Мы уже в курсе, чтó господин Шумпетер думал о будущем капитализма, который плавно перестроится в социализм. Но будет ли социалистическая экономика более эффективна, и жизнеспособна ли она вообще? Существует ряд расхожих убеждений, выступающих против такой организации общества. Впрочем, с ними австрийский экономист категорически не согласен.
Возможности социалистической экономики
Аргументы радикальных социалистических критиков из числа «австрийцев» гласят о том, что социалистическая экономика будет не в состоянии вести экономический расчет без рыночных цен, поскольку тогда у производителей не будет ориентиров. Разумеется, критика не стоит и выеденного яйца — в плановой экономике производство определяется политическими соображениями. Объемы производства той или иной продукции и приоритеты развития определяются «законом», распоряжением планирующего органа, который может принимать решения как основываясь на чаяниях потребителей, так и вполне игнорируя их. В конце концов, даже лозунг «каждому по потребностям» зависит от интерпретации понятия «потребности» и их градации. Советская экономическая история — тому явное подтверждение.
Потребители продукции могут получать за свою работу условные единицы (сам Шумпетер называет это «деньгами» в кавычках). В условиях полного эгалитаризма доля каждого определяется общим количеством имеющегося в данное время общественного продукта, поделенного на число претендентов. По истечении указанного срока «денежный документ» считается аннулированным. Распределяющему органу не обязательно назначать конкретные цены на товар, достаточно лишь отправных рекомендаций, которые согласуются с потребительскими вкусами в интересах реализации всей продукции. То же самое относится и к продукции, которую плановый орган распределяет для производственных нужд тем или иным отраслям. Шумпетер полагает, что распределение должно основываться на трёх условиях:
Во-первых, производство должно быть максимально экономичным. Во-вторых, за каждую затребованную единицу каждого товара или услуги Центральный орган должен получить от отраслевых управлений установленное количество потребительских долларов, полученных за ранее произведенные ими потребительские товары. Иными словами, это значит, что Центральный орган заявляет о своей готовности "продать" каждому отраслевому управлению неограниченное количество товаров и услуг производственного назначения по определенным "ценам". В-третьих, отраслевые управления должны запрашивать и использовать такое количество товаров и услуг (и не меньше), которое при максимально экономичном производстве они могут употребить, не создавая при этом ситуации, вынуждающей "продавать" часть произведенной продукции по сниженным "ценам", так что полученные средства оказались бы меньше той суммы, которая должна быть передана Центральному органу за соответствующее количеству средств производства.
Главную задачу планового органа в этой схеме можно свести к тому, чтобы назначить такие цены, при которых в экономике не остается невостребованных товаров. В случае выполнения данного условия мы можем считать, что умозрительный пример социалистической экономики Шумпетера в стационарном состоянии отвечает рациональному планированию.
Однако больших сложностей не возникнет, и если мы включим фактор технологического развития. Социалистическому управляющему выгодно внедрять инновации, поскольку это снизит себестоимость произведенной продукции и увеличит «прибыль» предприятия, ведь расчёты с планирующим органом ведутся в фиксированных ценах.
Непохоже, чтобы Шумпетер был хорошо знаком с реалиями советского планирования, но подобная схема действительно использовалась в Советском Союзе при Сталине: от предприятий требовалось поддерживать рентабельность, но товарные цены Госплан периодически пересматривал вниз. Директора предприятий были вынуждены искать способ снизить себестоимость, чтобы оставаться на плаву. Если же предприятия умудрялись снижать себестоимость по собственной инициативе до очередного пересмотра цен, они могли получать сверхприбыли.
Если же социалистическому обществу захочется построить, например, новый завод, оно может либо временно ограничить потребление (если экономика достаточно слаба, как в раннем СССР), либо выделить инвестиции из уже существующих накоплений. При этом приоритеты развития будет определять условный Госплан, съезд или парламент, превращая политическое решение в экономическую стратегию. Это выходит за рамки ранее изложенных условий распределения, но означает лишь ограниченность предложенной схемы, а не социалистической экономики.
То же самое касается и зарплат. Чтобы простимулировать людей работать на новых предприятиях, можно пересмотреть тарифную сетку оплаты труда. Не возникнет проблем и с наличием земельной ренты, ведь планирующий орган точно так же может «оценить» землю, в соответствии с которой другие экономические агенты уже будут прикидывать, что будет лучше всего с нею делать.
А разгадка одна: социалистическое общество может «конструировать» свою собственную экономику, назначая такие цены, которые значительно отличаются от рыночных. Это не значит, будто такие цены хуже или лучше, чем при рынке, но само социалистическое ценообразование служит конкретным политическим задачам, создавая такую систему, в которой экономические агенты будут работать на реализацию поставленных целей.
Данное замечание Шумпетера дорогого стоит. Социалистическому обществу действительно не составит труда создать собственные ценовые расчёты, что, впрочем, не предполагает, будто бы все люди будут этим довольны. Но и это не большая проблема. В конце концов, при капитализме тоже хватает недовольных именно такими ценами на многие товары, но система от этого не перестает работать.
Человеческий фактор
Другая распространенная критика социалистического проекта вменяет ему требование высокоморальных качеств всех слоев населения чуть ли не на грани божественности. Отчасти в этом виноваты и сами социалисты, которые часто ссылались на капиталистический гнёт, без которого личность простого человека расцветёт во всей красе. Хотя коренная перестройка существующей морали людей в обозримой перспективе невозможна, но она и не необходима.
Следите за руками: простой фермер не ощутит принципиальной разницы, сдавая продукцию по установленным государством ценам, а поддержка аграрного сектора всевозможными субсидиями существует и сегодня. Обычные трудяги же продолжают получать зарплату и продвигаться по карьерной лестнице, а в свободное от работы время заниматься привычным им досугом. Что же до высших слоев типа буржуазии и госслужащих, то их таланты, по мнению Шумпетера, стоило бы использовать на пользу общества, если представится такая возможность.
Не стоит бояться и засилья бюрократии. Расширение аппарата управляющих в государственном и частном секторе при капитализме является обычным делом. Этот процесс неизбежен и при социализме, однако бюрократизация совершенно не противоречит демократии и эффективности. Далеко не всякая бюрократическая организация является неэффективной, а не всякий чиновник – это просиживающий штаны дармоед, на которого нельзя найти никакой управы.
Наконец, человеческое поведение все же в той или иной степени подвержено изменениям, и в обществе иного экономического и культурного уклада общественная мораль также изменится. Если при капитализме мерилом социального престижа выступает количество заработанных денег (с помощью которых люди могут позволить себе то, что недоступно другим), то при социализме эту роль могут играть неденежные стимулы, как моральные, так и материальные. Если копеечный знак отличия позволит человеку добиться такого же социального престижа, как если бы он заработал миллион, переоценка ценностей произойдет достаточно быстро. Например, многие чиновники получают весьма скромное жалованье, однако это компенсируется официальными резиденциями, специальным транспортом, оплачиваемым за государственный счёт персоналом, служебными почестями и тому подобным.
С одной стороны, переход к социализму предполагается в условиях полной утраты доверия к капитализму, что вкупе с пропагандой правительства облегчит изменение общественного сознания. С другой же, более предсказуемое и понятное экономическое развитие повысит общую «рациональность» системы: забастовки отныне будут восприниматься как антиобщественное явление, а социалистическая администрация не будет доплачивать кому-либо за то, чтобы он не производил какой-либо товар, как при капитализме, или, к примеру, не будет потакать экспортёрам-частникам, которые пытаются увеличить собственные прибыли, прикрываясь «общественной пользой» вывоза товарной массы за рубеж.
Впрочем, это не значит, что перед социалистическим обществом не будут стоять другие проблемы на пути этой самой «рациональности», но об этом немного позже.
Конечно, проблема поддержания дисциплины в широком смысле слова при социализме никуда не исчезнет. Кто-то просто работает спустя рукава, сохраняется конфликт интересов, а капиталистическая мотивация голодной смерти и безработицы неприменима при социализме. Однако и здесь социалистическое общество смотрится более выгодно: у социалистических чиновников куда больше средств для обеспечения контроля качественного выполнения обязанностей. Например, капиталист может просто уволить (и то при определенных оговорках) работника, который может устроиться куда-то ещё, тогда как при социализме с этим могут быть определенные проблемы, не говоря уже об общественном порицании. Наконец, всеобъемлющее государство будет заинтересовано в экономическом развитии подконтрольной территории в гораздо большей степени, чем буржуазное правительство, соперничающее с частным сектором и выполняющее роль «ограниченного регулятора».
Здесь Шумпетер приводит вполне справедливый пример Советского Союза, который, в силу специфических условий, показал эти меры во всей красе. Профсоюзы не были запрещены и активно расширялись, но из организаций по саботажничеству производственного процесса они превратились в проправительственную организацию мотивации работников к труду, интеллигенция воспевала новый строй, а всевозможная культурная и политическая оппозиция подавлялась, воспитывался иной социокультурный тип личности. Всё это создавало новое социалистическое общество, которое было бы привычно к существующему порядку вещей и уже функционировало более автономно, без принуждающей и направляющей в грубой форме целенаправленной государственной политики. Проще говоря: в 20-е годы большевикам буквально силой приходилось объяснять, почему вакцинация — это хорошая и полезная процедура, тогда как к 80-м годам этот вопрос был исчерпан сам собой.
Социализм vs капитализм
Итак, социалистическая экономика может функционировать как теоретически, так и практически. Но может ли она оказаться более эффективной, нежели капиталистическая? Это зависит от критерия «эффективности», который, например, часто выражается в более равном распределении благ и росте удовлетворенности населения.
Шумпетер во многом отметает распространенную аргументацию социалистов. Во-первых, апелляция к удовлетворенности населения зачастую основывается на субъективном восприятии. Сторонник социалистической системы может считать хлеб, произведенный в социалистической стране, слаще капиталистического, потому что его сделали «свободные от эксплуатации пекари». Во-вторых, апелляцию к более равному распределению благ можно нейтрализовать на основании того, что хотя в капиталистических государствах неравенство выше, там выше и уровень жизни среднего человека (по крайней мере, это справедливо, если социалистическое общество будет более бедным).
Не устраивает его аргументация и к «экономии», на которую ссылаются социалисты (например, социализм сможет сэкономить на церквях, войнах и т.д.), поскольку такая экономия будет относиться к его конкретным разновидностям и в сущности не меняет дела. Также Шумпетер полагает, что экономия на «праздном классе» (богачах, получающих «неоправданно огромный» пассивный доход) даст весьма незначительную прибавку в случае экспроприации их доходов.
В тезисе о «праздном классе» Шумпетер ссылается на данные по США за 30-е годы, хотя его оговорка о приблизительности расчётов и специфике учёта не добавляет его аргументу силы. К тому же, в современной действительности ситуация весьма значительно изменилась в пользу богатых слоёв населения, а гипотетическая политика уравниловки могла бы сказаться на благосостоянии населения куда более значительно.
Действительным же преимуществом социалистической экономики, по Шумпетеру, будет отсутствие практик, сдерживающих монополистический капитализм на поздних его стадиях. Речь идёт о тех запасах, которые крупные фирмы вынуждены удерживать в закромах на случай конкуренции, кризисов, невозможности сбыта товарной массы и прочих убытков, связанных с чисто рыночными рисками. Это не означает, что при социализме вообще не будет избыточных мощностей, но, по крайней мере, их нужно создавать по существенно меньшему числу причин.
Также социалистическое общество может внедрять технологические инновации с меньшими общественными потерями, поскольку это не будет сопровождаться экономическими кризисами. Контролируемый экономический процесс позволит не только избежать безработицы (ведь будет заранее известно количество свободных рабочих рук и будут подготовлены программы переобучения), но и ускорить распространение новшеств по всем предприятиям в стране.
Ещё одним важным преимуществом социалистического общества является отсутствие противоборства между государственным и частным сектором экономики, которое сопряжено с социальными потерями из-за лоббизма, налоговых поборов, судебных тяжб и содержания огромной армии юристов для урегулирования экономических споров. При социализме конфликта разных сфер экономики просто не существовало бы, так как государству некому противостоять.
Послесловие: что же пошло не так?
Йозеф Шумпетер разумно оговаривался, что сравнивает теоретический социализм с реальным капитализмом, и перечисленные им плюсы социализма могут оказаться не раскрытыми на практике. Подчеркивал он и возможные экономические конфликты отраслей и министерств, однако, как и многие социалисты, не придал им слишком большого значения.
Хотя Советский Союз и не стоит воспринимать в качестве образцового социализма, он предоставил богатый материал для исследования плановой экономики в реальном воплощении. Шумпетер утверждал, что отсутствие противоборства частного и государственного сектора сделает экономический процесс более эффективным, но почему-то не предполагал, что это сменится противоборством планирующего органа и подчиненных министерств, не менее острым, чем между частниками и государственниками. Оказалось, что с усложнением экономики (больше новых отраслей, производственных цепочек и т.п.) бюрократическое управление становилось всё более неэффективным. Более подробно я писал об этом здесь.
Так, например, в Союзе предприятия стремились придержать запасы у себя, дабы было проще выполнять директивные планы. Руководство отраслей и отдельных предприятий запрашивало у Госплана «ресурсов побольше, а планы поменьше» на всякий случай, дабы застраховать себя от непредвиденных срывов поставок и просто чтобы не нужно было напрягаться. При этом планирующий орган так и не сумел разрешить проблему всепоглощающего лоббизма. Погоня за всеми зайцами из-за лоббизма приводила к распылению ресурсов на всевозможные стройки, которые не могли довести до конца в срок.
Не всё было ладно и с внедрением технических новшеств. Предприятия могли завышать реальную стоимость нововведений, но вычислить обман было довольно сложно. В итоге рост производительности труда обходился Советскому Союзу всё дороже:
…лишь каждый шестой изготовленный образец был освоен производством в год своего создания, третья часть была освоена примерно в течение двух-трех лет, а 15% —в течение четырех лет и более. Замена половины ранее выпускавшейся промышленной продукции требовала минимум 7—10 лет.
…80% новых разработок внедрялось только на одном предприятии, менее 20% — на трех-четырех. И лишь 0,6% новшеств применялось на пяти предприятиях и более. Причины: «план по валу», не предусмотрены средства на внедрение в плане.
…в 1981—1984 гг. в промышленности внедрено свыше 3,1 млн мероприятий по новой технике. <…> изобретений в 33 раза меньше. На одно внедренное мероприятие при затратах около 14 тыс. р. условно высвобождалось всего 0,62 работника и получалось 6,3 тыс. р. годового экономического эффекта.
Схожие проблемы были и у стран социалистического блока. Если до 70-х годов они были не столь ярко выражены и соцблок догонял развитые капиталистические страны, то в дальнейшем они снова отставали, пока не пришли к выводу, что необходимо что-то менять коренным образом.
Экономические баги привели и к размыванию социалистической общественной морали, о которой писал Шумпетер. В конечном счете, население отреагировало на слом социалистической системы в лучшем случае с равнодушием, а в худшем — с облегчением.
Многие социалисты полагают, что Советский Союз погубило отсутствие демократии из-за плохих стартовых условий, да и сам экономист подчеркивал, что в более «зрелой» стадии капитализма переход к социализму окажется более мирным, а социалистическая экономика будет более эффективной.
Но что такое демократия? Почему она на практике невозможна в том смысле, в каком её обычно понимает большинство и почему она будет невозможна даже при социализме? Об этом уже в заключительной части.
Если вы ожидаете социализма как в Atomic Heart и вам понравился материал, вы можете отправить деньги на счет автора (сбер 2202 2005 4871 3468). Финансы пойдут на симпозиум по проблеме демократии.
Автор: Федор Яковлев.