Много грустных вещей в мире.
Одна из них - это то
Что я уже никому не поверю.
Никогда. Ни за что.
Привет, друзья. Кто хочет художественных рассказиков - есть у меня еще один дописанный, лежит на портале "Автор Тудей" - никто почти его там не читает. А мне он нравится - пусть будет здесь на Дзен тоже, целиком.
Если будет живой интерес к такому формату - буду писать ещё рассказы - раз в неделю например.
Людям понравился рассказ про альпиниста - но он нетипичный для меня, я больше тяготею к метамодерну, сюр, абсурд - шиза всякая, кр@вь-кишки-распид@расило, сек.с против см.ерти и всё такое. Вот примерный образчик того, как и о чем мне нравится писать. И леденящие сердце... картинки нейросети!
Извините за издевательство над словами, это сделано, чтобы Дзен не ограничил, усмотрев шок-контент, хотя, на мой взгляд, ничего шокирующего здесь нет - просто детективная история, ну может фантазия разбушевалась... Совсем чуть-чуть. Слегка.
Лицо тролля
Под мостом у входа в метро металась рыженькая девушка, совсем молоденькая. Испуганная.
Подбежала ко мне. Я уж подумала, что-то случилось. Беда. И ребенок, бедный, бегает, ищет кого-то, кто бы помог. Люди стали такие чёрствые! Никто не поможет. Значит снова придется мне... Как стать тоже жестокой? Научиться делать такое лицо, чтобы боялись подходить даже? Ядовитое.
Девушка оказалась промоутер. Стала предлагать мне услуги какой-то клиники. Эстетическая медицина, что-то такое.
Котенок милый, юный. Рыженькие волосики, краснела, бледнела. Волновалась очень. Я её просто пожалела. Поэтому оставила свой контакт.
И мне они потом звонили.
Каждый раз, когда звонили, вспоминала эту рыженькую, во всё новенькое аккуратно одетую девушку. Вежливую и перепуганную. Наверное, это была её первая работа...
Поэтому я им не отказывала, когда они звонили.
Они тоже были вежливые, как та первая. И испуганные.
Жалко их было. Такая работа противная. Предлагать кому-то услуги, тем, кому не надо.
Или тем, кому надо, но нищим, в долгах, как я.
Летом я ждала у метро подругу и оставила контакт. А пошла к ним только зимой. Звонили каждую неделю, предлагали бесплатные процедуры. Омолаживающие.
Я им говорила, что нет времени. Может, потом. И они снова звонили.
Надо было конечно, отказаться. Я предполагала, что сделают бесплатно и начнут разводить на деньги.
А у меня нет денег.
Но уж очень захотелось омолодиться.
Что? Сколько мне лет?
Я же дала вам паспорт. В нем указан год рождения...
Нэлли Евгеньевна сидела на диване в незнакомой комнате. Судя по всему, в кабинете этой самой омолаживающей клиники.
В одной руке окр.о.вавленный паспорт.
В другой руке окр.о.вавленная железная острая палочка. Она потом вспомнила, как такое называется. Скальпель. Орудие уб.и.йства.
У ног её лежала женщина, её ровесница. Вся в кр.о.ви, ярко, в несколько слоев накрашенная. Но всё равно некрасивая. Стареющая. Лицо ассиметричное, как у троллей или ещё у какой болотной нечисти. И злое, обиженное. Хотя, любой, наверное, обиделся бы, если б ему располосовали горло и истыкали тело острой железной палочкой. В смысле, скальпелем.
Господи боже, о чём я думаю?!
Сижу и думаю, что скажу следователю. И о лице этой бабы - красивое или некрасивое. Старое - не старое.
Надо вызвать скорую! Может эта баба ещё жива! Неужели это я её убила?! Точно нет!
Нэлли Евгеньевна попыталась встать с дермантинового мягкого дивана, на котором сидела, но всё вокруг завертелось, заплясало, как если бы в голове у нее случился вертолет.
Сумки нигде не было. Телефон, к счастью, нашелся в кармане. Рано обрадовалась. Телефон был тоже весь в кр.о.ви и разряжен в ноль.
Как я здесь оказалась?
Наверное, дали наркоз, отхожу.
Как долго была в отключке?
Явно хотят подставить. Значит надо быстрее уходить. Но если баба ещё жива, надо ей оказать помощь, и тогда она скажет следователю, кто её убивал на самом деле.
Не я.
А вдруг всё же я? Я уб.ила?!
Но провал памяти, и не помню ничего?
Нэлли, борясь с тошнотой, доползла до бабы.
Баба была абсолютно, безнадежно ме.р.тва.
Зазвонил телефон.
Наверное, телефон уб.и.той бабы. Такой же яркий и кричащий, как все её вещи, ногти, губы. Кр.о.ваво-алый.
Нэлли смотрела, как телефон вибрирует и шевелится, ползёт к краю стола. Как живой.
Оставляя мажущие следы на стенах и повсюду, Нэлли доковыляла до стола и взяла телефон в правую руку.
В левой руке она продолжала крепко сжимать в липких от кр.о.ви пальцах свой паспорт и скальпель.
- Да... - в трубке что-то переливалось и шумело. Вдалеке звенел маленький колокольчик.
- На́лэчка! - наконец позвал глубокий мужской голос с сильным акцентом.
- Да, милый, - хрипло ответила Нэлли. Контакт назывался "Милый".
Сердце частило, и вся она дрожала, как от сильной простуды.
- Чито с табой, голос как нэ твой...
- Простыла, милый.
- Всьо в силэ?
- Да, конечно... Да.
Нэлли решила создать себе алиби, как если бы она ушла раньше, чем баба умерла. Отвечала на звонки - значит была живая.
- Давай Всьо павтарьим.
С сильным акцентом "Милый" старательно выговаривая чужие слова, доходчиво, как маленькой, объяснял ей, что она должна делать. Приехать в банк, номер электронного чека и сумму он завтра пришлет на e-mail. Их надо написать на листе бумаги и отдать человеку. Контакт человека он тоже завтра пришлет.
Человек получит наличные. И отдаст ей. А клинику можно сворачивать.
- А куда потом... Эти деньги? - робко спросила Нэлли.
- Ты же хотьела дом? Купьи дом. Какой хочьешь.
- Милый... - Нэлли стояла над окровавленным трупом и всхлипывала в трубку. Ей было до слёз приятно, трогательно и жалко всех-всех. Жалость рождалась в сердце, подступала к глазам, и она до слёз любила Милого, окровавленную мёртвую бабу и бедную несчастную себя. И особенно она любила и жалела дом. Любовное гнёздышко у тёплого моря, которое никто не купит, и где Милого ждать уже некому.
Отходняки от наркоза, поняла Нэлли. Но, не в силах сдержаться, снова всхлипнула.
- Выздярявливяй малэ́нка, льублу тэ́бья.
- И я тебя люблю...
- Кяляту́шька мая, Зёлюшька...
Ладно, Золушка, но почему Колотушка-то?! - недоумевала Нэлли.
Голый тр.у.п настоящей Колотушки и Золушки лежал перед ней на полу, продолжая истекать кр.о.вью. Так и будет течь, пока вся не вытечет, - в отчаянии подумала Нэлли. У мер.твецов не сворачивается она что ли?
А пока не вытечет, смысл убирать, натечёт снова.
Нэлли сняла обувь, медленно повернула ручку двери кабинета, и в носках неслышно кралась по коридору, по-прежнему сжимая скальпель в руке.
К счастью, кроме неё никого здесь не было. Обратно она шла уже не скрываясь, на ней были надеты найденные в подсобке санузла брюки и блуза уборщицы. А в руке была швабра.
Отличная! У нее дома такая! Впитывает на раз и выжимается при помощи верхнего рычага! То что надо!
Несколько часов, водрузив тр.у.п на каталку поперек и привязав его за ноги к батарее, чтобы не свалился, Нэлли собирала великолепной шваброй к.р.овь, которая стекала из раны на горле тр.у.па и из многочисленных протечек на груди.
А пока соберётся очередная лужа, обыскивала клинику.
Хорошо, что у нее были с собой наушники. Свой телефон она заряжать не стала.
Слушала в телефоне убитой плейлист уб.и.той. Мечтательно мурлыкала в наушниках Милен Фармер о мальчишке, которого в детстве порола мать. Мальчик вырос и потерял голову от вида Милениных округлостей.
С музыкой было не так страшно. Казалось, не одна она, угодившая в капкан, мечется ночью со шваброй туда-сюда. А с ней вместе Милен, и уб.итая тоже, втроём ищут выход из этой задницы. А даже если не найдут, молодость проходит. Так какая разница?
Кто ж тебя убил, Колотушка?
Ты жила что ли здесь в клинике? Или часто ночевала... Вещи, одежда и косметика валялись в беспорядке в раскрытых чемоданах и на койке в одной из комнат.
Здесь же Нэлли нашла все её документы в крокодиловой папке.
Родилась в Саратове.
Звали её Наталия, тоже Евгеньевна. Судя по паспорту, незамужняя и бездетная.
На два года старше.
Нэлли подошла к зеркалу и сравнила фото в паспорте убитой и своё лицо. Они были похожи, как сёстры.
Значит, я тоже некрасивая. Старею и похожа на тролля.
Горло сдавил спазм.
Окончила МГУ! А я не поступила. Филиал Сорбонны при МГУ... Тоже окончила.
Загранпаспорт. Милан, Мехико, Канберра, Лондон, Париж. А я ни разу не была за границей...
Нэлли собрала документы обратно в папку. И пошла подтирать новую натёкшую лужу.
Вдруг ее осенило, что можно было подставить таз или ведро...
Но в отличие от кое-кого, мы Сорбонн не оканчивали...
Нэлли слегка расстроилась, что не догадалась подставить таз. Но последняя лужа оказалась совсем маленькая и с трупа больше не капало.
Нэлли с Милен, пританцовывая и напевая, хорошенько отмыли бедной Колотушке лицо и волосы от крови и макияжа, а потом одели эту уже начавшую коченеть колоду в Нэллину одежду.
Ну а дальше тебя куда?
Оставить в клинике нельзя, найдут и заподозрят директора клиники. То есть ту, кем я хочу притвориться.
Это мне не подходит, потому что я должна успеть получить деньги. И куда-то деться, чтобы Милый не нашёл.
Вытащить из клиники тоже нереально.
Нужно спрятать хорошенько внутри. Думай!
Нэлли запустила стирать на девяноста градусах окровавленные тряпки.
Выбрала поярче костюм и долго наносила грим на лицо. Кожу стянуло, а глаза растаращились, словно распятые тяжестью ресниц.
Тепло ли тебе, Золушка? Тепло ли, Колотушка?
Нагнулась застегнуть сапоги, закружилась голова, бросило в жар. Как некстати это всегда... Нэлли судорожно шарила руками по полу, пытаясь удержаться на стуле.
Жалкая размалеванная кукла, лучше бы тебя грохнули. Зачем тебе жить, ты никчёмная.
Я перестаю быть собой, - пропела Милен.
И стены перестали качаться.
Нэлли и Милен вместе вышли из дома и сели в такси. Вместе позавтракали в кафе.
Больше всего Нэлли боялась звонков от Милого. Но он не звонил. Только прислал, как обещал, номер электронного чека и контакт человека с необычным именем.
Нэлли тщательно выучила это имя, многократно повторив его, чтобы не ошибиться - Коркют. И даже посмотрела что оно означает - пугающий.
Коркют был азиат, совершенно безликий, никакой. Чем он мог кого-то напугать - вообще ничем. Нэлли получила от него восемь увесистых пакетов, которые в двух руках еле доволокла до такси.
Милый же так и не позвонил. А говорил что любит...
Много грустных вещей в мире.
Одна из них - это то
Что я уже никому не поверю.
Никогда. Ни за что.
Нэлли поехала и заказала самый большой ларь для мороженного. И наняла грузчиков, чтобы его сразу привезли.
Ларь идеально вписался в холле в углу слева от ресепшена. Как будто там место пустовало специально для него, и именно его там не хватало.
Милен пела возвышенно и грустно. А Нэлли везла бедную мёртвую Золушку на каталке к морозилке.
Долго и трудно они с Милен пыхтели и тащили, корячась в углу над уже остывающим ледяным гробом. Пока тело наконец не оказалось внутри.
Через два часа доставили мороженое. И Нэлли с Милен выкладывали его плотными слоями разных видов красивыми цветными полосами. Пока тело не оказалось погребено под несколькими этажами пломбиров, эскимо, крем-брюлле и фруктовых.
Любо-дорого посмотреть, Нэлли аккуратно задвинула дверки стеклянной витрины и заперла их на ключ.
Самое сложное и противное было сделано. Но и силы вдруг иссякли. Только Милен поддерживала её, уговаривала терпеть, дышать. И довести начатое до конца.
Нэлли освободила один из чемоданов для денег. В маленький саквояжик сложила документы. Одежду и обувь утрамбовала во второй чемодан и увязала в несколько наволочек
Что ещё?
Ах, да. Мокрый ком из стиральной машины. Там же она прокрутила свой паспорт. И разряженный телефон.
Ничего не отстиралось...
Ком перекочевал в полиэтиленовый пакет. Паспорт и телефон она бросила сверху.
Со скальпелем же не хотелось расставаться. Он был гладкий и прохладный. Серебристый. Как серебряная змейка. Красивый.
Если человек сошел с ума, то ему нормально. Плохо близким, которые с ужасом наблюдают его растущее безумие.
И пытаются помочь. Это дорога в ад.
Нэлли вдруг вспомнила день субботу с самого утра. Как ходила с телефоном в руке.
Нужна ты сто лет ему без денег. Старая и нищая. Будешь болеть.
Снова позвонили из клиники. Строгий серьезный голос дал ей точные инструкции, куда и к какому часу приехать. Убедил, что надо сделать процедуру.
И она поехала.
В холле ей велели надеть бахилы, но она всё равно сквозь бахилы оставляла на белом кафеле грязные следы.
Девушка в маске с узкими азиатскими глазами подносила датчик к ее лицу.
И Нэлли видела на мониторе забитые поры, лопнувшие сосуды. Всё увеличенное в разы, огромное, уродливое.
Азиатка велела лечь на каталку и водила по лицу чем-то горячим. Обожгла веко, Нелли дернулась и вскрикнула от боли.
Боль как будто открыла шлюзы и хлынуло - Нэлли заговорила. О своих болезнях и одиночестве. О том, какая мерзость творится. Кругом ложь. Скоро будет вторая волна мобилизации. Будет много ещё волн. И вируса, и мобилизации. Молодые мужчины уехали. И правильно сделали. Скоро здесь останутся одни харыпы, обезьяны.
Глаза азиатки зло сверкнули от Нэллиных слов.
Азиатка отвечала, что нет. У нее парень там. Никуда не сбежал и не остался. И скоро всё закончится. Всё будет хорошо.
У моего бывшего любовника недавно друг там погиб. Мало кто оттуда вернётся, - сказала Нэлли с наслаждением, смакуя каждое слово.
Процедура закончилась. Лицо было приятное и лёгкое. Помолодело, наверное.
Продолжая топтать пол слякотью грязных подошв, Нэлли снова села перед азиаткой. Та озвучила совершенно безумный прайс за комплекс процедур. Больше сотни тысяч. И позвала вторую азиатку, финансового консультанта. Они вместе давили и унижали. Поощряли и снова давили. Женщина должна о себе заботиться. Даже пенсионеры находят пять тысяч в месяц, чтобы ухаживать за лицом. Ладно, три. Банк одобрит вам рассрочку на три года. Мы сделаем вам эксклюзивную скидку. Сколько вы сейчас можете заплатить?
Нэлли ответила, что нисколько. Она не принимает такие решения одним днём. Будет мониторить рынок услуг. А кредиты ей никто не даст, у нее плохая кредитная история. Совсем плохая.
Конечно же она всем расскажет. Какая замечательная клиника.
Нэлли не помнила как вырвалась от этой киргизской якудзы. Выкатилась на Маросейку на холод, под неоновый свет фонарей.
На улицах копошилась какая-то нечисть - через одного пьяная, безумная, гомонила и волоклась к Кремлю. Мёрзли руки.
Нэлли остановилась около ГУМа.
Через дорогу крутилась разноцветная, в весёлых огонёчках, каруселька. У подножия которой тоже какое-то тёмное месиво копошилось. А Нэлли рылась в сумке и не находила паспорт.
Совершенно точно паспорта не было. С тяжёлым сердцем Нэлли повернула обратно.
- Мы отдали вам паспорт, - сказала финансовый консультант, глядя ей прямо в глаза своими раскосыми лисичьими очами.
Стремительно приближалась к ним косметолог. Потребовала: сядьте. Не нужно повышать голос. Вы здесь не одна. Неожиданно сильная для такой миниатюрной девушки косметолог резко дернула Нэлли вниз на диван. Плечо кольнуло. И Нэлли поплыла чуть влево и начала проваливаться спиной и головой в темноту дивана, а сверху на нее набежали стены и навалилось небытие.
Ужасный день. Айгюль и Иржан обе не выспались и были голодные, экономили уже на всём. Никого не удавалось развести. Приходили одни нищие. Или наглые приходили, даже не скрывали, что пришли нахаляву и платить не собираются.
Эта пришла последняя. Их последний шанс. Они работали очень хорошо.
Впрочем, они всегда старались. Просто Айгюль совсем сдала. Ей нельзя не спать.
А комнатка их возле сортировочной станции, и всё время шумит железная дорога. Поезда едут, колеса стучат, гремят вагоны...
Тролль, всё время повторяла Айгюль.
Она и правда была похожа на тролля, их начальница Эн.Е.
Они с ней всё перепробовали: и лебезили, и молчали, как солдаты. И плакали. И кричали, возмущались. Ничем её не проймёшь.
Лицо непроницаемое, как маска, надменное. У неё клиентки становились послушными как овцы, всё подписывали.
Иржан и Айгюль обе очень хотели научиться также, чтобы не терпеть её презрение. Или слащавую иронию. А потом как удар под дых - что вы сделали сегодня?
Какой доход, какой вклад? Так за что я должна заплатить вам зарплату?
Кто угодно виноват у вас - клиенты, промоутер! Подобрал вам не тех. Что мешает, пригласите тех. Обслужите так, чтобы клиент купил услугу.
Вы ничего не можете, - возвышалась она над ними, - безрукие, беспомощные.
Значит снова не заплатит.
Айгюль вдруг шагнула вперёд и совершила размашистый жест, как будто перечеркнула в воздухе собственные глаза серебряной линией.
И вдогонку ткнула ещё несколько раз, как будто точки ставя.
- Боже мой, что ты сделала?!
Айгюль, хватит, прекрати... Господи...
Наталия Евгеньевна хрипела кро.в.авыми пузырями в горле и скребла ногтями по полу своего кабинета.
Иржан оттаскивала Айгюль, пыталась вырвать у нее из руки скальпель, скользкий от кро.в.и. Рискуя порезаться.
Айгюль тяжело дышала и рвалась резать и колоть ещё.
- Не надо, не надо... - наконец повисла на ней Иржан. И та остановилась.
- Это тролль, настоящий троль. Как та последняя, они все здесь такие... - шипела оскалив зубы Айгюль. Окаменевшая, вся белая от напряжения.
- Ну какой тролль... Что с тобой?
- Ты не видишь, не замечаешь, а они на одно лицо. У них лица троллей. Они просто над нами издеваются. Мы для них мясо. Бесплатно должны на них работать, а они будут глумиться.
- Да что она тебе сказала?
- Сказала... Она... Что погиб, не вернётся...
- Откуда она знает?
- Знает! Это тролль. Тролль!
- Хорошо, тролль. Тише, не кричи.
- Пусть молчит.
- Тише...
У Иржан подкосились от ужаса ноги.
Кто-то пришёл... Нельзя, чтобы шёл сюда и увидел. Иржан кинулась в холл, задержать, не пустить.
Это вернулась за паспортом последняя клиентка. Та, которая довела Айгюль.
Собственно из-за неё всё и произошло. Если б не она... Нет денег, так сиди, старей достойно. А припёрлась, так плати...
Иржан подошла к троллихе очень близко, почти вплотную. Отвлекала. Пока Айгюль обходила с теневой стороны, по дуге, держа шприц наготове.
Айгюль практически одна дотащила троллиху в кабинет Эн.Е.
Иржан аккуратно вложила в обмякшие руки паспорт и скальпель. Даже маникюр не делает! Ногти страшные. Жёлтые какие-то.
И они убежали.
Только дальше куда?
Комната просрочена, покушать на два дня осталось. Но это ладно. Полбеды.
Айгюль совсем потеряла рассудок, порывалась вернуться и, во что бы то ни стало, забрать скальпель. Просто немедленно, прямо сейчас. Удержать её было невозможно, она почему-то стала нереально сильная. И бросить её Иржан тоже не могла. И они пошли. Пешком, потому что даже на метро у них не было.
Наверное клининг. Быстро они.
Нэлли так устала, что уже ничего не боялась. Пусть даже сам Пугающий оказался бы за дверью. Значение имени она помнила, а как звучит его дурацкое имя напрочь забыла. Кюлот? Клютор?
Она не спала уже почти сутки, давно не ела и от наркоза до сих пор тянулся слабый шлейф мутоты.
За дверью стояли финансовый консультант и косметолог.
Двое против двоих, посчитала Нэлли.
Она с Милен vs двое узкоглазок.
Все эти битвы - пропела Милен... Телефон жалобно пиликнул и умолк. Тоже разрядился.
Нэлли осталась одна против двоих.
Косметолог так жадно вглядывалась в ее лицо, что глаза её казалось сейчас сломаются и вывалятся из орбит. Наверное, не могла никак понять, каким невероятным способом Эн.Е. ожила, или это всё же не Эн.Е. напялила знакомый клетчатый костюм.
Трооолль - наконец не выдержала и на выдохе завыла-застонала косметолог, повалилась на пол, закатила глаза и судорожно задёргала руками, хватая ртом воздух, как выловленная рыба.
Минус один, констатировала Нэлли.
Финансовый консультант бросилась на пол, пытаясь помочь, совершала какие-то слабые бессмысленные движения, обнимала, трясла.
Нэлли сверху смотрела на отросшие рыжие корни волос консультанта. Вот почему девушка-консультант казалась ей смутно знакомой. Это была та самая испуганная рыжая из летнего печального дня.
- Что вы стоите - жалобно закричала рыжая, сделайте что-нибудь!
- Скорую вызвать? - всполошилась Нэлли.
- Вызовите, да...
Нэлли бессмысленно озиралась по сторонам, пытаясь предположить, где может лежать зарядное устройство.
- Вот, возьмите, - рыжая кинула ей телефон...
Продолжая трясти и обнимать свою подругу.
Телефон, не долетев, упал и запулился под диван.
Нэлли села на пол и надавала себе по щекам.
- Что вы делаете?! Вы псих? - в отчаянии закричала рыжая.
- Здесь есть кислород?
- Что?
- Кислород! Кислородная подушка!
- Да, есть!
- Быстрее неси. А потом достань из-под дивана телефон и вызови скорую.
Рыжая убежала за подушкой, а Нэлли начала делать непрямой массаж сердца умирающей якудзе.
- Спасибо... - робко сказала рыжая.
Они сидели вдвоем в холле больницы.
На потолке противно мигала ртутная лампа.
- За что?
- За то, что помогли. Вы нас теперь сдадите?
- За что? - снова спросила Нэлли.
- Ну как, мы же убили.
- За что?
- Вы реально какой-то тролль!
- Как тебя зовут?
- Иржан. А её Айгюль. Вы не подумайте, она хороший косметолог. Очень хороший, прямо от бога. У меня прыщи знаете какие были, а сейчас даже следов нет. Это Айгюль помогла. У нее просто парень погиб. А вы ей что-то сказали. И она совсем сошла с ума. Всё повторяла тролль, тролль. Я не ожидала, что она убьёт. Не успела помешать.
И процедуры все у нас хорошие. То что вам сделали, эр-эф-лифтинг, эффект очень долго сохраняется. Вы удивитесь. Это реально волшебство...
- Ты раньше рыжая была.
- Да...
- А почему перекрасила?
- Так из-за парня. Он говорил, Иржан, ты как пожар. А теперь он погиб... - Иржан всхлипнула, - Ну и отгорел пожар. Траур.
Знаете, он нехороший был. Айгюль так вообще в ошейнике водил на цепочке, как собаку. И в клубе мог бросить. С ней мог прийти, а уйти с другой. Но она всё равно его очень любила.
Они вместе учились. Но он не доучился. У него хата наркоманский притон. Он долго держался. Но ни спать, ни готовиться там нормально нельзя. В общем, его отчислили и сразу мобилизовали. Только он никуда не доехал. Почти сразу в учебке погиб от передоза. Мне кажется, он нарочно. Не хотел убивать. Он врачом быть хотел. Просил призовите медбратом. Но кто его слушал.
Этот скальпель... Это он Айгюль подарил.
Говорил, в нём моя душа. Моя несбывшаяся мечта стать хирургом.
Айгюль не верит, что он погиб.
А я... Я не знаю как, но чувствую, что всё, не вернётся уже.
Когда на горизонте тает облачный город, она шлёпает босыми пятками по кромке прибоя. Бежит вечернюю пробежку. И в её волосах цвета золы звенит колокольчик.
Из-за цвета волос она представляется Золушкой.
У нее молодое лицо, но старые печальные глаза, много повидавшие.
Она давно путешествует по миру. Но не нашла ничего кроме одиночества.
Раз в несколько месяцев Золушка заряжает и включает телефон.
Ей пишет только один человек - рыжая печальная девочка, ник которой состоит из единственной буквы i.
Пишет раз в год в день четвертого декабря единственное слово: спасибо.
Это значит, что обе, Иржан и Айгюль живы, здоровы и на свободе.
Может делают процедуры всё в той же клинике, охраняя ларь с мороженным. А может давно перебрались в другое место, избавившись от ларя, который гроб.
Всё это довольно скучно, а если вспомнить про откинувшегося недостудента-недосолдата, так и вообще печально.
Нэлли проверяет контакт "Милый" - но Милый так ни разу и не появлялся в сети со времени их первого и последнего разговора.
Жаль.
Вот бы позвонил, и она бы ему сказала, что нет, пока не присмотрела дом. Но ей очень понравилось на Кубе. И на Филиппинских островах.
И вдруг повезло бы выспросить у этого "Милого", откуда взялась такая огромная сумма. В несколько раз превышающая оборот клиники. Мухлежи кредитами? Или ещё что похуже?
И почему всё же Колотушка?
И куда он исчез...
А вдруг это он идёт навстречу, звеня колокольчиком в бороде?
Или это её собственный колокольчик поет от ветра: тролль-ль... Тролль-ль...
И бонусом плейлист Милен:
1. "Мечтательно мурлыкала в наушниках Милен Фармер о мальчишке, которого в детстве порола мать. Мальчик вырос и потерял голову от вида Милениных округлостей..."
2. "Я перестаю быть собой, - пропела Милен..."
3. "Все эти битвы - пропела Милен... Телефон жалобно пиликнул и умолк. Тоже разрядился. Нэлли осталась одна против двоих..."