-Откуда сапоги? Это ж не твои! - подозрительно спрашивает мама, поднимая с пола заляпанную грязью обувь.
-Каринка отдала. На моих каблук отломился ещё утром, - она придумала это, пока отогревалась в душе, а Лысый шептался с мамкой на кухне.
-А у неё что, фабрика обувная? Или денег девать некуда? - мама пристально рассматривает голенище из тонкой нежной кожи, проводит пальцем по изящному каблуку. Потом берет тряпку, вытирает и аккуратно ставит на обувную полку, - это, между прочим, Италия. Такие стоят целую зарплату. Не могла она тебе просто так отдать. И странно, что куртку старую отобрали, а это нет. Врешь опять?
Она сидит с ногами на табуретке, приложив к распухшей щеке все тот же замёрзший кусок сала, который недавно давала Лысому. Хорошо, что он ее проводил. Мама сразу смягчилась, даже почти не орала.
-Ничего я не вру! Хочешь, позвони и спроси сама. Ей подарили, а размер не подошел, -врет уверенно, искренне веря, что мама звонить не будет.
-Может ей хоть деньги отдать? - та и правда перепроверять не собирается ничего. Небось рада, что на халяву обувь дочке перепала.
-А у нас есть? - с надеждой уточняет она.
-Откуда? Думай, что говоришь! - сердится ни с того, ни с сего мать, - отцу не платят, я без работы, а ты только вон шляешься. Сидела бы дома, ничего бы не случилось. В чем ходить собираешься, а? Одна надежда, может Димочка сможет найти этих и заберет твою куртку.
Она мысленно прокручивает сцену в магазине:
"-Барахло это выброси!"
Мог бы хотя бы спросить. Распоряжается всем как хозяин. Обида вспыхивает в душе с новой силой. Ее могли убить, неизвестно что сделать, а он даже не узнал бы. Потому что пацаны, дела, терки, базары всегда на первого месте. А она где-то там в конце, если время свободное останется. Шубу купил и бросил на растерзание шпаны в каком-то притоне. Как будто не знает, как такие вещи отбирают и вместе с кожей снимают.
-Ага, сейчас, жди, найдет он, - резко отвечает она матери. Кажется, слишком грубо. Та в момент вспыхивает:
-Ты еще рот открываешь? Нахалка! Пороть тебя надо было в детстве. Отец все жалел. Почему ты не можешь быть как нормальные девочки? Где тебя все время носит? Ждешь, пока голову оторвут, или еще чего похуже...
Интересно, что может быть хуже?
-Юбки эти короче трусов! Еще бы голая ходила! - продолжает мать все громче, - вон моя висит, еще совсем хорошая, длинная, широкая. И тепло, и внимание не привлекает лишнего. А то вырядится как шал*ва, а потом ревет сидит. Как зубы то не выбили! Еще песни эти бандитские! Что там в твоей башке происходит? Стремится надо, учиться, а не это все! Будешь теперь только в институт ходить, поняла? И сразу домой. Попрошу Диму, чтоб встречал тебя!
-Давай уж никуда вообще выходить не буду! Или неудобно будет в моих вещах шариться? - огрызается она.
-Чтоб мы с отцом всю жизнь тебе кормили до смерти нашей? Хорошо устроилась! - орет мать уже в полный голос.
-Да вы только и делаете, что кормите. А больше не до чего дела нет. Меня чуть не убили, а у тебя одна забота - куртка, которая слова доброго не стоит! Все потому, что мы нищие! Отец мог бы деньги нормальные зарабатывать, как другие, только ума не хватает. Или смелос..
Звонкая пощечина прерывает ее на полуслове. Мама в пылу ярости попадает по той же щеке. Она орет не своим голосом от боли и унижения, соскакивает с табуретки и громко хлопает дверью в свою комнату. Припирает стулом для верности, словно мать должна ворваться к ней.
-Лучше бы я умерла вместо Ирки, - всхлипывает обиженно, завернувшись в покрывало.
Мама громко звенит посудой на кухне. Она голодная, но гордость не позволяет выйти. Они вообще ее не любят, не понимают. Всегда плохая, всегда не такая, как нужно. Может ей вообще убежать из дома? Спустится по водосточной трубе и поминай как звали. Лысый же смог забраться, чем она хуже.
Лезет в свой тайник, пересчитывает деньги. Триста долларов. Не так много. Могла бы больше отложить. Вон у Макса их сколько, даже не считает. Может она сама виновата, что побежала за ребятами, а не к нему? Но она испугалась...
Как же жалко шубууу...
Накрывает голову подушкой и ревет в голос, оплакивая свою неудавшуюся жизнь. Никому она не нужна. Ни родителям, ни ему. Один только Лысый всегда рядом. Верный, надежный как скала, никуда не пропадает. Душу за нее готов отдать. Если она прибежит к нему и попросится остаться, разве он откажет?
Наоборот будет счастлив до щенячьего визга. А родители пусть побегают поищут ее. Если вообще заметят, что непутёвая дочь пропала.
Она решительно дёргает оконную раму. Видимо слишком сильно. Ручка вываливается вместе с болтами и остаётся в руке. На подоконник сыпется краска.
-Ты что там делаешь? - орет мать из коридора.
-Ничего.
-Я к соседке спущусь. Картошка на плите. И посуду вымой!
Картошка! Опять! Будто нет другой еды! Вместо того, чтоб пойти на кухню, прижимается носом к стеклу, наблюдает, кто ходит по двору.
Сосед со своим волкодавом пошёл в сторону реки. Мама быстрым шагом пересекла двор, придерживая полы пальто. Фонарь у подъезда противно моргает. Раздражает. На душе полный раздрай. Когда ее жизнь стала такой невыносимо сложной?
Двор пуст, становится скучно. Она отлипает от окна, как вдруг замечает Лысого, крадущегося под балконами. Прячется что ли от кого?
-Лысый! Лысый! Димка! - кричит в форточку что есть силы.
Он поднимает голову наверх, щурится от падающего снега. Машет рукой.
-Иди ко мне!
-Я итак собирался. Шоколадку хочешь? - он уверенно обхватывает руками железную трубу.
-Не так, через дверь. Я ручку сломала, - смеётся она.
Парень исчезает под серым подъездным козырьком и через минуту уже звонит в дверь. Два коротких, один длинный.
-Будет наш позывной, - протягивает ей угощение. Стаскивает шапку, стряхивает с нее снег на коврик за дверью. Улыбка шире лица. Для него она самая лучшая.
-Ты такой хороший! Правда, - сама верит в то, что говорит.
Парень млеет от удовольствия. Тянется к ней, потом упирается взглядом в ее опухшую губу и щеку, шёпотом уточняет:
-Можно?
Она кладёт руку ему на шею и сама прижимается к губам.
-Он сам виноват! Не надо было меня бросать, - шепчет внутренний голос.
Поцелуй не получается. Разбитая губа ноет от любого прикосновения. В душе она даже рада, что ее неожиданному порыву не дано реализоваться в полной мере, иначе неизвестно куда бы завела ее обида.
Стоит у окна и смотрит, как Лысый идет через двор. У детской площадки подпрыгивает, отламывает сосульку, подбрасывает ее в воздух. Как мальчишка.
Бредет в другую комнату, как бы невзначай выходит на замороженный балкон. Свешивается вниз. Пустое место под фонарем режет глаз. Громко захлопывает дверь, так что дребезжит стекло. Она никого не ждет, просто захотелось подышать.
