Завершаю свой рассказ о жизни и творчестве Станислава Юлиановича Жуковского статьей о польском периоде его биографии.
В сентябре 1923 года художник покинул Россию. Это было сложное решение для Жуковского. Но причин его принятия было слишком много.
Это и то, что его творчество стало ненужным новой власти – молодому советскому государству требовались плакаты и лозунги, а не воспевание русской природы и усадебной жизни.
Это и несколько критических статей, перечеркивающих все прошлые художественные заслуги мастера, и последовавший вслед за ними конфликт с А.М. Эфросом, который получил от Жуковского пощечину.
Это и то, что передвижники перестали приглашать его на выставки, а Союз русских художников практически перестал существовать.
Также имело значение и то, что по Рижскому договору 1921 года большевики были вынуждены уступить Польше земли родной для Жуковского Гродненской губернии. Да и ко времени принятия решения об отъезде не стало парализованного старшего брата, о котором художник всегда заботился, который мог служить связью с детством и родиной и которого он не смог бы оставить.
Вместе с тем немаловажную роль сыграли и амбиции художника. Он хотел признания, славы, быть востребованным. А за рубежом его картины пользовались популярностью и имели успех на выставках.
Всё это способствовало тому, чтобы Станислав Жуковский, чье искусство, «воспевающее помещичьи гнезда», в России было объявлено идейно вредным, уехал в Польшу.
В сентябре 1923 года художник и его супруга Софья Павловна прибыли в Варшаву, – в город, который был хорошо знаком Жуковскому, так как здесь в Варшавской классической прогимназии Лаговского он начинал своё обучение. В Польше его хорошо встретили – ведь он признанный дореволюционный художник, который «изгнан» из России советской властью. У него брали интервью, его приглашали на выставки, высоко оценивали его работы. А ему приходится всё начинать с чистого листа.
Надо сказать, что о польском периоде творчества Станислава Жуковского известно не так много. Лишь по редким воспоминаниям и письмам, а также благодаря труду Михаила Ивановича Горелова, изучавшего творчество художника, мы можем узнать о последних 20-ти годах жизни Жуковского.
Так известно, что первая картина, над которой работал живописец в Варшаве – это портрет его жены «Перед маскарадом». В этом произведении очень хорошо чувствуется настроение художника: любимая женщина рядом, есть возможность заниматься любимым делом – писать красивые интерьеры, за окном огни большого города, как новые возможности, и маскарад, как образ ожидания чего-то неизвестного, но волшебного и манящего.
Станислав Жуковский в Польше познакомился с Феликсом Рыхлингом, сыном известного польского музыканта из Кракова. У него в Варшаве на улице арт-салонов была своя частная галерея. Вскоре в ней состоялась выставка тех работ, что Жуковский привез из Москвы. Получив положительные оценки от критиков и благосклонность публики, художник вновь взялся за работу с присущей ему страстью и энергией.
В первую очередь Жуковский поехал в те места, где прошло его детство. Он писал знакомые ему виды Беловежской и Свисловской пущи, берега Немана и Буга, окрестности Подороска.
Уже в первые дни своего пребывания в Варшаве, Жуковский становится членом Общества поощрения художеств «Захенцы» и участвует в его ежегодных выставках. Также он находит близких себе по духу художников в Краковском объединении «Pro Arte», в которое живописец также вступает. Участники этих художественных групп сохраняли свою приверженность реализму, не отрицая поисков новых решений в передаче воздушной среды, экспериментов в области цвета и света и использовании импрессионистских техник. Но они не поддавались тем формалистическим течениям, которые усиливались в это время в Польше, ориентировавшуюся на французское искусство.
Жуковский, как человек ищущий и экспериментирующий, тоже попробовал различные «новшества» в своем творчестве, но вновь вернулся к своему лиричному реалистичному пейзажу с элементами импрессионизма, но уже на другом уровне. Правда считается, что ничего равного своим «Плотине» или «Озеру» в польский период он не создал.
Но его картины по-прежнему очень высоко ценятся. 31 октября 1924 года он принимает участие в выставке группы «Pro Arte», а в декабре 1925 года на Зимнем салоне Общества поощрения художеств «Захенцы» Жуковский получил награду города Варшавы в 500 злотых.
Художник писал не только пейзажи Полесья, но и свои любимые интерьеры. Так известно, что он работал в парадных залах Лазенковского дворца в Варшаве. В путеводителе по выставке Общества поощрения художеств 1926 года было семнадцать работ Жуковского, три из которых – интерьеры дворца, а остальные – пейзажи из Беловежской пущи. На следующий год художник выставил тридцать две работы, среди которых также были интерьеры и пейзажи.
Станислав Жуковский продолжил и преподавательскую деятельность – он открыл частную школу живописи. Жизнь на новом месте налаживалась. Да и картины Станислава Жуковского хорошо покупались. Приобретали их и музеи: Национальный музей в Варшаве, Национальная галерея в Кракове, музеи Познани, Гданьска, Вроцлава, Лодзи и других польских городов. В конце 1920-х годов Жуковский представлял свои работы на выставках в Париже, в Осло и Копенгагене.
За пределами Польши Жуковскому помогали выставляться его бывшие соотечественники – друзья-художники, которые также покинули Советский Союз: Сергей Виноградов, Константин Коровин, Николай Богданов-Бельский, Михаил Яковлев.
В Париже прошли персональные выставки Жуковского: в 1925 году в галерее Шарпантье, в 1930 году – в галереях Зак и д’Алиньян.
Персональные выставки художника с большим успехом прошли и в Польше в 1929 году – в Варшаве и в Кракове. На каждой из них было продемонстрировано около сорока новых работ художника.
Также Жуковский продолжал работать и в своем излюбленном жанре интерьеров. Он писал комнаты в разное время суток, при разном освещении, придавая таким образом картинам разное настроение.
К середине 1930-х годов в Польше усилился экономический кризис, спрос на картины упал. Для семьи Жуковских вновь наступили сложные времена.
Надо сказать, что художник всегда поддерживал хорошие отношения со своей первой супругой Александрой. Уехав в Польшу, он продолжал ей помогать материально: отправлял ей картины, чтобы она жила на деньги, вырученные с их продажи. Когда же у художника возникли финансовые трудности, Александра Жуковская взялась ему помочь, устроив продажу его работ в СССР. Она связалась с Исааком Бродским, который в это время был президентом Всероссийской Академии художеств, и с его поддержкой продала через закупочную комиссию двенадцать картин советским музеям.
Бродский и Александра уговаривали художника вернуться. Бродский обещал ему и собственную мастерскую, и место руководителя мастерской Академии. На что Жуковский отвечал: «Все это вместе большие блага для меня в соединении с возможностью очутиться в милой для меня, ничем не заменимой второй Родине». Но вместе с тем он объяснял, что в Польше его держат привязанности к новым приятелям, и лишь, когда нити, связывающие его с ними, «превратятся в пар, – я направляюсь в страну воспоминаний, где прожиты мои лучшие годы».
Жуковский также переписывался со своим другом Витольдом Бялыницким-Бируля, и ему он писал о своей любви к прежней России: «Думаю, что я с ума бы сошел от радости, если бы очутился с тобой в Касковских или Яковлевских березничках! При них на влажных луговых опушках, как раз теперь цветет «ночная фиалка».
О том, как он скучал по русской природе, видно и из письма Жуковского племяннице Марии: «Ты там, Меныку, не понимаешь, какая ты счастливая, что видишь русскую березку и иван-чай».
Но вернуться художнику было не суждено, хоть он и считал, что «…переезд в СССР – вопрос для меня только времени».
В 1930-е годы художник по-прежнему участвовал в выставках. В Варшаве были организованы и две его персональные экспозиции: в 1935 и 1937 году, где он представил шестьдесят четыре пейзажа.
Картина художника «Окно» выставлялась в Польском павильоне Всемирной ярмарки 1939 года в Нью-Йорке, а сейчас хранится в Польском музее Чикаго.
Последняя выставка Общества поощрения художеств, на которой Жуковский показал шестнадцать своих работ состоялась в 1939 году.
К этому же периоду относится создание самой его известной из последних работ – картины «Красная комната». Произведение было выполнено по заказу знаменитой арфистки, солистки оркестра Большого театра – Веры Георгиевны Дуловой, которая имела княжеские корни. Артистка дружила с Александрой Жуковской и через неё передала своё пожелание Станиславу Юлиановичу.
Художник с ностальгией в последний раз возвратился к образам усадебной жизни. Он идеализировал прошлое, изображая тепло и уют комнаты в сочетании с прекрасным летним днем за окном.
В сентябре 1939 года Польша была оккупирована гитлеровской Германией.
Станислав Жуковский продолжал оставаться в Варшаве, хоть и узнал, что его родная Западная Белоруссия вошла в состав Советского Союза.
Практически невозможно найти сведений о его жизни в этот период. Известно, что часть своих картин художник хранил (прятал или пытался продать) в антикварном салоне «Скарбец» Ванды Черниц-Жалиньской. Их дальнейшая судьба достоверно неизвестна. По одной информации – картины пропали во время пожара в 1944 году. По другой – работы художника продавались в этом салоне и после войны до 1950-х годов, так как магазин не пострадал во время восстания и ценности удалось спасти до того, как украинские части, введенные немцами в Варшаву, начали поджигать город.
Сохранилось немного изображений картин, датированных 1940-ми годами, и все они находятся в частных коллекциях.
Когда произошли трагические события, Станиславу Жуковскому было уже около 70 лет. В августе 1944 года во время подавления фашистами Варшавского восстания было уничтожено огромное количество жителей города и многие были заключены в лагеря. По сведениям, полученным от Ванды Черниц-Жалиньской, «Жуковский разделил участь жителей Варшавы, которые после восстания были изгнаны немцами из города. Художник попал в лагерь в Пруткове (недалеко от Варшавы), где и умер в 1944 году. Был похоронен в общей могиле». Таким образом, точная дата смерти художника неизвестна. Предположительно это осень 1944 года. Условия в лагере были очень тяжелые из-за большой скученности людей, поэтому пожилые и ослабленные люди не выдерживали.
Вот и подошел к концу рассказ о судьбе удивительного художника, который всю свою жизнь посвятил служению искусству и оставил колоссальное художественное наследие. Очень хочется верить, что к какому-нибудь юбилею будет организована масштабная выставка его работ, когда картины соберут из разных музеев и коллекций. Если придерживаться версии Михаила Горелова, что художник приписал себе два года и настоящий год рождения – 1875, то мы согласны отпраздновать 150-летие Станислава Жуковского в 2025-м году грандиозной персональной выставкой.
И чтобы не заканчивать на грустной ноте, приведу ещё одну цитату из письма художника своему другу Витольду Бялыницкому-Бируля, из которой понятно, что самого Станислава Жуковского вдохновляло на творчество:
«Я считаю, что человек в стадии любви может подняться до высочайших высот, до каких только может подняться человек в творчестве и глубине чувства красоты и настроения в природе».
Предыдущая статья о творчестве Станислава Жуковского в послереволюционные годы:
Первая публикация о жизни и творчестве Станислава Жуковского