черемуховых прутьев коробушку с невысокими бортиками, бросали туда немного сена для удобства и впрягали лошадь. Если ехали по важным делам, в магазин, в гости- запрягали кошевку. Красиво сделанные сани со спинкой, где удобно сидели двое взрослых. Если кто-то катал ребятню, то нас усаживалось там много- навалом. На лошадях ездили везде и в любую погоду! Вот дороги и укатывались, чуть не в лед!
Особенно много было повозок на Масленицу. Тогда выезжали все. Украшали дуги лентами, привязывали бубенцы, и подвыпившие мужики катали баб и ребятню по деревне. В некоторых дворах держали по две лошади и запрягали парой. Это были зажиточные семьи, в которых было несколько сыновей, а значит работников, ведь убирать сенокос – тяжелая работа. И только один хозяин запрягал своих лошадей цугом. Для этого нужно было иметь особую упряжь и умение управлять повозкой. Звали его Паша-Хархара. Не знаю, откуда пошло это прозвище, но кажется, оно ему соответствовало. Это был не высокий, кряжистый, похожий на цыгана мужик лет 60-ти. Когда он ехал по деревне, все останавливались и смотрели, а Паша громко свистел с переливами и кричал скрипучим, прокуренным голосом:
– Паберегииись!!! Едрит твою в корень!!!
Все расступались, давая дорогу, а он довольный произведенным впечатлением, широко скалился стальными коронками во весь рот.
Так мы катались целый день, а к вечеру, на горе Маяк, что в центре поселка, сжигали чучело – провожали зиму.
Сейчас многое забылось, что-то вспоминается с улыбкой. Не всякий знает, что цугом – это одна лошадь за другой, а парой – это две рядом. Почти не осталось в нашем селе мужиков способных и желающих держать лошадь. Вымирает и меняется наша Российская деревня. Но ей Богу - вспоминается это все с милой, щемящей сердце тоской. Тоской по детству. Когда вся жизнь была у нас впереди, а родители молоды и здоровы.
Вот опять за окном метель, мерно гудит вентиляторами компьютер, а вспоминается теплая печь с проведенным туда светом, кот Васька в ногах и книга. Книга о теплых морях, дальних странах и необычайных приключениях Робинзона Крузо.
Хорошо быть узнаваемым
Июльский послеполуденный зной сушил скошенную траву на летном поле. Над взлетно-посадочной полосой стояло марево. Горячий воздух, поднимающийся от разогретой бетонки создавал подушку и не давал колесам прижаться к ней. Самолет, свистя двигателями, летел над полосой на высоте метра, прошел уже половину ее длины и наконец, полностью убрав обороты, экипаж сумел прижать машину. Воздух разорвал рев турбин в режиме торможения реверсом тяги и Ту-134 кое как остановился в самом конце полосы. Чуть постоял и освободив пространство для взлетающего борта, зарулил на стоянку.
Я стоял в тени здания нашего командно-диспетчерского пункта, ожидая машину для контрольного осмотра летного поля и решил подождать экипаж для уточнения причины столь длительного выдерживания самолета перед касанием. Экипаж вышел, механик бросился к заправщику а командир и второй пилот пошли по кругу вокруг машины с осмотром. На трап вышел долговязый, худой человек с длинными, развевающимися на ветру волосами и посмотрев вокруг взглядом человека попавшего на необитаемый остров, вынул из кармана цветных шорт телефон, начал разговаривать, жеманно жестикулируя и запрокидывая голову.
Экипаж двинулся ко мне, намереваясь зайти в штурманскую комнату для подготовки к дальнейшему полету, за ними по трапу легко сбежал светловолосый, высокий, круглолицый мужчина.
Ба! Так ведь это же Киркоров!- Узнал я говорившего по телефону долговязого.
Подошли командир и второй пилот, спросили, как пройти на метео и в штурманскую. _ Подушка держит?- спросил я. Да- ответил пожилой командир вытирая пот с лысины. –Да и самолет-то пустой, летучий. Не хотел приземляться. Киркоров, да десяток сопровождающих. Летим из Киева в Новокузнецк. Турне у него. И командир, кивнув в сторону артиста на трапе, прошел в здание.
Я обернулся к самолету и лицом к лицу столкнулся с подходившим легкими неслышными шагами человеком. Он озабоченно посмотрел на меня, приветливо улыбнулся- той улыбкой, которая вызывает ответную и я машинально захлопал себя по карманам, узнав Валдиса Пельша.
-Надо же! Ни ручки ни листка бумаги! Ничего! – только и смог сказать я, намекая на возможный автограф.- Да ладно! В другой раз - сказал Валдис и мы посмеялись возникшей ситуации. Он оказался словоохотливым, очень приятным в общении человеком. Мы коротко поговорили о полете. Надо же - сказал он. При каждой остановке для дозаправки, выбегает на трап и докладывает Алле. Уж о чем они там разговаривают. Молодожены. Как дети малые.- Мы опять посмеялись.- Слушай - сказал Валдис. А где здесь можно водички купить? В самолете только минеральная осталась, да и та какая-то очень соленая. – Ну только в вокзале - ответил я. –Там буфеты есть и ресторан. Я показал на проходную с перрона в аэровокзал и уже когда Пельш отходил, вдруг вспомнил, что он простой пассажир и крикнул:- может тебя проводить? Ведь не пустят ВОХРовцы обратно к самолету!
Валдис на мгновение остановился, потом сделал мне стандартную голливудскую улыбку и со смехом ответил - ну что же они телевизор не смотрят что ли?- Логично - ответил я, но решил подождать немного. Через несколько минут из дверей проходной показался Валдис с двумя двухлитровыми баллонами колы и глянув на меня, молча торжествующе поднял их над головой. Я помахал ему в ответ и усевшись в стоявшую, уже ожидающую меня машину, поехал выполнять свои обязанности.
Самолет с артистами вскоре полетел дальше по стране, текущие дела своими хлопотами увлекли меня, но до конца смены я улыбался про себя, вспоминая серьезное это заявление: «ну что же они телевизор не смотрят что ли?»
Образы
Когда мы были маленькими и, конечно, шалили, бабушка подводила нас к углу, где на специальной треугольной подставке, почти под потолком, стояли иконы и говорила: - вот будете баловаться – Боженька вас накажет! Она не кричала на нас, не ругалась и не наказывала шлепком или ремнем. Просто подводила к Красному углу. Там стояли дощечки и картонки с изображениями людей. Они были в красивых одеждах. Некоторые смотрели сурово и как нам казалось с осуждением, другие со смирением, а некоторые, особенно женщины – ласково и ободряюще. Мы на какое-то время затихали, пристыженные строгими взглядами, затем убегали в другую комнату или во двор, занимались своими детскими делами и вскоре забывали про все и про всех.
Позднее, тем или иным образом я возвращался к теме религии, интересовался ее историей и в частности иконописи, узнал много интересного для себя.
В русском христианском календаре много имен святых. Их судьбы – крупицы долгой истории христианства, заложившего фундамент российской культуры. Они как звезды на небе. И все готовы осветить праведный путь любой человеческой душе, мятущейся среди грехов и соблазнов. Разные светила в этом звездном скоплении. Есть в нем и «неживые» звезды. Они только отражение «живых», их образы. Это иконы.
Иконы стали входить в духовную жизнь христиан с появлением новой религии и ее сподвижников. Воплощение живого человека в образ для поклонения и почитания во времена «деяний» первых апостолов еще не практиковалось. Воспроизведя лик Марии, матери Иисуса Христа, на доске от стола, за которым она и ее сын когда-то трапезничали, апостол Лука не мыслил, что «творил» икону. И в своем сочинении «Деяния апостолов» об этом не обмолвился ни словом. В предании о нем сказано, что Лука оставил несколько икон, написанных с лика Божьей Матери. Некоторые дошли до нас, много веков неся с собой славу чудотворных: Владимирская, Казанская….
Все они творения большого искусства, иконописание является истинным подвижничеством, но иконописцев почти нет в святцах. Лишь недавно, в 1988 году их короткий список пополнил известный всему миру Андрей Рублев.
В каждом доме держали не одну, а две, три иконы: Христос Спаситель, Богородица, Николай Угодник были непременными жителями каждой христианской семьи. Они стояли в одном углу, на общем киоте, перед одной лампадой. По изготовлению были разные: живописные, цветные, чеканные, подстаринные, красные (нарядные), подризные и подфолежные – с окладом из посеребряной или позолоченной фольги.
Икона являлась живой святыней в каждом доме, поручительницей душевного и нравственного покоя. Ею освящался любой труд, потому что считалось «Из одного дерева икона и лопата», и поэтому равно их значение в жизни человека.
Не было более истовой и убедительной клятвы, как клятвы иконой. Под ними рождались и умирали.
Дедушка моей матери служил звонарем при Белорецкой церкви, жили они по соседству. Не потому ли, что с детства слыша красивые и мелодичные перезвоны так здорово пела она, выводя любой мотив?
Не часто, но бывая в разных городах и странах стараюсь я посетить храмы. Разные. Не забавы и фотографии ради, а с целью узнать для себя что-то новое, прикоснуться к истории цивилизации, культуры. Успокоиться, подумать о жизни, о себе, в том числе и о том, что думают обо мне другие.
https://proza.ru/2013/02/26/394
