Автор этой статьи — генерал-лейтенант КГБ Алексей Дмитриевич БЕСЧАСТНОВ — личность уникальная. Воевал вместе с Л. И. Брежневым, работал в Венгрии с Ю. В. Андроповым. Через него Н. С. Хрущёв сообщал доктору Сукарно о готовящемся в Индонезии государственном перевороте.
Алексею Дмитриевичу выпала нелёгкая обязанность обеспечивать безопасность и создавать необходимые условия для работы Большой Тройки в период Крымской конференции. В его воспоминаниях нет политических оценок, слов о её большом международном значении. Значение конференции известно давно всему миру. Бесчастнов повествует о другом — о нелёгком труде чекистов, о своих встречах с американцами, об умении и желании сотрудничать во имя победы над фашизмом.
19 июля 1944 года с посланием к И. Сталину обратился президент Соединённых Штатов Франклин Рузвельт. Он предложил в связи с быстрым изменением обстановки устроить встречу трёх руководителей, 20 июля с таким же предложением обратился Уинстон Черчилль.
Местом встречи была выбрана Ялта, в Крыму. По предложению Ф. Рузвельта и У. Черчилля конференция была зашифрована кодовым названием «Аргонавт».
Точная дата встречи Большой Тройки стала известна довольно поздно, лишь к январю. До 4 февраля оставалось мало времени, а сделать надо было многое.
В январе 1945 года моему начальнику генералу Горлинскому Николаю Дмитриевичу из Москвы поступило указание, чтобы он и я срочно с группой чекистов прибыли в Ялту.
В Ялте было много работников Наркомата обороны, Наркоминдела СССР, из нашего центрального аппарата и местных органов госбезопасности.
Вскоре начались тревожные дни. Поступило сообщение об утечке в США и Великобритании известия о предстоящей конференции. Западные информационные агентства писали о предстоящей встрече Большой Тройки. Мы предполагали, что немцы тоже через свою агентуру знают о ней. Не исключено, что фашисты, как и в Тегеране, попытаются помешать встрече.
Начальник особого района, который на это время был создан, один из руководителей НКВД генерал-полковник С. Н. Круглов всё взял в свои руки. Он сообщил, что президент Ф. Рузвельт со своей свитой разместится в Ливадии, где будут проходить основные встречи и переговоры, поэтому главную нагрузку возьмёт на себя этот объект, и здесь же объявил, что начальником его ставится генерал Горлинский, заместителем назначили меня. В Ливадии, оказалось, надо было капитально ремонтировать бывший царский дворец. И прежде всего достаточно большой «свитский» корпус. При царе он назывался «свитским» и по иронии судьбы теперь предназначался для свиты президента США. В связи с тем что в Ливадии должны были проходить основные заседания, следовало предусмотреть всё до мелочей. Нас жёстко предупредили об ответственности. Сказано было просто. Если что случится — отвечать придётся головой. В истинности этих заявлений никто не сомневался.
Казалось, что установленные сроки нереальны, в отведённое время никак не уложиться. Но глаза боятся, а руки делают, как говорят в народе. Оставалось одно — к февралю 1945 года Ливадийский дворец во что бы то ни стало должен быть готов к приёму гостей. Помещения были сильно повреждены и уж*сно загажены немцами.
Итак, предстояло подготовить дворец для заседаний и проживания делегации США, особенно саму резиденцию президента. Ему нужны были покои для сна и отдыха, комната для приёма пищи, большое помещение для званых обедов. Апартаменты Ф. Рузвельта приказали сделать лучше, чем при царе, но что значит лучше, никто не знал. Кроме того, надо было создать пищеблок и ресторан, навести вокруг дворца чистоту и лоск, высадить цветы и отремонтировать дороги. С учётом объёма работы были привлечены кроме сотрудников органов и армейские силы, а также из Москвы прибыли гражданские специалисты.
Несмотря на всё это, для чекистов главным делом было обеспечение охраны встречи Большой Тройки. И охраны такой, чтобы гарантировала стопроцентную безопасность руководителей.
Пересечённый рельеф местности, лесные массивы от самого моря и до горных вершин, непростые трассы следования доставляли много хлопот. Они подлежали тщательному изучению, прочёсыванию. Чекисты и армейские офицеры, как только начали свою работу, почувствовали, сколь это изнурительное дело. Даже те, кто был в Тегеране, говорили, что такой нагрузки они не испытывали.
Подготовка шла бойко. Делали ремонт дворца, высаживали цветы, носили мебель, развешивали картины, рабочие асфальтировали дороги, площадки. Дизайнеров у нас не было, но Ливадия постепенно преображалась, превращаясь в уютный уголок.
Однако не всё шло гладко. Возникло много проблем. Например, большие споры вызвал вопрос о спальне президента. Было решено оборудовать её в бывших покоях царицы.
Одни говорили, что нужно хорошо покрасить, другие возражали: мол, краска не успеет высохнуть. Однако взамен ничего не предлагали. Мы же предлагали оббить стены бархатом и плюшем. На том и порешили. На другой день из Москвы самолётом срочно доставили бархат и плюш. Лично Круглов поручил эту работу чекистам, сказав, мол, вы предложили, вы и оббивайте.
Закипела работа. Сделали изумительную спальню для президента, получился хорошим и кабинет. Помещения стали уютными, к тому же в спальне удалось восстановить камин, у огня которого президент любил побыть наедине.
После того как поставили мебель, привезённую из Москвы, представители Посольства США заявили, что их хозяин будет доволен. Так оно и получилось. Ф. Рузвельт восторгался подготовленными для него помещениями. Он, видимо, не ожидал такого шика. Когда вселился, сказал: «О'кей» — и покачал головой. Затем продолжил: «В военное время, да после вандалов, — фантастично».
Большой вклад в общее дело внесли сотрудники московских гостиниц и ресторанов «Националь» и «Метрополь», которые, по существу, с нуля сумели в немыслимо короткое время организовать прекрасное обслуживание участников конференции.
Получив из Москвы оперативный обзор поведения нацистских разведорганов, мы узнали, что их активность по заброске своей агентуры на территории Советского Союза повысилась. Тем более немецкая разведка уже знала о встрече Большой Тройки в Крыму. Кроме того, мы помнили уроки Тегерана, когда Гитлер в период конференции хотел выкрасть Ф. Рузвельта, а если удастся, и убить всех троих.
Сейчас от смертельно раненного зверя можно было ожидать любой кровавой авантюры. Ведь у нацистов имелись опытные кадры, в том числе отряды смертников. В Крым они могли выбросить свои группы террористов с самолётов, высадиться из подводной лодки или перебросить убийц через линию фронта сухопутным путём. Да мало ли что ещё фашисты могли придумать!
Словом, обстановка была архисложная. Для обеспечения безопасности делалось всё что можно. Были задействованы кроме чекистов силы армии, ВМФ и военной авиации. В течение работы конференции все они находились в боевой готовности.
Итак, 2 февраля 1945 года в Ялтинском порту пришвартовался американский штабной военный корабль с морской пехотой. Появились негры, удивительно небольшого роста филиппинцы. Часть людей осталась на корабле, а примерно 150 человек явились в Ливадию. Такого большого количества их не ожидалось. Несмотря на это, пришлось устраивать всех.
Надо отдать американцам должное. У них было чему поучиться. Они оказались быстры и оперативны. Не успели разместиться, как тут же пронумеровали комнаты, поставили коммутатор и телефонизировали все помещения, получив таким образом возможность быстро связываться друг с другом. Одновременно с этим они установили мощную радиостанцию для связи напрямую с Вашингтоном. В интересах безопасности продублировали нашу физическую охрану, особенно на входных точках.
3 февраля в Крымском аэропорту первым приземлился самолёт с Черчиллем, а затем прилетел и Рузвельт на своей «Священной корове». Личная охрана президента — «телохранители» — на руках вынесли из самолёта Ф. Рузвельта и усадили в «виллис».
Вместе с президентом прилетел генерал-лейтенант Майк Рейли в качестве начальника охраны. Этот человек из секретной службы был доверенным лицом президента и, как видно по всему, наделён определённой властью.
4 февраля 1945 года — день начала конференции. За час до первого заседания Ф. Рузвельт заявил И. Сталину о том, что теперь, когда он увидел в Крыму бессмысленные разрушения, произведённые нацистами, он хотел бы уничтожать в два раза больше немцев, чем до сих пор...
Потом Рузвельт несколько раз повторял, что чувствует себя в Крыму очень хорошо и, когда не будет больше президентом, хотел бы попросить у Советского правительства продать ему Ливадию.
4 февраля в 17.00 началась работа Ялтинской конференции. Указанный день был для нас напряжённым. До открытия конференции к Рузвельту приезжали главы государств, были протокольные встречи. Сновали туда-сюда генералы и адмиралы. Было невообразимо оживлённо. Работал ресторан. Кушанье и питьё отпускалось бесплатно. Американцам такое гостеприимство явно импонировало.
Конечно, не обошлось и без курьёзов. На главном КПП мои ребята не пропустили министра иностранных дел Великобритании господина Идена. Пропуска у него не было, а в лицо наша охрана его не знала. Пришлось вызвать американских представителей, которые знали Идена в лицо, пропустили. Последний извинился за промашку и поблагодарил за надёжное несение службы.
Майк Рейли представил меня президенту. «Вот этот советский офицер теперь будет отвечать за ваше благополучие», — сказал он. Президент был в хорошем настроении, подал мне руку и, посмотрев на Майка, съязвил: «А всё равно, Майк, если что случится, на электрический стул посадят тебя... Теперь начисленные в России твои деньги будут отдавать Советам».
Несмотря на хорошее настроение, благодарности английских и американских руководителей за хороший приём, порядок, удобства и безукоризненное обслуживание, нашему брату всё время за что-то попадало.
Помню такой эпизод. В Ливадийском дворце и других к нему прилегающих помещениях американцы разместили свой персонал. Получилось перенаселение. Конечно, некоторые американцы могли бы жить в Ялте на своём корабле, но не захотели. Нам не удалось во дворце найти раздельное помещение под раздевалку для советской и английской делегации. Пришлось пользоваться одной маленькой комнатой — 4x4 м.
Итак, комната маленькая, а людей много — человек 40—50. В первый же день обе делегации приехали дружно минут за пять до начала заседания. Образовалась толчея. Прибыл Сталин, разделся и хотел причесать волосы. Я по иронии судьбы оказался в этот момент в раздевалке. Он обратился ко мне и попросил расчёску. Я, растерявшись, стал шарить в карманах своей военной гимнастёрки. Он сказал: «Вы не ищите, товарищ подполковник. У вас её нет». Признаться, растерялся: а почему нет? «Вы же бритый», — сказал он за меня и засмеялся. Но от этого смеха у меня мороз прошёл по коже. Тогда действительно я брил голову наголо. Пришлось мигом выскочить в вестибюль, взять расчёску у капитана Петра Андрианова, моего товарища, и через несколько секунд вручить её Сталину.
Позволю себе добавить к сказанному, что начальников различных степеней надо мной тогда было много и всё грозили наказать почему-то именно меня и за раздевалку, и за расчёску, и за то, что зеркала не было. Особенно генерал Кузмичёв — начальник охраны Сталина — был некорректен, позволял грубости. Меня успокаивал начальник охраны Молотова, что эту промашку допустила охрана Сталина и ругать надо его. Они должны знать привычки своего охраняемого и иметь при себе всё необходимое. Здесь же привёл пример: Молотов носит очки, и, если они у него разобьются, я имею на всякий случаи резервные. Защищая меня, он сказал Кузмичёву: «Ты не налетай на подполковника, сам виноват».
У рядового состава всё было проще. Каждый делал порученную ему работу. Например, если чекист отвечал за восстановление камина, то потом вместе с охраной президента он готовил дрова и лично топил, чтобы исключить закладку взрывного устройства; если нёс ответственность за пищеблок, значит, вместе с врачом проводил анализ продуктов и следил за приготовлением пищи.
Мне было очень интересно общаться с Майком Рейли. По воинскому званию он оказался выше, однако всегда был прост и общителен. Всё, что я услышал от него, представляло определённый интерес, думаю, не только для меня. Майк был типичным американцем. На него похожи помощники и коллеги. Все они держали себя достаточно вольно и обожали русскую водку. Они говорили, что «везде, где бывали, приходилось много работать. У вас же мы чувствуем себя раскованными, по существу, освобождёнными рт дел охраны. Вы всё сделали «о'кей», и теперь можно несколько дней расслабиться».
Майк однажды сказал: «Вы готовы умереть за Родину, а мы нет. Мы готовы умереть за деньги».
На конференции, как известно, обсуждались исторической важности вопросы, связанные с завершением войны и о справедливом устройстве будущего мира. Надо было решать вопросы, как быть с самой Германией, а также с Польшей, её границами и т. д. Проблемы, связанные с Польшей, заботили всех, но больше всего Черчилля, под покровительством которого в Лондоне сидело так называемое Польское эмигрантское правительство.
Черчилль явно нервничал. Может быть, на нём отражалась неоднозначная поддержка со стороны Рузвельта. Надо полагать, его ещё раздражало и то, что в июле 1944 года в г. Хелме Польский комитет национального освобождения провозгласил образование Народно-Демократической Польши.
Помню и такой эпизод. На одном из заседаний Черчилль как угорелый выскочил из зала и побежал по коридору с сигарой в зубах. Он был крайне возбуждён. Я спросил американских коллег, что, по их мнению, это означает? Они засмеялись и кто во что горазд стали высказываться. Вот что уловили наши переводчики. Один сказал, «что у него живот заболел», другой добавил, «что у Черчилля, когда он чересчур нервничает, такое случается», а вот адмирал Олсен, стоявший рядом, высказал предположение: «Черчилля, наверно, не поддержал Рузвельт, а Сталин нажал».
В перерыве мы спросили Громыко, что случилось. Особенно не распространяясь, Андрей Андреевич, улыбаясь, сказал: «Бурная дискуссия, польский вопрос виноват».
Крымская конференция, её решения имели огромное международное значение. Это было торжество принципов сотрудничества великих держав антигитлеровской коалиции.
14 февраля 1945 года перед самым отъездом Черчилль заявил: «Постоянная дружба и сотрудничество трёх великих держав были провозглашены более точно и более авторитетно, чем когда-либо раньше».
1 марта 1945 года, незадолго до своей смерти, Рузвельт в отчёте конгрессу США подчеркнул: «Никогда ранее главные союзники не были связаны более тесным единством не только в целях войны, но и в мирных целях».
Конференция закончилась, но 11 февраля продолжались встречи, различные уточнения и подписания документов, согласованных и принятых на переговорах. Началась подготовка к отъезду делегаций.
В вестибюле было установлено красивое развесистое лимонное дерево, доставленное специально на корабле из какой-то Закавказской республики, с огромным количеством плодов. Дерево уникальное, и его надо было вернуть. Вдруг неожиданно появились Стеттениус, Гарриман в сопровождении В. Молотова. Гарриман попросил: мол, позвольте гостям как сувенир с этого дерева взять по веточке с плодами лимона. Позволили. И спровоцировали беспорядки. Присутствующие стали обрывать дерево. Ветки, сучки, лимоны — всё пошло на сувениры. Не взяли только то, что надо было пилить или рубить топором.
Приведу ещё один эпизод. В помещениях Ливадийского дворца были вывешены дорогие картины великих художников, отобранные для этого в музеях Москвы.
После того как растащили лимонное дерево, произошёл «инцидент» с картинами. В. М. Молотов, показывая господину Идену картины, остановился перед картиной Васнецова «Богатыри». Гостю она явно понравилась. Молотов это заметил и сказал: «Мы вам её подарим». Велел запаковать и отвезти в английскую резиденцию. Когда я сказал об этом ответственному товарищу, фамилию его уже не помню, он ахнул, заволновался: «Это же подлинник. Она бесценна. За неё меня отдадут под суд». Пришлось адресовать его к Молотову, который сказал: «Подберите в Москве копию и отправьте её в Лондон».
А перед самым отъездом гостей высшее руководство велело подготовить подарки, в том числе для господина Черчилля — бочонок с чёрной икрой и бутыль русской водки. Советские руководители сказали ему об этом и рекомендовали господину Черчиллю на Родине поднять бокал «за здоровье России и скорую победу над врагом».
Мы всё это подготовили, а чекисты из Воронцовского дворца должны были заехать и бочонок забрать. Но они дали маху. Черчилля увезли в аэропорт, а «гостинцы» забыли. Сев в самолёт, Черчилль напомнил, не забыли ли подарок. Началась суматоха. Пришлось задержать отлёт, позвонить в Ливадию и немедленно всё доставить.
Перед самым отлётом американской делегации в комнату, где размешался наш штаб, неожиданно пришли Майк Рейли и адмирал флота США Олсен. От имени президента Франклина Рузвельта они выразили мне и всему нашему коллективу благодарность. Наши коллеги-американцы принесли виски и сказали: «Мы дружно работали с вами и пили русскую, а теперь в честь «АРГОНАВТА» выпьем американскую».
Генерал-лейтенант в отставке А. БЕСЧАСТНОВ (1993)