Сундук. Неподъёмный, словно окаменевший от времени. Не один, не два... Не считала, сколько. Не приданое — кому чего придавать?.. Старые журналы, книги... Одна из них — растрёпанная, пожелтевшая — привлекла моё внимание. "Яти" и "еры" сперва мешали чтению, потом я перестала их замечать. По-видимому, это был какой-то словарь славянской мифологии века примерно восемнадцатого либо стилизация под него. Вот текст. Даже название сохранилось. Если автор слишком чего-то нафантазировал, я не виновата.
« Б У К О В Е Д А Р У С С К И Х С У Е В Е Р И Й »
Б е л е н ь — ежели в ночь после Ивана Купалы, в самую полуночь, падёт туман, то такой туман, по повериям, считается особый, ядовитый, колдовской. А тот, кто по незнанию выйдет в сей час за порог и беленя вдохнёт, — так станет столбом до ясного солнышка.
В е т р о в а н-дед — сидит сей дед на далёком острове Буяне, и дует он во все стороны. Сила же его такова, что из дыханья его порождаются ветры, каковые по белу свету носятся.
В о л ч у н — бывают порою на селе такие люди, бобыли; живут они, как водится, на отшибе, в крайней избе, и отличаются норовом угрюмым и морочным. Ночами тёмными и безлунными выходят они за околицу и оборачиваются волками, на селян, однако, никогда не нападающими; а коли случайно убьёшь оного зверя, то под шкурою его беспременно найдёшь человека.
Д р е в о ж и л — леший, какой, по неведомой причине, впадает в сон глубокий и непробудный, а пребывает он при том в неохватном дереве, обыкновенно самом старом в оном лесу. И беспокойство может приключиться, ежели его не нарочно либо намеренно взбудить, неким чародейством.
З е м л я т а — сего идола представляли в виде пня, преглубоко в землю вросшего; но на едином месте оный идол не сиживает. Заместо рук у него коренья, кои кругом тянутся, заместо власов и бороды мох зелёный. Ведает, которая где земля и в какой земле должно сеять одно, а в какой — другое, чтоб возрастало и не вянуло, и поспевало в пору.
З м е е в и ц а — девица-краса, долгая коса. Краса у ней редкостна, коса же — того пуще: цветом в медь и гладкая на диво. Который парень оную девицу возьмёт за себя, тому спокою не иметь. Ночью, когда уже все лягут спать, змеевица с ложа подымается и садится на лавку в чёрном углу, а коса её оборачивается змеёю говорящей. И примутся они промеж собой тайные разговоры разговаривать. Ежели муж в тот час пробудится и сие услышит, и сие узрит, то беда выйдет неотменно. Чрез несколько времени со свету его сживёт змеевица-жена, помощью змеи, каковая его во сне ужалит или удавит.
И р ь, птица ирь, — считают её птицею райской, прилетающей из ирия. А когда кто-нибудь станет слушать её пение, то вовсе забудется и времени всякий счёт потеряет. Будто бы и недолго времени пройдёт, а на деле — годы и годы. Однако редко когда человек о том жалеет.
К а м е н н и к — родный брат земляты с кладаваем; считается ведателем всякого камня. Старичина росту малого, жилище же имеет под землёй.
К л а д а в а й — родный брат каменнику и земляте; подземельные тайны все ведает, и также, где который клад зарыт. А когда человек ему зело глянется, то кладавай оному человеку может открыть сие знание и дорогу отворить, чертей же, кои клад сторожат, прогоняет.
К л ю ч а р н и к — под сим именем почитали древние славяне божество малых вод, то есть ручьёв и родников, каковым он состоит хозяином. Людям кажется в облике старика с клюкой: где клюкою оземь ударяет, тут и родник выходит. Узнать же ключарника возможно по очам, кои у него ярко-сини, как бы небо в воде.
Л а д и н к и — посланницы Ладины, вестницы любви и веселия, обликом — облаки малые и белые.
Л е д я н а — молодшая сестра морозу и маре, зимняя пустынница. Ходит одинёшенька по полям и снегам, а буде человек ей попадается, то уже добра не жди. Первый раз ледяна дохнёт — разум весь выстудит, другой раз дохнёт — душу всю выстудит, последний раз дохнёт — до самого сердца дойдёт.
Л е н ь-т р а в а — сия трава в тех местах возрастает, в которых пал белень. Когда кто-нибудь не нарочно, взяв за какую иную, травы той съест, то у него ни силы, ни веселия не бывает, и делается человек будто бы неживой. От сего помочь могут разве доки либо колдуны.
М а в к а-н е с м е я н а — купальница-печальница; ликом весьма прекрасна, более прочих сестриц-мавок; но как они резвы и хохотливы, так она премного грустна. Поселянам кажется редко когда. Который парень или девушка таковую несмеяну приметит, то ему в скором времени умереть должно: по нём несмеяна-мавка и слёзы проливает.
М а я т н и ц а — ежели у кого в дому ни в каком деле нет ладу, то говорят суеверы, что у него в дому сидит маятница — суть кикимра, каковая у хозяев отымает веселие и удачу, насылает же единую маяту. Изогнать её, умеючи, возможно — надо только для того кликнуть доку (человека, который может всякую порчу или чародейство отговорить).
Н и в о м о р — ворон старый, пером чёрен и сед, и человекам показывается редко, и не ко добру. Буде весною, в пору посева, на пашне оного ворона приметить, то должно ожидать неурожаю и году голодного. Сего нивомора поселяне немало страшатся увидеть, ибо сие есть знак дурной и лиховещий.
О т р а в н и к — травопутам за старшого (о том далее писано).
П е р у н н и ц а — сия диковина есть стрела бога Перуна, «Перуново жало». Когда начальнейший воевода перунницу найдёт лежащею на своём крыльце, то знак оный предвещает скорую войну.
П о л н о л у н н и ц а — ночной дух, принимающий на себя образ женщины; и бывает такая женщина беловолоса, ликом ясна и светла, и весьма прельстительна, красы невозможной. Зреть её надобно весною либо летом, беспременно при полном месяце, однако сего всячески должно избегать: который человек её узрит, то и онемеет враз, воротить же ему речь превеликий труд.
П о л ы н к а — суть горькая да хлопотная, маятная судьбина.
Р а д у ж и ц а — трава особая, каковая трава произрастает в тех местах, где небесная радуга в землю упирается, посему радужица цветёт семью цветами. Оную траву сушат и носят с собою, также кладут её в кипяток, и потом пьют либо употребляют в пищу, и сие человекам будто бы радость даёт.
С в и с т у н е ц — божество пастушье. Поселяне видят его в образе кудрявого, смуглокожего, румяного отрока с дудою, коя свиристит на разные лады. Поигравши в оную дуду, может он увести со двора любую скотину. Ежели стадо, яко кем испорченное, бежит без удержу и пастуха не слушает, то сие не кто иной как свистунец озорует, хотя никакого вреда скотине он и не причиняет.
Т р а в о п у т ы — по повериям, оный малый народец обитает в травах полевых и луговых; числом весьма многочисленны, но людей страшатся и на глаза им не кажутся. Крестьяне травопутов люто не любят: в котором лугу травопуты поселяются, там трава путана в колтуны, и косить её никак не возможно, а буде косить примешься, то и косу всю поломаешь.
Ч а х о т н и к — сей дух селится в пустых избах, хозяевами давно покинутых и вовсе обветшалых либо полуразваленных. Где плесень да паутина, сырость да гниль, тут и чахотник. Когда ночью пойдёшь возле такого дома, то услышишь сильный кашель: сие чахотник кашляет. А на порог не ходи, инако неотменно захвораешь чахоткою.
Я з ы ч н и к — кухонный идол, домовому меньшой брат двоюродный; живёт он на кухне, под пребольшим котлом, коего враз не переворотить. Язык имеет долгий и красный, за что и прозвище носит; пищу готовую пробует первый, прежде прочих всех.
Ольга Коробкова (с)
