Дело было в те далёкие, почти забытые времена, когда за валежник и сухостой не грозили ещё солидными штрафами. Да и не было сухостоя и валежника, потому как печи дровами топили да Лесники были настоящими. Не в пример им наши, сегодняшние, что лес знают лишь в районе дороги к СНТ, да и ездят туда лишь за штрафами и поборами. Заведи такого "лесника" без навигатора и компаса чуток подальше – всё! Считай и нету уже его. За ним "Лиза Алерт" потом неделю будет по лесам мотаться.
Жил Ваня Курочкин в глухом селе посреди необъятной тайги в крепком домике со своею бабушкой. Степанида Кузьминишна вовсе не набожная старушка была, да со своими странностями. Примета ею была примечена, если в Новый год в доме ёлочка – значит и до следующего Нового года доживёт она. За ёлочкой за той всегда сама ходила. Принесёт, бывало, пушистую лесную красавицу, да нарядит теми игрушками, что радость приносят. Шариками да Сосульками, да бусами стеклянными. Гирлянду повесит, да "дождиком" укроет. Снизу ватин положит, да блёстками присыплет. Отойдёт на два шага от своей красавицы, улыбнётся морщинистым лицом да скажет:
- Вот и славненько. Ещё годок покряхчу да подрыгаюсь.
Так и шло год от года. Да и дальше могло идти, только слегла вдруг Степанида за месяц до праздников. Внучок то Ванька с ней проживал. Парень смышлёный да норовистый, не по своим тринадцати годам крепко сложенный. Бывало, перед школой печь протопит, снег вокруг дома вычистит, покормит завтраком свою бабу Стеню, тем, что сам приготовит, да на уроки убежит.
Село хоть и глухое да посреди необъятной тайги, всё же школа добротная в нём была. Потому как не закрывали в те времена ещё школы, покуда хоть один ученик в неё ходит. Да учителя в ту пору были настоящими, не в пример нынешним, выполняющими свои обязанности как по приговору. Кондратий Силыч – седой старичок, математику преподавал с географией. А как стал школьный народ на заработки уезжать из села, так и за все предметы взялся охотно. Кроме Ваньки Курочкина в ту школу ещё Светка Филипова да Толик Федотов ходили, чьи родители за деньгой подались, да от села глухого вёрст на триста.
Как со школы прибежит, бывало, Ванька, сразу к бабушке своей:
- Как ты, баба Стеня?
У Степаниды руки-ноги отнялись да голова-то ясная. Лежит на кровати, вроде улыбается, а глаза грустные со слезой затаившейся.
- Ничего, Ваня. Вроде маюсь пока...
Прибирать за Кузьминишной тётка Матрёна приходила, а внучок за всё остальное был в ответе. И щей в печи натомит и картошки наварит. Да пирогов с капустой состряпает почти как у бабушки.
Покормит, бывало, свою бабу Стеню, да за уроки усаживается. Книжки умные да интересные читает, да рассказам своей бабули внимает. А рассказчицей Степанида была умелистой. Говорит, а всё как наяву видно. И про молодость послевоенную, и про работу свою совхозную. А к праздникам ближе всё про леса необъятные, да про места свои приметные, где в сезон грибов собирала и солила кадушками. Рассказывает, а Ваньке видятся те места заветные, будто кинолента прокручивается.
Леса Ванька не боялся. Частенько ведь со Светкой и Толиком по грибы-ягоды бегали. Только недалече от села, по беломошнику в соснах боровики собирали, да в березняк за груздями хаживали.
Леса те Великие да огромные, только соснами да берёзками богатые. Ельник редко встречается, да всё поодаль от тех мест, куда ребятишки бегали.
Внимает рассказам бабы Стени своей, Ванька, а сам дорожку в уме примечает. Стало быть по главной просеке Степанида Кузьминишна каждый год за ёлочкой хаживала, вёрст десять по сугробам и наносам снежным.
Накануне праздника покормил он бабулю завтраком, да на лыжи встал на охотничьи. Взял топорик маленький и прямиком по главной просеке покатил.
Всё бы складно по рассказам бабули, но наяву не так оказывается. Уже вёрст двенадцать прошёл Ванька Курочкин, да не видать нигде ёлочек. Вокруг лишь сосны корабельные, да кедрач стеной стоит поодаль. Уже загрустить бы тут, да домой отправиться, только упрямый характер не велит.
Глядь – к кедрачу ближе, косуля на опушку вышла. Постояла с минутку, копытцем снег всполошила да отбежала в сторону. Снова стоит, на Ваньку смотрит, будто знак подаёт. Смекнул наш смелый мальчуган, да по косульему следу покатил. Уже через версту и показались ёлочки молоденькие, по самые макушки в снегах схороненные.
Выбрал Ванька лесную красавицу чуть по выше роста своего, срубил её топориком да по следу своему назад покатил. Всё бы хорошо тут и радостно, да только ветер позёмкой закружил, лыжный след заметая безжалостно. Через час уж пурга поднялась, в десяти шагах не видать ни зги. Испугаться бы тут, да не таков паренёк. Всё и катит вперёд по целине снежной, да ёлочку свою драгоценную на плече придерживает.
Унялась пурга вскоре. С ней позёмка затихла. Уже время немалое прошло да не видать нигде главной просеки. Справа кедрач стоит, слева берёзки, а впереди целина снежная, да сугробы по пояс.
Медведица вышла на край кедрача, когда Ванька совсем уже было отчаялся. Стоит на задних лапах, в паренька вглядывается. Вроде спать бы должна в конце декабря, только сон свой прогнала да из берлоги вылезла. И смекнул наш смельчак, что неспроста всё это. Без страха в глазах потянул к зверю лесному. А медведица на четыре лапы встала, да правее подалась всё на Ваньку оглядываясь.
Часа ещё не прошло, а вот уже и главная просека. Десять вёрст по ней до села осталось. Так и покатил наш Ванька до дому, медведицей провожаемый.
Темнело уже, когда смельчак наш в село вернулся. Тётка Матрёна как раз из хаты выходила до колодца.
- Ванька, я час назад у Степаниды была. Прибрала всё, да постель ей сменила. Вроде спать должна сейчас. А уж как проснётся – сам покорми бабушку.
- Спасибо, тётя Мотя. Конечно покормлю, – поблагодарил мальчуган, да в дом направился.
Баба Стеня спала ещё, когда Ванька сколотил крестовину крепкую, да ёлочку на ней закрепил. Украсил лесную красавицу игрушками что радость приносят. Шариками да сосульками из стекла. Бусы навесил да "дождиком" прикрыл. Снизу ваты белоснежной уложил и блёстками припудрил. Гирлянду зажёг и отошёл на два шага назад, чтоб полюбоваться Новогодней прелестницей. Тут и слышит голос за своей спиной.
- Вот и славненько. Значит годок ещё покряхчу да подрыгаюсь...
Обернулся он, а Степанида Кузьминишна сидит на кровати своей, ноги свесила. Улыбается и в глазах огоньки озорные.
02.01.2024 г. Е. Баюрин.
