Истинная гениальность — это умение любить, а умение любить невозможно без веры в Бога. Когда талант и способности отрываются от любви, ангел становится дьяволом. «Гений» становится негодяем, а потом — шизофреником и умственно отсталым. Поэтому слово «гений», которым привычно обозначают многих творческих людей, можно смело убирать.
В первую очередь, гениальным был Иисус Христос. Истинная гениальность, проявлявшаяся у многих людей в умении любить и жертвовать, оставалась незаметной современникам. Восхищались и аплодировали только плодам этого процесса. Конечно, можно рубить деревья, чтобы быстрее получить яблоки. Но долго это не продлится, и яблоки скоро исчезнут. Поэтому в XVI — XVII веках люди поклонялись сознанию, а в XX и XXI веках стали поклоняться идее разрушения сознания.
Пикассо, Дали стали популярны и богаты, потому что попали в ритм сходящему с ума человечеству. С улыбкой вспоминаю, как три года назад мы с женой и младшей дочкой были в музее Сальвадора Дали в Испании. Девятилетний ребенок долго рассматривал картины. Потом дочка подошла и спросила:
Мама, а что такое маньяк? Мне кажется, Сальвадор Дали — это маньяк.
Я задумываюсь о детстве, проведенном в советской школе. Нам объясняли, что Пушкин — это гений, нужно поклоняться и подражать ему. Он боролся с самодержавием и призывал к свободе, поэтому он был очень нравственным человеком и поэтому погиб. Лермонтов назвал его «невольником чести». Я привык воспринимать Пушкина в ореоле святости и совершенства. Когда в 1974 году я приехал в Ленинград и поселился в строительном общежитии, в первые же дни я поспешил в музей-квартиру Пушкина, находящуюся на Мойке.
Я ходил по комнатам и слушал, как погиб оскорбленный поэт. Нам показывали диван, на котором умирал гений. Я слушал и вспоминал слова Владимира Высоцкого: «Кто кончил жизнь трагически, тот истинный поэт». Действительно, жизнь поэта завершилась печально. Собственная жена отвернулась от него, а потом спокойно вышла замуж и родила детей от другого. К тому же у него накопились очень приличные долги, — правда, царь милостиво оплатил их.
Прошло время, я начал узнавать о новых фактах из биографии Пушкина. О том, что он был достаточно ветреным и соблазнил более сотни женщин. О том, что он мог не только переспать с женой высокопоставленного чиновника, но потом на этого же чиновника писать оскорбительные эпиграммы. О том, что он был отменным стрелком и на его счету было около ста дуэлей.
Возник противоречивый образ, который я никак не мог собрать в единое целое. Вроде бы в одном из своих стихотворений Пушкин называет себя пророком, то есть говорит о Божественной воле, которую он чувствует. А с другой стороны, он сочиняет «Сказку о попе и работнике его Балде», где издевается над представителем религии, описывает его жадность и приземленность. Да еще вдобавок работник убивает своего работодателя, священника. А ведь потом, спустя сотню лет, действительно убивали, да еще и с каким размахом.
Ну хорошо, Пушкин — пророк. Поп был жадным, корыстным и, вместо того чтобы учить людей вере в Бога, наоборот, отталкивал их от религии. Но как быть с «Гавриилиадой»? Эту поэму юный Пушкин написал, кажется, в 17 лет. Вроде бы Православная Церковь даже запретила ее издавать.
Молодой Пушкин считал, что весь мир вращается вокруг сексуального влечения, и всю свою жизнь он должен был выстроить в соответствии с этим убеждением. Погоня за сексуальным наслаждением, агрессивность и высокомерие — все это было вполне естественным для талантливого поэта. Как истинный пророк, он чувствовал состояние общества, в котором жил. Это было общество, которое начало утрачивать веру в Бога и нравственность. Общество, которое начало терять свое будущее.
Общество, в котором разложение сознания привело к смещению интересов на последнюю точку опоры — тело и его инстинкты. Несколько сотен лет сжались в одну жизнь талантливого поэта. Ненасытность желаний приводила не только к стремлению превосходить всех. Неудержимые желания приводили к новым и новым долгам, причем сумма накопилась огромная. Поэт ни в чем себе не отказывал, и даже понимание, что его жена и дети лишены будущего, что сам он будет покрыт позором, остановить его уже не могло. Вернуть эту сумму было невозможно.
