Апрель. В саду хорошо, просторно, светло. Первый приезд в этом году. На деревьях набухли почки, на смородине и крыжовнике прорезались, оформились листья мелкие, чуть зеленоватые, но оттого очень свежие и трогательные, как бывает трогательным и щемящим все только нарождающееся.
Сгреб в кучу оставшиеся и не до конца убранные осенью листья, сжег их на листе жести, окопал кустарники и яблони.
Сад в 15 соток купила прошлой осенью жена у какого-то молодого человека лет 30.
Я сел за стол. Заглянул сосед по саду, огляделся и сказал: «Да, все чисто, приятно. Старики в прошлом году не могли ездить, болели, а сын пил, и ему было не до сада. Все запустил».
Мы поговорили о погоде, о будущем лете, и сосед, попрощавшись, ушел. Я вышел в сад. Рассыпал пепел. В это время в сад зашли и направились к дому два пожилых человека, он и она.
– Здравствуйте, – поздоровался я и спросил: – Что вам надо?
Женщина в ответ:
– А кто вы такой?
– Хозяин сада.
– Но это же наш сад!
– Да нет, жена купила осенью у молодого человека лет 30-и, – ответил я. Она присела на скамейку. Ноги, похоже, ее не держали. Мужчина сел рядом, взяв ее за локоть. Он был статен, чуть-чуть полноват, но эта полнота не портила, не старила фигуру. Женщина была почти такая же. Но, видимо, они только что прожили тяжелый жизненный период, который слегка пригнул ее к земле. А ясный и живой взгляд красил ее. На них было приятно смотреть, приятно видеть их.
Она с расстановкой, медленно, как бы пересиливая себя, сказала:
– Да, мы оформили сыну дарственную в позапрошлом году, а в прошлом году он предложил продать сад, но мы отказались. Выходит, он продал. Что же нам делать?
– Как вас зовут? Я – Андрей Владимирович.
– Я – Глеб Иванович, жена – Марфа Семеновна.
У меня мелькнула мысль – предложить им отдохнуть с полчаса, а потом вместе бы уехали. Разум и логика подсказывали мне не иметь с ними дела, отстраниться от них, но меня что-то остановило, и душа никак не желала подчиняться разуму и логике. Я раздваивался, уж очень мне приятно было видеть их и находиться рядом с ними.
– Знаете, – предложил я, – поделим сад пополам. Места хватит и нам, и вам.
Марфа Семеновна подняла голову и даже привстала, на лице – удивление и нечаянная надежда. У нее вырвалось:
– А как же вы?
А вообще-то как отнесутся к этому жена, дети...? Чем обосновать, как объяснить продажу половины сада, да еще в долг? А почему я должен оправдываться перед женой, перед детьми, соседями, друзьями, родственниками и Бог еще знает кем... Почему злые, неправедные дела люди понимают, предполагая, что конкретное деяние, поступок совершен только потому, что выгоден материально, или для карьеры, или еще с какой-нибудь неблаговидной целью, и тогда людям понятен поступок и действие, и вопрос снимается, и на душе легче – ведь непонятное страшит, убивает... А я хочу поделиться своим добром со старыми людьми, которые мне нравятся. Что в этом плохого, непонятного и почему это надо объяснять? А все-таки почему я хочу помочь этим старым людям? Наверное, потому, что они старые и «...возлюби ближнего своего как себя самого...». А главней потому, что они нравятся мне, потому что я как будто знаю их, знал их когда-то. Знал когда-то, но где, как – не помню. И мне очень хочется им помочь. И все-таки самому непонятно, почему хочу помочь. Но так хочется понять, а может, и не надо понимать?
И странный пошел разговор, и все время я чувствовал, как будто кто-то подталкивал, говорил за меня, а я наблюдал за этим разговором со стороны. И бывают, наверное, моменты, когда человек должен помочь друтому человеку (если, конечно, может помочь), помочь безоглядно, без сожаления, без выгоды и условий. Но как-то надо объяснить свою бескорыстность, ведь они могут не понять и не принять помощь.
– Сад-то поддерживать надо. А такой большой трудно. Так вы нам с женой и судьбу облегчите. (Раньше мне было трудно расстаться даже с самым малым «моим». Все-таки со мной что-то происходит. С некоторых пор я стал это замечать).
Глеб Иванович настороженно, опасливо спросил:
– А сколько это будет стоить?
– Не знаю.
– Сын за сколько вам продал?
Я назвал сумму.
– Половину вам заплатим, – сказал Глеб Иванович.
– Ладно.
– Мы сразу не сможем отдать.
– Когда сможете, тогда и отдадите.
Я понимал, что с деньгами у них трудно. И вообще, смогут ли они расплатиться. Да и деньги их мне были не нужны.
Глеб Иванович с беспокойством спросил:
– А как мы разделим участок?
– Справа, где больше посажено, вам.
– Но это же лучшая часть, – удивленно заметила Марфа Семеновна.
– Понимаете, правая часть сада такая, что с ней ничего делать не надо. Левая часть пустая, ее можно переделать по-новому. И тогда это будет мое, для меня, а не для кого-то другого.
А сад, его состояние и как он выглядел, мне нравились, он и был, как заметил сосед, немножко запущенным. И расположение его было удачным, не рядом с пыльной дорогой, но и не слишком далеко от нее.
– Андрей Владимирович, мы согласны, – сказал Глеб Иванович. – Только как разделить?
– Да вы же знаете, где середина. Правая половина ваша. Как-то обозначьте. Ладно, Глеб Иванович? И еще, пока вы можете располагаться в доме. А с женой моей договоритесь, и дом, наверное, разделим тоже: где-то же надо вам отдыхать, под какой-то крышей.
Мне надо было ехать.
– До свидания, Марфа Семеновна, Глеб Иванович. Замок я не менял, ключ у вас есть. Оставайтесь, поработаете.
– До свидания.
Интересно, но сад, дом и эти славные старики дополняли друг друга. Мне было уже трудно представить сад без стариков. Они составляли как бы одну картину, да еще вместе с пробуждающейся жизнью апрельской. И это все доставило мне какую-то особенную, необъяснимую тихую радость. Наверное, человек имеет право и на такую радость… а старики на свой сад.
И все-таки очень трудно давать, отрывать от себя. Это же надо перешагнуть через себя. А когда перешагнул, отдал, то…
«Истоки», № 13 (179), июль 1998. С. 12
Автор: Г. ФЕДОРОВ
Издание "Истоки" приглашает Вас на наш сайт, где есть много интересных и разнообразных публикаций!