Лето достигло апогея. Окна второго этажа сельской гостиницы распахнуты настежь, но нет и намёка на прохладу, словно они всасывают горячий воздух. Старик посмотрел на дисплей мобильника – 02:00 ночи. Оделся не спеша, осторожно ступая по скрипучим деревянным ступеням, спустился в «предбанник» гостиницы.
– Куда это вы на ночь глядя? – тяжело подняла голову дремавшая за стойкой полногрудая деваха с пустыми, как у статуи, глазами.
– Подышу воздухом, – изобразил постоялец улыбку, которая осталась не воспринятой – дежурная уже уронила тяжёлую голову на пухлые руки, сложенные на столе.
Старик вышел из гостиницы, огляделся, как бы решая, в какую сторону идти.
– Значит, так, – сказал он сам себе и, не вникая в смысл сказанного, на «автопилоте» пошёл по улице Октябрьской в сторону центральной площади села, на которой 70 лет назад 1 мая и 7 ноября с дощатой трибуны секретарь райкома приветствовал демонстрантов, нёсших портреты вождей и транспаранты с призывами и обещаниями. Самой представительной была колонна средней школы. За школой шли студенты педучилища и сельхозтехникума, труженики колхоза «Большевик». Замыкали праздничное шествие прочие немногочисленные трудовые коллективы районного центра. Диктор с трибуны выкрикивал здравицы, колонны вразнобой эхом отзывались: «Ура, ура, ура!»
Первого мая демонстранты под гармошку пели «Утро красит нежным светом стены древнего кремля…», а 7 ноября – «Наш паровоз, вперёд лети, в коммуне остановка…».
Пройдя с полкилометра по Октябрьской, старик свернул налево, на Большевистскую. На этой улице в доме номер 26 он прожил свои первые 18 лет. Того бревенчатого дома уже нет, снесли при строительстве общежития.
Дойдя до озера Серебрянка, что на окраине села, старик понял, что, не осознавая этого, он шёл именно сюда…
Село Топорнино, развёрстанное по левому берегу реки Белой, служило перевалочным пунктом для снабжения района промышленными товарами. Пятьдесят первый год… Весна переходит в лето. Окончив девятый класс, он подрабатывал грузчиком на пристани. Льстило, когда ватага немолодых грузчиков выбрала его бригадиром. Не из-за внушительной фигуры – её не было, а из-за умения торговаться с работниками райпотребсоюза по части расценок за разгрузку барж.
Надежде в то лето исполнилось двадцать три. Невысокая, ладно сложенная, всегда красиво одетая. Краля что надо – он был тайно влюблён в неё. В те годы из-за бушующих гормонов влюблялся часто и каждый раз навеки.
Надежда вела в педагогическом училище физкультуру. Слыла девкой с придурью, ходила в брюках, что тогда не было принято, наперегонки с пацанами гоняла по селу на велике, забиралась на верхнюю палубу пассажирских пароходов, что чалились к пристани села, а когда они отплывали, прыгала с верхотуры в бурлящую от работы лопастей воду, исполняя в падении замысловатые кульбиты.
Зналась с его матерью, которая учительствовала в начальной школе при педагогическом училище. Родом из одной деревни, они часто встречались, пили чай, вспоминали знакомых. В тот памятный летний вечер что-то отмечали. На столе домашнее пиво, пироги. Рано повзрослевший в военные годы, он тоже сидел за столом. Засиделись, стенные часы пробили полночь. Надежда засобиралась.
– Проводишь? – бросила на него быстрый взгляд и тут же перевела его на гостеприимную хозяйку, как бы ожидая одобрения.
– Проводит, проводит, – сказала та.
Они вышли в лунную ночь, молча шли по безлюдной улице, их причудливые тени от лунного света бежали впереди. Окна домов темнели как пустые глазницы, без воодушевления лаяли собаки.
Дошли до озера на краю села.
– Хочешь искупнуться? – спросила Надежда.
– Нет, – ответил он. – С этого берега мелко.
– Ну и что, – сказала она, стягивая сарафан. – Зато дно песчаное, вода прохладная, родники бьют.
Лифчика на ней не было, трусов тоже.
И, как бы только заприметив его, вскрикнула:
– Ой, отвернись, бесстыжий!
– Ну, пойду я, наверное, – сказал он, отвернувшись. – Тут же вам рядом.
Уходить не хотелось.
– Нет, – возразила она и как бы даже приказала: – Покараулишь мою одежду!
Проплыв по-мужски сажёнками до противоположного берега и обратно, Надежда, не прикрывая руками наготу, вышла из воды. Гармоничные линии тела были окутаны сияющей дымкой лунного света. Он отвернулся, ожидая, пока Надежда наденет сарафан на мокрое тело. Она подошла, бесшумно ступая по ковру стелящегося лютика, обняла его:
– Согрей, замёрзла я, – прошептала дрожа.
Голос был низким, волнующим, в нём звучал откровенный призыв...
Потом они долго лежали на прибрежной траве. Полные губы её были приоткрыты. Она молчала. Он выпаливал слова, не поспевая за ними:
– На будущий год мне восемнадцать, школу окончу, уедем в Узбекистан, дядька мой там директором заповедника, буду работать егерем.
– Ты совсем ещё мальчишка, – сказала она. – Будешь много раз влюбляться и разочаровываться, пока не остановишься на одной. – И помолчав, добавила: – А может, и не на одной…
Старик напряжённо вглядывался в гладь озера, как бы ожидая появления Надежды.
– Отмотать бы назад годы, – вздохнул тяжело, – и тогда…
Что было бы тогда, старик так и не додумал.
Но, как и тогда, на востоке показалась светлая полоса неба.
Оригинал публикации находится на сайте журнала "Бельские просторы"
Журнал "Бельские просторы" приглашает посетить наш сайт, где Вы найдете много интересного и нового, а также хорошо забытого старого.