На стрелке Большой Мурожной, у впадения в Ангару, меня встретил чёрный, с жёлтыми подпалинами пёс Урман. Внимательно обнюхал, чуть вильнул хвостом. Я шагнул к нему. Урман, глядя куда-то вбок, негромко зарычал. И неколебимо стоял на узенькой тропинке к избушке… Познакомились мы с ним давно, и я числился в его приятелях. Но дорогу мне не уступал. Как не уступал никому. В нём было врождённое достоинство сильного зверя, не допускающего панибратства. Я обошёл его по густой росистой траве. Пёс снисходительно глянул вслед, потянулся и широко зевнул, чуть взлаяв в конце зевка.
Урман, зверовая лайка, прибыл на Мурожную одним из первых, когда ещё вместо домиков стояли палатки. И жёстко отстаивал право «первородства» перед пришельцами. Иногда он позволял себя погладить и даже снисходил до игр. Однако стоило, заигравшись, наступить ему на лапу, как пёс мгновенно прокусил мой сапог. Обитатели лагеря Урмана уважали и даже заискивали. Если ему и доставалось, так это от змей: укусы гадюк превращали его грозную морду в слюнявую подушку. Донимали и клещи. Урман безропотно терпел, когда Хозяин отдирал раздувшихся, с крупный горох, кровососов от самых чувствительных мест собачьего тела. Временами он с Хозяином уходил в тайгу. И после удачной охоты над ширью Ангары до утра разносилось: «Меж высоких хлебов затерялося…». А ещё Урман любил, горделиво восседая на носу глиссирующей лодки, промчаться по Ангаре до ближайшего посёлка. Пока Хозяин закупал провиант, Урман пускался во все тяжкие. Возвращался к лодке запоздно, нередко зализывая раны. Хозяин его не бранил: он и сам, случалось, припозднялся.
Выше нашего лагеря в Ангару впадала Малая Мурожная. Обе Мурожные струились по золотоносным пескам. На Большой уже сотню лет «мыла золотишко» драга. Налимы, которых мы ловили в устье речки, отличались от ангарских собратьев белёсым цветом: сказалось обитание в «дражной» воде. Берег между Мурожными изгибался каменистой дугой, поросшей соснами. Скалы дальнего берега Ангары виднелись километра за два; между ними река бурлила мелководьем шиверы. Бакенщик Гоша, живший напротив, будучи подвыпившим, на спор брался перейти реку вброд по шивере. А июльскими ночами, когда над Ангарой зависала луна, из прибрежных осинников появлялись сохатые. Прислушиваясь, забредали в реку, лакомились водорослями. Там их и караулили охотники – кто на лодке, а кто – укрывшись на берегу. Урмана на такую охоту не брали.
Обиды Урман помнил и мстил. Чем-то ему не угодил Игнат Самозванцев, местный рыбинспектор. Может быть, своей гордыней и себялюбием. Или тем, что лапу ему когда-то безнаказанно отдавил. Злопамятство Урмана распространялось и на его помощника Федю, по прозвищу Запчасть. Он был хорошим механиком, но его резко выступающие вперёд верхние зубы портили Федину значимость. В те стародавние времена рыбнадзор ладил с ангарцами: понимали, что жить у реки и красной рыбы не попробовать – это не по-людски. И, соблюдая таёжное право, своих не трогали. Ну, разве что зарвавшихся штрафовали, да и то шибко не накручивали. Доставалось преимущественно залётным. Но всё равно Игната ангарцы недолюбливали. И даже раза два стреляли по его лодке из прибрежного тальника.
Однажды августовским вечером сквозь пелену дождя послышался рёв «вихря»: это на «казанке» причалили Самозванцев с Федей. Они умели «читать» воду и в любую погоду проходили там, где другие рвали шпонки и ломали винты. Инспекторы привезли стерляди, тут же её вспотрошили, икру посолили (пять минут – и готова!). На столе появились окуни горячего копчения, малосольные ельчики, котлеты из налимов. Ну и, конечно, спирт пополам с апельсиновым соком. Игнат сполоснул свою кружку, открыл дверь, плеснул содержимое в ночную темень. И – взвыл от боли: Урман, поджидавший своего недруга за дверью, вонзил зубы в Игнатово запястье. Рана оказалась неглубокой: спас брезент куртки.
– Это он лишь обозначил… – хмуро оправдывал пса Хозяин.
После этого случая Урман и Игнат, казалось, помирились: пёс получил «сатисфакцию» за какую-то старую обиду.
Несчастье случилось недели через три. После очередного застолья Игнат и Федя, прилично навеселе, собрались восвояси. Попрощались. Урман сидел невдалеке на берегу. Игнат залез в «казанку», Федя толкнул её с берега и… прежде чем Федя вскочил в лодку, Урман в прыжке сомкнул клыки на его лодыжке. Рана была страшной, не помогли и резиновые сапоги.
На следующий день, ближе к вечеру, Хозяин с Урманом ушли в тайгу.
Вернулся Хозяин один. На его седеющую бороду скатывались слёзы.
Tags: Проза Project: Moloko Author: Харук Вячеслав