Ночь уже повернула на рассвет, когда Клавдия, наконец, забылась зыбким, как вся ее жизнь сном.
Ей опять снился Федор, его сильные руки нежно обнимали ее, успокаивая и поддерживая. Она пыталась рассказать ему все, но что-то мешало. Может время не пришло, а может расстраивать не хотела.
Проснулась она от громкого рева. Это Максим, правнук не хочет идти в детский сад, а Ольга, мама Максима и внучка бабы Клавы, как она ее называет, дергает его и нервничает. Опаздывает на работу.
Клавдия встала, сунула босые ноги в старенькие тапочки и пошла успокаивать мальчика. Она знала, что если сейчас не успокоить, он так и будет реветь всю дорогу, подгоняемый окриками матери.
- Максимушка, иди шарф завяжу. Я по новому умею завязывать и тебя научу, - тихо сказала женщина, наклоняясь к ребенку.
- Ой, вот только тебя с твоими учениями и не хватало, мы и так опаздываем, ба, - Ольга злилась и всю свою злость выливала на ребенка.
- Завязывай, как умеешь, и пошли. Опять опоздаю из-за тебя, горе луковое, - она бросила детский шарфик прямо в лицо Максиму, от чего он заплакал еще громче.
- Оля, мы мигом, мы сейчас, - Клавдия подхватила шарф и прижала к себе головку правнука, но Ольга с силой вырвала шарф и затянула его на его шее так, что у ребенка перехватило дыхание.
- Ты же задушишь его, - Клавдия рванулась вперед.
- Значит туда ему и дорога, - зло прошипела Ольга, выталкивая сына на лестничную площадку.
Клавдия замерла. Она долго прислушивалась к звукам за дверью, но голоса Максимки больше не услышала. Быстро, как позволяли ее больные ноги, она прошла на кухню и выглянула в окно.
Вот из подъезда вышла Ольга. За руку она тащила Максима. Именно тащила, потому, что маленький ребенок не успевал переставлять свои маленькие ножки за широкими шагами мамы.
«Господи, помоги Ольге, сама не знает, что творит», - проговорила про себя Клавдия, хотя где-то глубоко в душе хорошо понимала, что внучка очень даже знает, что творит. Просто озлобилась на весь белый свет, а зло сорвать не на ком. Вот только на ребенке. Самый виноватый из всех.
«Ведь он пока, как ангелок, ни зла не натворил, ни греха не совершил, за что же его так», - думала она, ругая себя за собственную беспомощность. Прозрачные слезинки медленно катились по щекам.
Ольга с Максимом скрылись за поворотом, а Клавдия Тимофеевна пошла капать себе капли от сердца.
Потом она тихонько перемыла и убрала брошенную на кухне с вечера посуду, вытерла столы и поставила на плиту чайник.
«Вот ведь какая, меня с вечера в комнату отправила. Чтобы глаза, говорит, не мозолила. А сама даже посуду не помыла. Привыкла, что я тут, я на подхвате», - думала старушка, намазывая себе кусочек хлеба маслом.
«Что-то прошляпила я, проглядела. Не такой внучку хотела видеть. Может все-таки написать Софье. У девочки есть мать, пусть приедет, наставит дочь на путь истинный. Да и на внука посмотрит. Мальчику три года уже, а она его ни разу не видела».
Клавдия закончила завтракать, убрала посуду и вошла в комнату, где на стене висел большой портрет ее дочери.
Портрет нарисован настоящим художником, на настоящем холсте, настоящими масляными красками. Софья вообще любила все настоящее. Вот только как-то эта любовь не распространялась на ее дочь Ольгу, хотя та тоже была настоящая.
И рожденная она была от большой настоящей любви, правда, в ненастоящем браке. Как оказалось, у отца Ольги уже есть настоящая семья, и он не собирается с ней расставаться. Остались от их настоящей любви только этот портрет, да еще Ольга.
Софья переживала не очень долго, быстро встретила другую свою настоящую любовь, как оказалось, настоящего богача из далекого Египта. И отбыла по месту жительства своего, теперь уже настоящего, мужа.
А маленькую Олю оставила бабушке с дедушкой. Обещала, как устроится там, станет своей в чужом краю, так и заберет дочь.
Устроилась, стала своей, даже язык выучила. Только не спешила Ольгу забирать. Все какие-то причины были. Подарки дорогие высылала, одежду заграничную. Сама два раза приезжала.
В первый раз перед тем, как Ольга в школу пошла. С дочерью пообщалась, да друзей-подруг повидала. Своей богатой жизнью похвасталась. Между делом, уговорила маму работу бросить. Обещала помогать материально, все-таки добавка к пенсии родителей. Да и Федор тогда еще работал.
Клавдия всю жизнь на фабрике проработала, хорошим закройщиком была, в чести и уважении. А тут трудные времена наступили, заказов нет, работы нет. Всех домой отправили, на частичную оплату посадили. Она и согласилась, тем более кто-то должен был водить девочку в школу, да уроки с ней учить.
Ольга с дочерью расцеловалась и уехала, там у нее уже трое новых детей было. Настоящих египтян.
Клавдия сложила Максимкины игрушки, прошлась мягкой тряпочкой по мебели, убирая невидимые пылинки, задержалась у фотографии, на которой у трапа самолета стояла ее Софья.
Красивая, стройная, загорелая. А как же, там ведь не Россия, там солнышко почти круглый год печет. Подняла руку в прощальном приветствии, а может от солнышка просто заслонилась. Посмотрела на фотографию, смахнула пылинки и поставила на место.
Второй раз приезжала Софья, когда Федора не стало. Вырвалась из своего солнечного рая разделить с матерью горечь утраты. Посидела часик, повздыхала печально, постояла у могилки, да и отправилась назад. Там уже пятеро детей было и муж – большой бизнесмен, которого надолго оставлять нельзя.
А Ольга? Ольга смотрела на маму и не понимала, почему пятеро детей там, а она, первая, тут с бабушкой, которая уже не очень здорова и совсем не молода. Мама обещала продолжать помогать. И пока школу заканчивает, и пока профессию приобретает. Но к себе не приглашала, даже на каникулы.
Пять лет назад Ольга, повзрослев, свою настоящую любовь встретила. Только была эта настоящая любовь без гроша за душой. Зато душа эта была широкой и доброй.
Понравился бабушке Ольгин избранник. Сергеем звали. Простой парень, готовый носить свою Оленьку на руках. Да тяжеловата ноша оказалась. Слишком много притягивала к себе. То шубу модную, то сапоги из последней коллекции, то колье в тон к туфелькам.
Сергей старался, работал день и ночь, да еще и учиться успевал. В короткие минуты отдыха успокаивал жену, обещал, что все будет. Надо только потерпеть.
Клавдия медленно открыла небольшую шкатулку, стоящую в углублении книжного шкафа. Много лет она хранила в этой шкатулке свои «драгоценности»: маленький золотой перстенек, подаренный ей мужем в знак любви и уважение, золотые сережки с красным камнем, бусы из яшмы, да несколько простеньких брошек.
Сейчас здесь были Ольгины украшения. Что-то она сама покупала, когда мать деньги присылала, что-то ей они, бабушка с дедушкой дарили, что-то Сергей преподнес. Только простых вещей теперь в шкатулке не было. Все настоящее: золото, драгоценные камни, жемчуг.
«Что же ей не хватало? Квартира хорошая, большая просторная, три комнаты. В доме все есть, как говорится «и в себя, и на себя». Потерпела бы немного, как Сергей просил, может, изменилось бы все. Не любила, значит. Вот мне от Федора никогда ничего не надо было, был бы сам рядом. А тут…».
Клавдия провела рукой по шкатулке и поставила ее на место.
Вспомнила, как София говорила дочери: «Что-то надо, позвони или напиши в соц.сетях, деньги будут. А за деньги все можно купить». Та и покупала. Что хотела, то и покупала. Поэтому и терпеть, и ждать не умела.
Только как вышла Ольга замуж, так денежный поток обмелел. Мамочка четко сформулировала свою позицию: «Теперь у тебя есть муж, он тебе обязан все дать, а у меня другие дети подросли. Мне их женить, да замуж выдать надо».
Стали молодые чаще ссориться. Клавдия между ними, как между двумя огнями. Все хотела мир сохранить. Помогала, как могла. Где пенсию отдаст, где продуктами запасется, чтобы молодые не тратились.
Потом Максимка родился. Сергей радовался, Ольга не хотела этого ребенка, но избавиться от него побоялась.. Долго из-за имени спорили. Ребенок больше месяца без имени жил. Назывался Ребенок и все.
Клавдия как будто снова услышала визгливые крики Ольги.
- Забери ребенка, орет все время. Никак не успокоится. Надоел до чертиков.
Как ни странно, но на руках у Сергея, малыш успокаивался и замирал. Они смотрели друг на друга, а Клавдия всей душой чувствовала, как хорошо им вдвоем, как понимают они друг друга.
Потом Сергей уехал. Где-то далеко, в сибирской глубинке жила у него бабушка, которая вырастила и воспитала парня. За время супружеской жизни, он туда только один раз и съездил. Все время работал, деньги в семью зарабатывал. Хотя очень хотел съездить, бабушку навестить. Ольгу с собой звал. Она не хотела. Не ее это уровень, по деревне вечерами прогуливаться.
Как раз в разгар очередной ссоры соседи позвонили, умерла бабушка. Сергей поговорил, и так бессильно руку с телефоном опустил, что Клавдия сразу поняла, сломался парень, не удержать.
Покидал он свои вещички в сумку спортивную и уехал.
Вернулся через две недели. Взрослый и серьезный. Другой. Пытался с Ольгой поговорить, уговаривал уехать. Она стала кричать, обзывать его всяко, деревенским мужланом назвала и путь до деревни прямым текстом указала. Сергей уехал.
Клавдия помнила, как прощался он с сыном, с Максимкой. Как нежно и тепло ее обнимал, в гости приглашал. И как посмотрел на них перед выходом из дома. Словно сфотографировал на память.
Вот с тех пор и взбесилась Ольга. Нет, сначала все хорошо было. Радовалась, что свобода, никто не воспитывает, не учит. На развод подала. По подружкам, да по гостям ходить начала, повеселела.
Но видно времени на нее у подружек не было. Или просто приоритеты поменялись. Только стала она все чаще дома оставаться. Тут и заметила, что ребенок игрушки разбрасывает, одежду пачкает, а перед сном еще и капризничает.
Быстро все это ей надоело. И Максимка надоел, и сама Клавдия Тимофеевна. Старая стала, не такая прыткая, не успевала по дому все сделать, да за правнуком присмотреть.
На радость Ольге в садике место выделили. Только Максимка туда ходить не хотел, привык дома, с бабулей. Вот и плакал по утрам. Клавдия бы и сама тихонько увела, да ноги не слушают, ходила плохо.
«Нет, Софье звонить бесполезно. Не получится у нее поговорить с дочерью, нет нужного понимания.
А может Сергею? Как он там? Наверное, женился уже? А что может Сергей? Ольга тогда ему кричала, что не отдаст сына, назло не отдаст. Как будто это вещь какая.
В полицию пожаловаться? Опять же скажут – она мать, у нее свои методы воспитание. Она не пьяница, не тунеядка. Жестоко с ребенком не обращается. Хотя еще надо посмотреть, что можно жестоким обращением назвать».
Клавдия кругами ходила по квартире, протирала пыль, убирала разбросанные вещи, тихонько расставляла на подоконнике Максимкины игрушки. А мысли все мельтешили и мельтешили в голове. И никак она не могла их ухватить, чтобы принять правильное решение.
Здравствуйте, дорогие подписчики, друзья и гости канала КНИГА ПАМЯТИ.
Приглашаю к размышлению. Кто-то встречался с подобной ситуацией? Надо ли предпринимать какие-то действия бабушке?
Какой выход из ситуации можно придумать?
Пишите свое мнение в комментарий. Самые интересные версии использую в продолжении этой истории или в следующих рассказах.
Приглашаю всех, кто случайно заглянул на страничку канала КНИГА ПАМЯТИ, подписаться и первыми получать все публикации.