Ленка Потапова в раннем детстве была немного с характером. В то счастливое время жила она легко и непринужденно, никогда и ни о чем не переживала, не слушала чужих советов и мнений, и делала только то, что хотелось именно ей. В тех ситуациях, где другие ребятишки посыпали голову пеплом, и переживали о том, что от родителей влетит, Ленка улыбалась своей безумной улыбкой, пожимала худеньким, костлявым плечиком, и говорила: А, пофиг!
То, что ей именно пофиг, было видно невооруженным глазом. Лена тогда легко относилась к жизни, чем очень сильно раздражала, а иногда и откровенно злила своих серьезных и рассудительных родителей. Они, эти родители, методично ломали характер дочери, выкорчевывая из ее неокрепшей, пока еще податливой души неугодный им бунтарский дух.
-Лена, нельзя быть такой легкомысленной! Вот что из тебя вырастет, если ты так относишься к своему будущему? Мне сегодня встретилась Лариса Константиновна, так я чуть от стыда сквозь землю не провалилась! Почему ты не посещаешь музыкальную школу? У тебя же талант!
Лена, сделав свой любимый жест плечиком глянула на мать в упор, и сказала:
-Не хочу. Скучная твоя Лариска, и скрипка твоя противная. Ну что это за инструмент такой? Зачем мне нужно это пик- пилик? Ты хочешь, чтобы я дергалась с этой палкой и трясла головой, будто у меня припадок?
-Мать, хватаясь за сердце бежала пить сердечные капли, и утолив ими жажду принималась читать дочери лекцию о том, что скрипка- это архиважно в жизни любой уважающей себя девушки, что великие классики были далеко не глупыми, и много красивой музыки...
-Мам, я на гитару пойду. Это круто, не то, что эти ваши Паганини...
Мать снова вёдрами хлебала сердечные капли, и пыталась доказать Лене, что гитара- увлечение для дворовой шпаны. Лена, упрямо вздернув подбородок держала оборону, и мать картинно теряла сознание, а вечером, на маленькой, тесной кухоньке жаловалась отцу, что дочь совсем от рук отбилась.
Отец, мужчина суровый, не знающий жалости ни к себе любимому, ни к окружающим пытался слепить из Ленки идеальную дочь, и не гнушался никакими методами. В ход шли и словесные внушения, и манипуляция чувством вины, и телесные наказания. Ленка, стоя в углу растирала отекшие колени, которые уже начинало нещадно щипать от соли вытирала рукавом слезы, но упрямо молчала. Молчала до той поры, пока терпение не заканчивалось, и тогда, плача еще горше от осознания собственного бессилия Ленка звала отца, и сообщала, что мол ваша взяла, буду я ходить на вашу скрипку, танцы, пение...
На эту ненавистную скрипку мало было ходить, нужно было быть лучшей из лучших, чтобы мама в ответ на хвалебные слова в адрес талантливой, одаренной, и несомненно упертой дочери лишь кокетливо улыбалась, и с легким румянцем на худых, впалых щеках сообщала Ларисе Константиновне, мол ну что вы, талант конечно есть, но вот упорства надо бы добавить, а то все на одном месте топчется, хоть бы какой прорыв...
И Лена, кусая губы от обиды упорно играла, размахивая смычком и тряся головой, словно в припадке. Иногда в такие моменты девочка просто мечтала, чтобы эта несчастная голова не выдержала вдруг напряжения, оторвалась от тоненькой шейки, и покатилась бы по этому неровному, выщербленному полу, остановившись аккурат у ног матери... В ярких красках девочка представляла, как мать уже не понарошку, а всамделишно завалится в обморок, а потом будет плакать по настоящему, и прочитать, что это всё из-за неё, что она виновата...
Мечты мечтами, а характер Ленкин родители подмяли под себя, растоптали, сравняли с землёй, уничтожили.
И куда спрашивается подевался Ленкин бунтарский дух? Не мытьем, так катаньем. Сломали родители дочку, словно тонкую ветку на морозе. Щелчок, и ветка хрустнула, а вместе с ним и характер надломился. Словно и не было его никогда.
Лена, словно китайский болванчик бездумно кивала головой, глядя пустыми глазами на мать, и делала все, что та от нее требовала. А требовать мать умела...Конкурс чтецов? Леночка! Олимпиада по математике? Леночка! Танцы? Леночка! Леночка! Леночка! Кажется, Леночка была везде. Ходила бледная, словно моль в обмороке, отвечала на уроках неизменно заученным текстом непременно на пятерки, посещала наверное добрую половину кружков в городе, а дома вместо отдыха учила, учила, учила...
Отдушиной для девочки была бабушка Тоня. Полная женщина с румяным, улыбчивым лицом и седой головой. Бабушка жила в деревне, и к великой Леночкиной радости каждое лето её , маленькую, худую и уставшую девочку отвозили туда после обязательного оздоровительного лагеря.
Будь Ленкина воля в этот лагерь она бы и не ездила, но разве с родителями поспоришь? Там, среди тенистых деревьев девочка с нетерпением ждала, когда же уже наконец-то закончится её смена.
Нет, в лагере было весело и интересно, не было занудных уроков и изнуряющих репетиций, только отдых, конкурсы и развлечения, но у бабушки все равно было лучше.
Дворовый пес Зяблик, любвеобильный и совершенно беззлобный пёс, которого наглые пестрые куры выгоняли из его собачьего терема, желтые пушистые цыплята, что как хвостики бегают за своими мамами, корова Янка, теленок на веревочке на зеленой полянке, поросята с милыми розовыми пятачками и взрослая и серьезная их мама. И кошки, что ходили за бабушкой по пятам, путаясь между ногами, отчего бабушка ворчала, мол вот как упаду сейчас, да придавлю вас ненароком, будете потом знать. Леночка животных любила страстно, и мечтала, что вот вырастет, и непременно будет как Айболит, лечить зверюшек.
Девочка у бабушки не просто отдыхала. Она хорошо ела, много гуляла и спала. Помогала любимой бабуле возиться с хозяйством, полоть грядки, готовить обед и прибираться в доме. Бабушка ее любила, баловала и жалела, а потому никакого строгого режима ни в сне, ни в питании не придерживалась. В деревне в Лену снова вселялся забытый бунтарский дух, и она, наравне с деревенскими ребятишками и пакостила, и озорничала, отчего бабушка хваталась за сердце, а дед только посмеивался, мол забыла, Тоня, какая сама была? А Арина? Задавала мол твоя мамка, Леночка, нам жару...
Ох уж эта Арина... Тоже ведь и коленки в кровь сшибала, и клочки одежды на заборах оставляла, и в сад колхозный за яблоками лазила похлеще пацанов. Такая сорвиголова была, любого за пояс заткнуть могла. Зато сейчас- смотри ка, культурная стала, городская. Совсем Леночку задергала. Одни глаза у ребенка и остались, все идеальную из нее вылепить пытаются. Все обиды теперь выставляет, мол я может тоже на скрипке хотела, и в балерины пойти, но в нашем колхозе пойти можно было только в сарай, к коровам. У меня не вышло, вы не обеспечили мне досуг, так я костьми лягу, но Лену в люди выведу.
За то короткое время, что Лена гостила в деревне она немного округлялась, набивала себе шишек, синяков да ссадин, и когда родители приезжали за ней на исходе лета мать пыталась схватиться за сердце и тянула руки к любимым каплям, а отец с недовольным лицом сообщал, что больше внучку они не увидят, мол разбаловали девчонку, расповадили совсем.
Бабушка, которая за словом в карман не лезла, тут же цыкала и на дочь, и на зятя, мол но-но, поговорите мне тут! и так замордовали девчонку, продыху не видит в вашем городе, пусть хоть тут вволю побегает, а то детство кончится, и оглянуться не успеет.
Права была бабушка. И не заметила Лена, как выросла...
Когда при выборе профессии Леночка заикнулась, что хотела бы поступить на ветеринара, мать как всегда картинно заламывала руки, пила сердечные капли и падала в обморок, а отец, исподлобья глянув на дочь, сказал, как отрезал:
-Учителем будешь, и точка. Что это за профессия- ветеринар? Тоже мне, Айболит! В деревню поедешь, коровам хвосты крутить?
Перечить Лена не посмела, хотя очень хотелось. А толку? Ну начнет она сейчас спорить с родителями, так все равно проиграет. Отец найдет способ убедить ее в своей правоте.
Исторический факультет, выбранный отцом доводил Лену до истерики. Да, несомненно, знать историю это просто отлично, но ведь для среднестатистического человека хватает и базовых знаний. Ну не ее это! Все эти даты, цари, фараоны и египетские пирамиды снились Лене ночами, но, чтобы не слушать стенания матери и нравоучения отца Лена послушно шла на пары.
И снова учила, зубрила, рассказывала заученные тексты, старалась быть лучшей. И стала. Только почему-то красный диплом совсем не порадовал вчерашнюю студентку. Кааак бы зашвырнуть сейчас эту ненужную бумажку куда-нибудь в ближайшие кусты!
А ведь прав был Николай Иванович, ой, как прав! Наверное, он единственный из преподавательского состава разглядел в лучшей студентке курса одинокую и несчастную девушку без собственного мнения.
-Потапова, вот что прикажете вам ставить?
-А что не так, Николай Иваныч? Я же все ответила! Если сомневаетесь, задайте еще вопросы, я отвечу...Я учила...
-Отвечу....Учила...Ответить-то ты Лена ответишь, только как?
-Все так плохо? Лена сидела перед пожилым мужчиной со слезами на глазах. Ну как ей еще надо учить, чтобы он к ней не цеплялся? Она и так почти слово в слово повторяет то, что он рассказывает на лекциях!
-Не плохо, Потапова. Отвратительно! Скучно. Без искры в глазах, без восторга в голосе. Нет в вас той икры, по которой становится понятно, что человек любит предмет. Да, вы знаете историю, знаете неплохо, но она вас не интересует. Все это для галочки. Для проформы. Вызубрила ты, девочка, то что записано, молодец. Зачёт сдала. Отлично. Только зачем? Какой из тебя учитель? Как ты будешь детям преподавать? А я тебе скажу как: По шаблону, заученными фразами из учебников. Каждый вечер будешь зубрить эти неинтересные для тебя параграфы и так же неинтересно станешь их пересказывать. Скучно и нудно. И будут ученики откровенно зевать на твоих уроках, и так же откровенно будут тебя ненавидеть. А потом, когда ты перегоришь, ты поймешь, что всё это было зря, и тебе это совсем не нужно. Точнее, нужно совсем не это. Что нужно именно тебе, Лена? Ты подумай, и сама себе ответь.
Лена тогда упрямо молчала и хлопала глазами, смотря на пожилого мужчину. Он, вздохнув, взял ее зачетку, покрутил задумчиво ручку в руках, и, прежде чем поставить оценку, сказал:
-Знаете, Потапова... Я в детстве мечтал быть спортсменом. Заниматься борьбой, участвовать в соревнованиях, получать медали и кубки. Но увы, по некоторым причинам не срослось. Когда у меня появился свой ребенок, я стал водить его на борьбу, туда, куда хотел сам. Только время шло, а толку от этих походов не было. Я злился на то, что никаких результатов он не добивается, пенял ему на то, что уйму денег мы тратим на форму, на дорогу туда- обратно, время опять же. И знаете, Потапова, сейчас, глядя на вас я вижу взгляд своего сына. Обреченный, затравленный взгляд человека, у которого отобрали право выбора.
Николай Иванович молча смотрел на свою студентку, и ждал ее реакцию. Нет, он не прогадал. Хоть какая- то искорка интереса, пусть и праздного любопытства промелькнула на ее уставшем лице.
-Он добился результатов в борьбе?
-Нет, Лена. Добился, но не в борьбе. Однажды я сорвался, и накричал на тренера, мол сколько ходим, а результатов не видно. Иные не успеют прийти, и уже на соревнования их, а мой сын на месте топчется.
Словно в прошлое окунулся Николай Иванович, туда, где он еще молодой и амбициозный, а сын его маленький и робкий, без права голоса.
-Да что это такое? Может вам денег дать? Скажите сколько! Ходим, ходим, а все без толку! Результатов нет. Вы нам обещали, что через год- полтора он поедет на соревнования, и что?
-А кому они нужны, ваши соревнования? Вам? Так приходите, тренируйтесь, милости просим. Вы бы у сына поинтересовались, что ему нужно. Не надо тешить свои амбиции заслугами детей. Он- не вы. Ну не его это, борьба. Не горит он этим, не болеет. А машина бездушная мне не нужна. Я могу его настроить на результат, только как бы потом не пожалеть.
Ох и растерянный тогда был Николай. Ну как это сыну не интересно? Ведь все мальчишки с ума сходят от борьбы. Кубки там, медали.
Оказалось, что не все. Его сын просто грезил волейболом. И, как потом оказалось, не зря отец прислушался к сыну. И искра в глазах появилась, и результат не заставил себя ждать.
-Так что, Лена, зачет- то я вам поставлю, только вы подумайте, а ваше ли это? Или тоже чьи- то детские мечты...Парад несбывшихся надежд, так сказать...
Продолжение ниже.
Спасибо за внимание, с вами как всегда , Язва Алтайская.