Хочу рассказать вам свою короткую историю. Меня зовут Татьяна, сейчас мне двадцать семь лет. Со школьной скамьи я всегда думала о себе, о своей жизни. Мне казалось, что вот-вот, еще немного, и произойдет какое-то чудо. Я ложилась спать и верила – завтра все изменится. Но что именно должно измениться, не осознавала. Закончила школу, довольно-таки неплохо, кстати. И тогда, на выпускном вечере, казалось, что вот сейчас начнется какая-то новая, замечательная жизнь, в которой ждут только успехи и удача.
Закончила университет и снова ждала, не зная чего. Потом вышла замуж. С возрастом чувство ожидания чуда притупилось, отошло на второй план за домашними хлопотами, особенно после рождения сыновей, двух погодок – Александра и Валентина.
Тяжело было? Лучше и не спрашивать. Безумно тяжело. Чем спасалась? Да все тем же – ожиданием, ожиданием того, что муж сделает что-то такое… такое незабываемое, прекрасное, что полностью изменит жизнь. Любила? Еще как любила. Первый год точно, второй тоже, третий…
Впрочем, обо всем по порядку. Сергей был хорошим мужем – молодой и красивый, сильный, нежный, ласковый, работящий. Жили у его мамы – Елизаветы Алексеевны. Именно так – не мамы, а именно Елизаветы Алексеевны. Вот это и стало причиной моего личного ужаса. Положи на одну чашу весов все достоинства мужа, и она стремительно опустится вниз. На вторую чашу положи его маму, в частности ее характер, и весы просто сломаются, все перетянут, рухнут под гранитной глыбой ее «правильности» и тотального опыта по каждому вопросу. Может, если бы был жив свекор – ее муж, то все было бы иначе. Но он умер за девять лет до моего знакомства с мужем. Потом я отчасти поняла почему.
Все началось как-то ненавязчиво и было прикрыто эйфорией брака и первых романтических недель после свадьбы.
Нам была выделена спальня в стандартной двушке, свекровь спала в зале и допоздна засматривалась разными сериалами. Не спала. Соответственно и нам было не очень разгуляться, в том самом смысле. Ну как-то приноровились, я даже подумала, что так можно жить. Любила? До умопомрачения любила.
Если говорить о дальнейшей жизни до рождения первенца, то в ней выделялись три основные вехи. Уборка, постоянная, каждодневная, ведь свекровь так любит чистоту, затем готовка, причем не простая, а со странностями. Муж мог привезти два десятка килограммов мяса, а я должна была все нарезать на мелкие кусочки, сварить их и заморозить - на гуляш и зажарки, на будущее. Так свекровь привыкла. Ну, думаю, излишне говорить, что огромная часть домашних обязанностей была нагло перевалена на меня. «Ну, милочка, в нашем дому бездельниц не держат». Да, интересно, а на ком это утверждение уже было проверено до меня? И третья веха, но это уже ближе к лету и до поздней осени. Огород. Нет, не так. ОГОРОД! Прополка, поливка, теплицы, и картошка. Даже в Беларуси столько картошки не едят, сколько свекровь ее планировала под посадку. Многие могут подумать, что я белоручка. Так нет же. Я из простой семьи. Моя мама работала на заводе, а отец водил автобус. Но одно дело, когда работаешь на огороде с душой, в кругу близких людей, а другое, когда над тобой стоит свекровь и помыкает, как рабыней. А что муж? А он слушал и отмалчивался, что бесило просто до невозможности. На любую мою претензию, которую я выговаривала по ночам, шепотом в постели, муж обнимал меня и говорил извечное: «потерпи». Конкретно до каких пор я должна была терпеть – это оставалось покрыто мраком. Чувство ожидания чего-то прекрасного в будущем наглухо потускнело, покрылось ржавчиной и паутиной, а затем пропало вовсе.
Что касается моих родителей, то они и понятия не имели в какой ужас превращалась моя жизнь. Просто я ничего не рассказывала.
Сначала было какое-то упрямство – не хотелось признаваться в том, что семейная жизнь не задалась, а потом просто не хотелось расстраивать и жаловаться после нескольких лет брака. Так и страдала в одиночку. Моя мама, Вера Михайловна, скорее всего что-то подозревала, но не влезала с расспросами напрямую. А как-то раз при телефонном разговоре в конце обронила: «Помни, доченька, у тебя есть дом, где тебе всегда рады. Тебе и нашим внучатам». Папа отмалчивался, но тоже переживал – это мне потом мама рассказала.
Шел год за годом, старшему сыну Александру исполнилось шесть, младшему Валентину – пять. Сергей, муж, работал и приносил домой зарплату, которой распоряжалась его мама.
– Елизавета Алексеевна, мне деньги на продукты нужны.
Свекровь сидела в кресле и вязала свои бесконечные носки. Посмотрела из-под очков, не прекращая вязать:
– Я Сергею дам завтра.
– А почему не мне?
– Ты все, как обычно, на свои мазилки истратишь.
Мазилки. Это она о косметике. И это говорит мне престарелая женщина, которая красит брови и голову в яркий рыжий цвет. Вот и что ответишь? Можно было устроить скандал, но все и всегда заканчивалось одинаково. «Сынок, сынок, ты послушай, что она говорит. Вы что, хотите, чтобы меня сердечный приступ прихлопнул? У меня давление на пределе». Ну и все в таком роде. А сынок, он же муж, он же Сергей, ходит, молчит и зыркает на меня коршуном. Было ли что-то хорошее? Было, но редко, сейчас даже и не вспомнить. Находила утешение в детях, в мелочах, в редких поездках к родителям в другой город. Да, после брака пришлось переехать в родной город мужа. С ним я познакомилась во время отдыха на море, ну и как-то все закрутилось, завертелось. Тогда, в ту пору, ожидание чуда еще присутствовало в моей жизни. Свидания, встречи, свадьба, переезд, – все носило на себе легкий романтический оттенок, казалось загадочным и обновляющим мою жизнь. При первом знакомстве свекровь-то была прям ангел во плоти.
Но рассказать я хочу не только о том, как мне «весело» жилось. Я хочу рассказать о том, как все изменилось.
Кстати, когда детям исполнилось четыре и пять лет соответственно, я пошла работать продавщицей в магазин. Устроиться по специальности не получалось, а свекровь… «Бездельниц в нашем дому не держат». Работа сначала нравилась, веселые девчонки-продавщицы, начальница не деспот, как-то все бойко, скоренько, в общем-то все получалось.
Но уставала я жутко, считай, весь день на ногах за прилавком. Так я себе варикоз и нажила, ноги выкручивает по ночам. К этому еще добавим домашние дела, которые с меня никто не снимал, а еще уход и заботу о муже и детях.
А Елизавета Алексеевна была в своем репертуаре. Ладно, еще когда все оставалось в поле семьи, но так она еще и всем многочисленным родственникам описывала меня, как неряху и неумеху. Соседки-старушки, подчиненные свекрови, как кролики удаву, тоже покорно кивали головой, когда та описывала им мои «успехи» по дому.
Терпела. Любила? Да, все еще любила, но уже не так сильно, как в первый год брака. Спросите у меня сейчас, почему я терпела? Не смогу ответить. Но каждому терпению наступает предел. Конец наступил в один из вечеров, который, казалось бы, не предвещал никаких бед и происшествий.
Свекровь снова развалилась в своем кресле, на своем «змеином троне», как я его называла, и вязала шерстяные носки для внуков. «Елизавета Алексеевна, ваши носки колются, дети не хотят их носить». «Много вы знаете!» — вот и весь ответ. Дети играли на ковре, а муж, как обычно валялся на диване с книгой.
– Валя, внучек, подойди ко мне.
Мой сын поднялся с ковра и подошел к бабушке. Чудо, а не мальчик, ласковый, немного полненький, с огромными серыми глазами.
Свекровь бесцеремонно наклонила голову моего сына и начала что-то там пристально выискивать в волосах. Можно подумать, что у моих детей вши. Бред. Разумеется, их она не нашла, фыркнула и многозначительно изрекла, обязательно так, чтобы я услышала:
– Господи, а волосы-то какие грязнющие. Тебе мать голову давно мыла? А уши покажи.
Валентин попытался отстраниться, но свекровь ухватила его и начала поочередно заглядывать в уши.
– Хоть картошку сажай. Боже, твоя мать куда смотрит-то? Так, Саша, ну-ка и ты подойди сюда, у тебя посмотрим.
Младший сын тоже подошел к ней. Само собой, и волосы, и уши у него тоже оказались грязными. Муж даже не соизволил выглянуть из-под своей книжной завесы. К слову сказать, это был его любимый метод борьбы с жизненными обстоятельствами – спрятать голову в песок. Если бы не дети, и если бы чуть раньше все это разглядела, то ни минуты не думая, развелась бы, сбежала, как от огня.
Все, что было до этого – все упреки и скандалы, показались цветочками в этот момент. Я так тщательно слежу за детьми, купаю их, балую, буквально заливаю заботой и любовью, а эта старая… такое говорит. Ох и брызнуло у меня сердце кровью, слезы сами собой навернулись на глаза. А свекрови-то того и надо было. Уже потом я поняла – она типичный энергетический вампир, а меня она определила себе в качестве вечного донора.
– Елизавета Алексеевна, что вы такое говорите? Дети купались буквально час назад, я им и головы, и уши – все как следует вымыла.
Стараюсь держать ровный, слегка доброжелательный тон.
– А ты подойди и сама глянь! Я вообще не понимаю, как можно быть такой грязнулей?! Сама ходишь бог знает как, и дети чумазые.
– Мам, да где они чумазые-то?!
Надо же, муж вылез на свет.
Свекровь явно такого не ожидала. Целый бунт назревает.
– Знаете что? Вы опять меня провоцируете? Вместо того, чтобы взять детей и выкупать их, вы начинаете мне нервы мотать! Вы что, опять хотите меня в гроб свести? Вчера только давление было!
Муж снова скрылся под книгой, но предварительно изрек:
– Тань, может и правда снова их выкупаешь?
Надо было видеть лицо свекрови в этот момент. Торжествующая бабка со взглядом лисицы у миски со сметаной.
– И не подумаю!!! Я купала их час назад!
Дети при этом смотрели то друг на друга, то на бабушку, то на меня. Сейчас я понимаю их чувства. Два затравленных зверька, не понимающие, кто прав и кто виноват, и скорее всего думающие, что весь скандал случился именно из-за них. Валя начал тихонько хныкать, у старшего тоже глаза на мокром месте.
Свекровь моментально уловила, куда дует ветер.
– Вот, она и тебе перечит, Сережа! Смотри, детей до слез довела.
Если коротко о дальнейшем, то те слова, которые мы стесняемся употреблять при детях или в приличном обществе, были использованы мной все до единого. Тот эмоциональный заслон, который как-то еще удерживал меня, прорвался окончательно. Я сказала в тот вечер все, что думала о свекрови, о поведении мужа и о порядках в доме. В первую очередь я сказала, что нам нужно, нет, точнее мы просто обязаны жить раздельно. Во-вторых, деньги – зарплата мужа и моя зарплата теперь не принадлежат свекрови, ей и ее пенсии хватит! Первое условие было еще так себе воспринято, но от второго свекровь схватилась за сердце и начала медленно оседать в кресле. Спектакль. Что ж, вызвали скорую, померяли давление – все в пределах нормы. Ожидаемо.
Так я к чему это все? Прошло два дня и свекровь собралась к старшему сыну, помогли ей с отъездом, посадили на поезд и помахали ручкой. Вернулись домой и все разительно поменялось. Муж похвалил приготовленный обед, улыбнулся… Боже, я уже стала забывать, как он улыбался. Дети веселые, играют. Все прекрасно. Я живу!!! Наша семья живет!!!
С тех пор прошло несколько лет. Свекровь окончательно переехала к старшему сыну. Там, разумеется, понаговорила всякого. Потом был еще скандал и с братом мужа, но все само по себе прекратилось. Просто скандал, а потом затишье. Свекровь поумерила свой пыл, мы встречаемся, общаемся. Внешне сохраняем нейтралитет. Я теперь не просто «Татьяна», а уже «дочка». Но для меня свекровь, как была Елизаветой Алексеевной, да так и осталась. Я-то помню ее истинный нрав.
Так вот, к чему я это все. Знаю, у многих в семьях такое есть, и многие вынуждены терпеть. Почему? Сами можете ответить на этот вопрос? Я вот не могла, и до сих пор не знаю, почему терпела. Счастье – оно в понимании, когда тебя ценят и уважают надежные добрые люди вокруг тебя. Не позволяйте отравлять вашу жизнь, боритесь за себя, отстаивайте свое мнение. Не старайтесь всем потакать и «быть хитрее», как учит народная мудрость. Вся ваша жизнь только в ваших руках.
Я снова беременна, планируем покупку своей квартиры, муж носит меня на руках и частенько повторяет: «Боже, какой же я был дурак, ведь и развестись могли же». Запросто могли, все к этому и шло. Муж жил бы со своей мамочкой, а потом нашел бы еще женщину, которая также бы терпела, а может, и не терпела. Я перестала унижаться и дала отпор. Тогда на меня просто снизошло озарение – свекровь-то, оказывается, просто хитрая манипуляторша и все, а силы-то настоящей нет. Просто привыкла, что все ей подчиняются и пресмыкаются. Так и меня загнали под плинтус, но я из-под него выбралась. Выбирайтесь и вы! Все получится!
---
Автор: Валентин Сабинов
---
---
Гена-квазимодо
Генке Родионову не повезло. Природа на нем не только отдохнула, но и попрыгала, видимо, ногами. С рождения Генка был инвалидом: помимо уродливого лица, вся фигура у него была изломана, скручена, будто Генку Пикассо рисовал. Но… ходить мог, за собой ухаживать умел. Врачи Генку покрутили, повертели, назначили массажи и физиотерапию. Пять лет несчастная Генкина мама, Лариса, сама, кстати, писаная красавица, мучила ребенка физкультурными упражнениями, лечебной гимнастикой, душем «шарко» и прочими премудростям.
Она, как и всякая отчаянная мама, специально вскружила голову Левтеру, грузину, работавшему массажистом, чтобы тот оставался на ночь – позаниматься с Геночкой. И Левтер, практически обезглавленный красотой Ларисы (да-да, эт самое: Ларису Ивановну хочу, не могу), крутил и мял отчаянно вопившего Гену, как крутое тесто. Что он, бесстыдник, делал с мамой, даже думать не хочется. Надеюсь, ничего страшного, все-таки, советский врач и добрый человек, хоть и ручищи у него, как кувалды, поросшие черным кабаньим волосом.
В общем, Геночка потихоньку выправлялся в меру своих возможностей. И выправился в этакого «квазимодо». За спиной – горбик, лицо безобразно: нос набок, губы вытянуты в трубочку, нависшие над глубоко посаженными глазами брови со скошенным лбом. Если посмотреть на Гену, так можно подумать, что эволюция в Генином случае застряла на питекантропе и встала, как упрямый осел.
Но при этом душа у Генки была хорошая, чистая и улыбчивая. Он много читал, даже не так: он глотал книги запоем, пачками и стопками. Библиотекарша местной библиотеки устала подбирать маленькому Гене книги и пустила все дело на самотек. Толку от него прятать взрослые тома – ноль. Гена найдет и проглотит. Он так и попросил:
- Вероника Алексеевна, не надо мне, пожалуйста Бианки. И «Горячий камень» Гайдара не надо. Я с ними даже до дома не успеваю дойти. Дайте мне толстую, очень толстую книгу. Вот эту!
Ну конечно, Генка указывал на фолианты Толстого и Достоевского. С вожделением каким-то. Аж трясся от предвкушения. Спасибо чуткой Веронике Алексеевне: она не сунула мальчишке депрессивного Федора Михайловича. И Гаршина, спасибо, не предложила. Такому-то бедолаге… Сердце у Вероники Алексеевны было мягкое, стародевичье, чуткое. Она вручила Гене собрание сочинений Чехова. И правильно сделала. Гена читая его бессмертные вещи, улыбался сквозь слезы, будто ласковое солнце в пасмурный день. . .
. . . дочитать >>