К их столику подошла официантка, и обоим пришлось вернуться в реальность. Оксана задалась мыслью – что о них подумала девушка. Ведь странной они выглядели парочкой со своей игрой в молчанку.
Не отрывая взгляда от Филиппа, она взяла меню. И всё же пришлось сделать над собой усилие. Видавшие виды листы в потертом пластике. Оксана подумала, что её друг должно быть голоден. Ей вдруг тоже захотелось есть. А это был верный признак того, что, несмотря на приближающуюся опасность, она почувствовала некую уверенность. Обычно, когда она волновалась, аппетит отшибало напрочь. Но теперь она была не одна.
— Принесите нам пельмени….
— С бульоном? Со сметаной? С томатом?
— Две двойные порции. И по стакану сметаны.
Они не заметили — долго ли ждали заказ. Слишком много им нужно было сказать друг другу.
— Как ты жил?
— Ты спрашиваешь – забывал ли я хоть иногда об этом? Куда там…
— Сны?
— В детдоме говорили, что я часто кричу во сне, мальчишки меня будили…Когда стал учиться в институте — подсел на таблетки.
— Антидепрессанты?
— Да.
— Ты женат?
— Как я мог жениться, если каждый день ждал, что они до меня доберутся? Они возникают из ниоткуда. Если посторонний человек увидит все это – он просто сойдет с ума. У нас не поехала крыша – потому что мы были детьми. У детей психика гибче. Так что никакой жены.
— А у меня нет детей – по той же самой причине.
Они переглянулись с горькой улыбкой равных.
— Ты действительно надеялась, что это все кончится для тебя, если ты подаришь дом свекрови?
— Он висел на мне как гиря, — призналась она, — Я бы и не взяла совсем – мои заставили. И еще я попыталась уговорить себя – мол, откуда я знаю, что именно это – ее подарочек? А когда я туда вошла, то поняла, что дом не может быть ничем иным. Они пахнет ими. Их зверями, их потом и пудрой. Причем этот запах ощущая только я, больше никто.
— В глазах всех мы сумасшедшие.
Принесли пельмени. Над ними еще поднимался пар. Воспоминания о страшном перебил запах мяса и лаврового листа. Оба накинулись на еду.
— Я старалась забыть, — сказала она, когда тарелка опустела, — А ты?
— А я старался узнать о них всё, что только можно. Потому что настанет день, час – и тогда от этого не уйти. Я не хотел, чтобы меня взяли тепленьким…
— Тогда объясни мне…
Он покачал головой:
— Не спрашивай, сколько им лет – я не знаю. Что-то мне пришлось собирать по крупицам, что-то – мои домыслы. Иногда мне кажется, что они древние, как сама земля. Иногда – что ведут род откуда-то из глухого Средневековья, когда материализовывались страхи людей. И где они сейчас – я не знаю тоже.
— Тогда почему же ты…
— Мы их подманим, — сказал он, — Или ты попыталась бы сбежать? Не стоит. Ты еще такая молодая…Долго будешь мучиться. А в конце концов страх все равно задушит.
— И как ты думаешь их приманить?
Вместо ответа он прикрыл глаза. Сделать это было очень просто – вновь мысленно оказаться в той клетке, которую он помнил, вплоть до каждой царапины на железных прутьях, до щербинки на досках пола. Он помнил – сколько шагов – вдоль, поперек и наискосок. Щель, из которой особенно сильно продувало его в холодные дни. Он выгрыз бы себе лазейку для побега, но они стерегли не только его тело, но и мысли, что было гораздо хуже. И когда эта девочка открыла ему дверь, он сосредоточился на том, чтобы не думать – ни о чем больше, только о боли от ногтей, впившихся в ладони.
Зато, когда он собирал – в интернете, в библиотеках, в книжных магазинах – все то, что могло касаться их, он снова взывал к своей памяти, хотя и мучительно это было. Но требовалось отделить зерна от плевел, понять, что правда, что ложь – и только на память он мог положиться. Слишком хорошо он знал их, чтобы принять на веру некоторые вещи…
— Ты слабее, чем я, — сказал он, — Ты слышишь только мои мысли, а я слышу всех. Но сейчас они зацепились за тебя. Может быть – это просто месть. О, они очень мстительны! А может, они просто голодны…Этот дом – он не один такой. И когда они проголодались, они заворачивают в один из домиков, как люди заходят в столовую. Обычно это происходит в урочный день и час. В этот раз они придут за тобой, но, если узнают, что здесь я – они придут раньше.
— И? — спросила она чуть слышно.
— И нам нужно будет сделать так, чтобы и дом проснулся раньше, чтобы он принял за еду не нас, а их…
Она со страхом покачала головой:
— Ты идешь ощупью. И ни в чем не уверен. А мы рискуем слишком многим.
— У тебя другого шанса не будет… Ключ от дома у тебя?
— Я всё отдала свекрови. Документы, ключ…Мне одной в дом приехать не получится. Она непременно увяжется за мной.
— К счастью, ключ есть еще у соседа. Он хранится у него уже сто лет, но может быть – замок не сменили. Поехали, проверим.
*
Онидействительно были голодны. Но лишь тот, кто знал их подлинную суть, мог заметить это. Для всех прочих они были обычными людьми, которые дважды в день собирались за общим столом, в том вагончике, где жила Ева. По утрам пили чай, а вечерами, после представлений, засиживались допоздна – и запах мяса, приготовленного на углях, будоражил ноздри прохожих.
Но сведущий человек заметил бы подрагивание их рук, ставших вдруг суховатыми, проступившие морщины на лицах, и огонек, порой вспыхивавший в их глазах.
Они знали, что, насытившись по-настоящему, они избавятся от этих примет возраста и лютого голода, терзавшего их изнутри. Но им порой приходилось терпеть достаточно долго, потому что не каждая добыча годилась. Жер-тва должна была отличаться от людского стада, и найти подходящую удавалось не всегда. Дорогой ценой покупается бессмертие. И это выдерживали не все.
Раньше их было больше, гораздо больше, но некоторые отставали по пути. Эта Вера…она попросила отпустить ее, оставить доживать возле одного из их домов. Чем она там питалась – черт ее знает, подбирала разное отребье. Неудивительно, что она в конце концов состарилась и умерла. Ева почувствовала ее смер-ть. Она была самой чуткой из них, всегда точно знала, что им требуется, и как они могут это получить. Поэтому само собой получилось, что она стала старшей над ними.
Но никогда, никогда еще не встречала она столь привлекательной добычи, как тот мальчишка. Поэтому никто и не смел посягать на его жизнь. Вместе с ним их сила умножалась, и он – рано или поздно — должен был стать одним из них. Если бы он не сбежал…
Теперь придется довольствоваться меньшим, гораздо меньшим. Веры уже нет, и теперь их домик принадлежит кому-то другому….Что ж, счастье для хозяев, если они не будут путаться под ногами.
**
— Чувствуешь? – спросила Оксана, когда они вошли в дом.
Филипп сделал знак рукой – подожди, мол. Он ступал так осторожно, будто шел по натянутой проволоке, осторожно выверяя каждый свой шаг, затаив дыхание. Он боялся потревожить, разбудить дом до срока. И, тем не менее, Оксане казалось – что-то уже начинает происходить. Воздух чуть колеблется, как это бывает над костром. Чуть громче потрескивают половицы, и пол словно начинает слегка колебаться.
Потом Филипп не выдержал, указал на новое окно и чуть приподнял брови.
— Это свекровь, — поторопилась шепнуть Оксана, — За все перемены здесь отвечает она.
— Как дом не отгрыз ей руку, сам удивляюсь…
— Она настолько заурядна, что, наверное, не представляла для него интереса…
… Ключ им удалось получить без проблем. Старик даже увязался за ними – посмотреть, смогут ли молодые люди открыть заднюю дверь. Он столько лет хранил этот ключ, и ему было любопытно.
Филипп сразу увидел, что ключ подойдет. Так легко он скользнул внутрь скважины , и повернулся точно сам собой. Убедившись, что все благополучно, старик ушел, а они вошли в дом. Здесь не только начинался коридор, который проходил через весь особняк. Отсюда, от задней двери, каменные ступени вели в подвал.
Туда они оба в первую очередь и спустились. Конечно, Елена Дмитриевна с ее великими хозяйственными планами, не могла не добраться и до этого уголка. Подвал был пуст, рабочие вынесли весь хлам, что скопился тут за годы. А заказанные стеллажи еще не привезли. Просто подземелье. Просто склеп. Из узкого окошка под потолком падал луч света, который казался голубым.
Филипп встал в нескольких шагах от окна, поднял голову. Свет преобразил и его лицо, оно потеряло естественный цвет, залитое этой мертвенной голубизной. Филипп закрыл глаза и что-то шептал совсем неслышно.
Оксана поняла, что сейчас происходит необратимое – он зовет их, и, похоже, ему удалось дотянуться до их разума.
Потом он открыл глаза, повернулся к Оксане, но взгляд его был безумным, как у перепуганного ребенка. Она взяла его за обе руки.
— Тебе удалось?
Он попытался сглотнуть. Получилось не с первой попытки.
— Они будут здесь завтра к ночи.
— И что они?
— Не верят своему счастью.
**
Елена Дмитриевна решилась первый раз переночевать в новом доме. Спальня ее была давно уже готова. Но, честно говоря, новая хозяйка мечтала сделать все иначе. Устроить новоселье, позвать подруг, и после шумного застолья, разбредясь по комнатам – заснуть крепко и без сновидений. Одной было страшновато. Но гулянка откладывалась – та подруга, без которой не имело смысла все это устраивать – уехала к дочери. Надолго. Вернется не раньше, чем через месяц, а ждать столько Елена Дмитриевна не могла. «Я же такая любопытная, как Ева», — любила она повторять по каждому поводу.
И теперь она убеждала себя, что ничего страшного нет, это не какой-то забытый уголок, это город, и справа, и слева тут живут люди. Конечно, никто не решится ограбить особняк – это вовсе не то же самое, что обносить дачные домики. Однако она укорила себя за то, что не додумалась заказать на окна решетки, и решила это сделать в ближайшее время.
Она приехала в свой новый дом, ничего не сказав об этом ни сыну, ни его жене. С легкой поклажей в руках – и сильнейшей головной болью. Приехала в тот самый вечер, за пару часов до захода солнца. Еще с утра она думала, что устроит праздник для себя самой, пожарит, напевая, отбивные, откроет вино.. А сейчас ее мутило от одной мысли о еде. Елена Дмитриевна бросила на ладонь сразу две зеленые таблетки, запила водой прямо из-под крана. Подумала – и добавила еще одну таблетку, от дав-ления, на всякий случай. Морщась, и прикладывая к вискам пальцы – в доме было холодновато, и руки оставались ледяными – она добрела до спальни, легла, укрылась пуховым платком. Она ждала, что боль еще долго будет мучить ее, но та неожиданно стала отступать. И незаметно для себя Елена Дмитриевна уснула.
*
— Они уверены, что все будет, как всегда, — говорил Филипп, когда они устроились у окна, — Ведь урочный срок, двадцать пять лет – наступит только через несколько дней. Поэтому они войдут в дом, чтобы забрать нас, можешь не сомневаться. Они уже близко…
Теперь Оксана не спрашивала – удастся ли ему разбудить дом. Она чувствовала, что он уже почти проснулся. Видения, которые ее мучили стали ярче, они вспышками сменяли друг друга… Куда бы она ни взглянула – она видела же-ртв, их последние мгновения, тогда как для самого дома - это были воспоминания приятные до дрожи, гастрономические….
Оксана старалась смотреть только на Филиппа – в нем заключалась ее единственная надежда выйти отсюда живой.
— А почему ты пошла акушеркой? — неожиданно спросил он.
— С тех пор, как я побывала там – я просто носила с собой дыхание смерти, — просто сказала она, — Мне хотелось быть ближе к рождению жизни. Вытеснить. А ты?
— А я хотел узнать, что же за сила мне дана… Почему я такой? Есть ли другие такие…
Они помолчали. Может быть, это длилось долго, а может – несколько мгновений.
На щеку Оксаны капнуло что- то – теплое и липкое. Она попыталась стереть это и вдруг поняла.
— Дом пускает слюни, — в шепоте ее слышалась паника.
Вместо ответа он указал на окно. Сначала она не поняла, а потом – оцепенела. Перед домом была лужайка, освещенная светом фонарей. И по ней двигались тени… Те сказки о нечистой силе, которые казались сейчас такими блеклыми и наивными, уверяли, что нежить не отражается в зеркалах и не дает тень.
Но сейчас они своими глазами видели – никаких людей, только тени на траве, вот мужчина в шляпе, вот женщина в длинном платье. Старуха с клюкой… И еще женщины… и мужчины… Много…. Тени стекались к входной двери, которая была предусмотрительно приоткрыта….
Окончание следует
