- Дед, ты совсем с ума сошел? - сказал Виктор, удивленно вглядываясь в лицо старика, который удобно устроившись в свежевыструганном гробу лежал с закрытыми глазами.
- Как-то неуютно мне в нем, - прокряхтел старик не разжимая век, - тесно, что-ли.
- А я тебе говорил, что не нужно было его заказывать раньше времени. Зачем он нам теперь?
Старик открыл глаза и сел. Затем провел рукой по шероховатой боковинке гроба.
- Жалко конечно, хороший гроб. Но не удобный. Может его Никитичне отнесть?
Виктор пожал плечами, - да делай с ним, что хошь.. Хоть сожги его вовсе.
Старик злобно зыркнул глазами на внука, - сжечь? Да ты совсем ополоумел? Сжечь! Ишь какой! За него так-то деньги плочены.
Затем старик осторожно вылез из гроба и несколько раз обошёл его с разных сторон.
- А может я после смерти усохну?
Внук усмехнулся, - дед, не городи ерунды. Ты с чего помирать то собрался? Вам вроде бы пенсию подняли и я помогаю тебе. Да и ни чем ты особо не болеешь. В чем тогда причина такого настроя, я не пойму?
Старик присел на табурет и тяжело вздохнул, - Танюшка мне моя снится.
Он снова вздохнул, - притом каждую ночь. Войдёт тихо в дом на рассвете, сядет на кровать у моего изголовья и гладит меня по волосам.
С последних слов Виктор разразился смехом, - дед, ну ты даёшь! По каким волосам? Ты же лысый.
- Это здесь у меня нет волос, - обиженно ответил дед, - а во сне знаешь они какие?
- Какие? - все ещё улыбаясь поинтересовался Виктор.
- Шелковистые, вот! Знаешь как мне раньше все завидовали?
- Ну и кто тебе завидовал?
Старик недовольно цокнул языком, а затем поднялся и махнув рукой, добавил, - ничего-то ты, Витюша, не понимаешь. Зовет она меня к себе, а Господь меня не принимает.
- Ты бы дед в церковь что-ли сходил, глядишь и полегчало бы, - бросил ему в след внук Виктор.
Но дед, словно его ошпарили, уже вылетел во двор.
- Церковь, говоришь? Да нет мне перед Богом прощения...
Затем он постоял немного в раздумьях, после чего зашел в палисадник, где у снохи на клумбе росли огромные бардовые пионы и не считая, вырвал прямо с корнем охапку цветов, покрытых утренней росой, и побрел в сторону кладбища.
- Вот, Танюшка, твои любимые! - тихо, словно боясь собственного голоса, прошептал старик.
В вазу ставить он их не стал, а уложил букет так... прямо под фотографией на гранитную плитку. Потом удобно примостился рядом на деревянной лавочке, которую когда-то сам здесь и поставил. И снова тяжело вздохнул.
Здесь тишина, уединение, покой, не то что дома... Там жизнь идет своим чередом и подрастают неугомонные правнуки, там телевизор орет целый день и разные пугающие старика новомодные гаджеты. А это место он любил... Где, как ни здесь можно посидеть одному, помечтать или вспомнить что-то. Хотя о чем можно мечтать в его-то возрасте? Недавно уже восемьдесят девять как стукнуло. Он и не думал никогда о том, что сможет дожить до таких-то лет... А вот, дожил! При том в практически крепком теле и в здравом уме и памяти. И ее пережил... Дед посмотрел на фотографию своей Татьяны.
- А ведь ты была меня намного моложе, - он снова вздохнул, - черТов инсульт!
Когда его Татьянка заболела, он целых три года от нее не отходил... Все думал - выкарабкается, но не случилось. Спасибо соседке, Никитичне, она ему всегда помогала, никогда не отказывала.
- Хорошая она женщина, я бы на такой женился - и словно в подтверждение своих слов, дед закивал головой и улыбнулся, - а я ведь ей предлагал, Татьянка, ровно через год, как тебя схоронил. Но она меня только на смех подняла и сказала: "Ну куда тебе жениться, старый ты хРыч? Тебе в пору о душе уже подумать."
А ведь он о душе своей и так постоянно думал и она у него, как ни у кого другого была чиста, окромя одного лишь случая...
За всю свою жизнь ни на одну другую женщину, кроме своей Татьяны не взглянул. А Никитична? Да это так... Средство от сильнейшего одиночества. С внуками, да правнуками, когда они переехали к нему, терпимей немного стало. Вот только иногда... Сердце так защемит, что хоть волком вой... или в гроб прямо живьем ложись, только бы не щемило. Да только у Бога на всех свой план. Татьяну к себе прибрал словно деду в наказание. И ведь за что?
Старик вновь тяжело вздохнул и начал вспоминать давно старательно забытое...
В ту пору, когда началась война, ему было всего лишь семь лет. Маленький, щупленький и постоянно голодный. Это летом, в огромном лесу, конца и края которому нет, можно было найти пропитание. А зимой? В деревне старики, бабы, да дети, и во всех домах хоть шаром покати... Фашисты забрали все, что было приготовлено с лета. Но люди все равно держались долгое время как могли, хоть и умирали целыми домами, пока...
Однажды к их деревни прибился чужак... Немец раненый. Забился, как загнанный зверь в одной из пустующих хат. Может думал отлежаться и к своим потом уйти, а может на что другое надеялся. Да только разве можно шило в мешке утаить, да еще в месте, где каждый друг друга знает?
Поначалу к дому люди боялись подходить, мало ли он там с оружием. А так как в деревне уже во всю буйствовала безысходность... То кто-то из местных взял и предложил, да вроде бы как в шутку, - а давайте этого немца убьЕм, а мясо между всеми разделим. Он ведь один, никто об этом даже не узнает.
Шутка-то шуткой, да только она в считанное время превратилась в безумный план. И вот уже на пороге нетопленой избы, где обитал этот немец, глубокой ночью появились самые крепкие женщины из деревни. Враг даже понять ничего не успел, даже не вскрикнул, когда на него опустился тяжелый топор. А о Боге? О нем даже никто и не вспомнил.
А потом... Когда дело было уже полностью сделано, его, словно свинью, разобрали на части... Даже одежду не сняв. Кому-то рука досталась, кому-то нога, а их семье - потрошки. Жутко было и мерзко. Но когда над деревней поплыл густой, сладковатый запах мясного бульона, обо всем сразу же позабылось.
По сморщенной старческой щеке скатилась скупая слеза. Старик поднял к небу глаза и произнес, - ты бы, Татьянка, там у себя наверху за меня попросила перед Господом Богом. Ибо грешен я, и грех этот ничем уже не смоешь.
После чего он встал и попрощавшись с женой, поплелся назад в деревню.
Похожие статьи 👇