И снова в нашей рубрике своим военным и жизненным опытом делится Шурал – поэт, ушедший на СВО в 18 лет, и находящийся на передовой по сей день.
«Самое сильное впечатление было на херсонщине. Когда хаймерс прилетел во взвод мобилизованных. Мы дураками были – по мобильной связи выходили. Поэтому мы так и благодарны сейчас тем парням-штатникам, которые не уволились из армии, пока можно было, а остались в этой сгустившейся краске затяжной войны. Они многому научили. В том числе – не болтать по телефону.
Первый опыт самый тяжёлый. У нас в окоп прилетела мина: один парень выжил, а три его товарища – 200. Он на коленях ползал и рыдал. Я вспоминал после этого Шолохова «Тихий Дон». Когда Мелехов участвовал в заварушке, там хох... ой, немцы пустили газ и трупы лежат… Всплывали литературные воспоминания почему-то.
Меня даже девушка, с которой встречался, спрашивала: «Зачем оно тебе надо». А как объяснить? Я пошёл в этот сгусток боли, потому что в нём и жил. Я с отрочества пишу стихи: и было ты странно, если бы я писал одно, а поступал по-другому. Своему творчеству надо соответствовать. Если ты говорил о Родине до войны, то ты идёшь на войну отстаивать свои же слова, а не политиков.
В отпуске меня в школу пригласили – выступить перед детьми. Я, наверное, их напугал откровенностью своей. Я им рассказал простое: о том, что уже знаю погибших 2004 года рождения. Это уже на год младше меня. Они же дети. Нельзя уходить на фронт ребенком. Мне 19, им 18... Решение пойти на фронт должно быть по душевной инициативе, а не на пацанских эмоциях.
Но вот у себя в подразделении я самый маленький. У меня, какой бы позывной ни был, к нему ласкательный суффикс добавляли «ик» или «уш». С позывными интересная история: иногда человек берёт себе один позывной, а кличут его потом другим. Один себя Дубом назвал – производное фамилии, а выглядел как Ленин: прям вылитый, и его Лениным постоянно кликали, даже по рации. Погиб.
А одному парню, ровеснику, позывной Святой дали. За характер и глаза, наверное – они будто инеем покрыты. Помню, что познакомившись и пообщавшись с Мишей Святым, я почувствовал себя так, будто сходил в храм. Мы стояли вместе в тамбуре и говорили. Не шутили, как обычно бывает с ровесниками, а спокойно беседовали о месте, где родился, о ситуациях на фронте, о доме, о решении воевать. На последний вопрос он не ответил.
О его гибели сообщили уже на большой земле в располаге. Спросил старшего товарища, как дела. После привычного «пойдет» он буднично добавил, что Миша Святой вчера погиб. Осколок залетел под броню прямо в сердце.
Бывает страшно. Сидели в блиндаже – хохлы сначала фосфором стали закидывать, потом «черёмуху» сбросили – яд такой. РЭБ включили: и в какой-то момент непонятно стало, кто по нам херачит. С той стороны приходы, и с нашей прилёты. Мы стоим посерёдке и не понимаем, откуда прилетит. Я помню подходил к командиру говорил в шутку: «А давайте уйдём?» Он просто смотрел на меня спокойно и становилось легче. Иногда очень важно, посмотреть товарищу глаза и вовремя подобрать шутку».
Шурал, специально для проекта @wargonzoya
*наш проект существует на средства подписчиков, карта для помощи
4279 3806 9842 9521