Чем полезным можно заняться в несколько свободных часов? Правильно, править статью о Зиновьеве. Жаль, что тема "Большого террора" останется почти не раскрытой. Хотя, интересно рассмотреть обоснованность прозвучавших в 1930-е годы политических обвинений.
Какие обвинения? Например, на Первом Московском процессе в августе 1936 года Зиновьеву и прочим вменялось создание антисоветской организации со всеми вытекающими. Мол, официально он "разоружился перед партией", а на практике продолжил двурушничество и клеветнические измышления. А своего многолетнего секретаря Б. В. Богдана, согласно следствию, зиновьевцы вообще убили (в реальности он совершил суицид).
Ещё летом 1928 года, когда Зиновьев уже прекратил оппозиционную борьбу, он стремился получать информацию о происходящем в верхних эшелонах власти. Странно, если бы нет - бывших политиков не бывает. Одним из каналов и стал Богдан. Личные контакты с "зиновьевцами" Григорий Евсеевич и правда держал, они относительно регулярно общались. Даже возникла идея встречи, но Богдан кое-что написал:
«Очень хорошо, что Вы не приехали. В Москве собралось значительное число наших товарищей. Кроме известных уже Вам, звонили мне Залуцкий, Баташев и еще кто-то назвавшийся приезжим. Рыковцы и ГПУ изобразили бы это конференцией. Посылать ли кого-либо из них к Вам? Или кроме Еремеича никого не надо?
» (РГАСПИ. Ф. 324. Оп. 2. Д. 76. Л. 39).
Интересно, что "рыковцы" здесь ещё идут совместно с ГПУ, т. е. пока борьба сталинцев и "правых" в ЦК не отобразилась в риторике. Под "Еремеичем" скрывается один из бывших главных зиновьевских работников в Ленинграде Григорий Еремеевич Евдокимов. Он, кстати, сидел в августе 1936 г. на скамье подсудимых вместе с Зиновьевым. Залуцкий - тоже из ленинградцев. Так что ядро будущей "антисоветской террористической группы" имело место быть.
Но Богдан поставил один важный вопрос: а можно ли это считать преступлением? Является ли частная беседа бывших уже оппозиционеров однозначным организационным собранием с целью свержения? Богдан считал, что власти изобразили бы это именно так (в августе 1936-го и изобразили). Однако, насколько это правильно, учитывая, что у данных людей до этого была реальная возможность создать вторую подпольную партию - и все как один отказались даже от такой мысли?
Короче, проблема обвинений на московских процессах не сколько в фактической стороне дела. Эти встречи во многом были, на них велись разговоры. Вопрос больше в квалификации деяний. Можно ли расстреливать за частные, пусть даже политические, разговоры? Является ли преступным даже маленькое несогласие с линией партии? Вот что надо вынести из т.н. "Большого террора".