Летний полдень прогнал с огородов даже самых самоотверженных тружениц. Доярка Дарья, с утра и до разгара жары успевшая и подоить колхозных бурёнок, и грядки с луком от сорняков освободить, направилась в дом. Там всё прохладнее, да и сынок скоро на обед должен прийти, значит, надо на стол что-нибудь сгоношить.
Вскоре и Степан домой пожаловал. Ест, а на материнские вопросы совсем невпопад отвечает. Дарья его спрашивает, собирается ли он в город, а сын говорит, что в клубе кино индийское крутить будут. Заволновалась мать – никак влюбился Стёпа, но спрашивать напрямую не стала. Не такой он человек. Пока сам не созреет – бесполезно пытать. Ровно как яблоню в мае трясти – никаких плодов сверху не свалится.
Да только в деревне любовные отношения недолго тайной для жителей остаются. В тот же вечер Дарья после фильма с подругой Ларисой свернула к её дому, который находился аккурат на полдороги между клубом и собственной избой. Женщины вошли во двор, и устроились покалякать на крылечке. Даром, что с рассветом вставать, но вечер такой тихий и ласковый, что хотелось ничего не делать, а только сидеть и смотреть, как звёзды сверху подмигивают.
– Ой, смотри, Дашка! Стёпка твой за Нинкой Святкиной стал ухлёстывать, а она ведь бабёнка не промах. Палец покажи – по локоток откусит. Говорят, она прежнего мужа так довела, что он прямиком из родного дома в больницу для душевнобольных отправилась. С неё же – как с гуся вода! Стрекозой дальше полетела, да в нашей деревне и остановилась. Я, конечно, сама не видала, как в её дом мужики тайком пробираются, но дыма-то без огня не бывает. Раз говорят, что она доступная, значит, есть такой повод!
Дарья, отмахиваясь от комаров сорванной по дороге веткой вездесущего ясеня, будто и слова Ларисы прочь отгоняла:
– Скажешь тоже! Нина – совсем не в его вкусе. Ему худенькие, скромные и работящие всегда нравились. Я до сих пор жалею, что у него с учительшей не сладилось. Хорошей бы парой были, да что теперь, если она и замужем, и второго дитёнка уже носит. А ты, Лариса, тоже попусту не говори. Ещё удумала! Не мог Стёпа к Нинке прикипеть. В ней и скромности и не заметно, и фигура у неё такая вся внушительная, и работать она не шибко любит.
Лариса, приосанившись, пропела: «Эх, груди по пуду – работать не буду» и умолкла, оборвав смех. Подруги посидели ещё немного, помолчали каждая о своём, и вскоре ненадолго попрощались. Совсем скоро их, одну за другой, заберёт машина, и повезёт к бурёнкам.
***
Дарья вернулась домой, но Стёпы там ещё не было. Она легла в кровать, но уснуть не могла. Думала о дочери Галине, которой с мужем повезло. Михаил - человек обстоятельный, надёжный, один недостаток, что жить её дочку чуть не на другой конец страны увёз. Внуки пока малые, а то бы, сколько радости было, хоть от печальных дум о судьбе Стёпы бы отвлеклась. Тревожно было за младшего сына. Поворочавшись вдоволь, женщина всё-таки уснула.
Рассвет облегчения не принёс, ведь даже когда Дарья собиралась на утреннюю дойку, сын ещё не явился. Конечно, дело молодое. Но если его зазнобой на самом деле стала Нина – ой, нехорошо это. Даша старалась не думать о плохом. Сердце чувствовало какую-то червоточину в приезжей молодой женщине, а слухи, ходившие про неё, добавляли неприятных мыслей.
После фермы, начисто вымыв и вытерев руки, Дарья, даже не завтракая, открыла ящик комода, и из-под аккуратно сложенного белья достала небольшой свёрток. Развернула красный платок. Осторожно, будто это было живое существо, достала колоду карт. Расстелила ткань. Развернула колоду к себе лицом, выбрала из них две. Положила на ткань, ярким пламенем лежащую на столе. Задумчиво перетасовала карты. Сдвинула верхушку стопки, стала раскладывать, хмурясь по мере того, как карты покрывали платок. Грустно посмотрела на получившуюся картину. Покачала головой, собрала двумя руками карты в кучку, присоединила с оставшейся части колоды, и аккуратно выровняв стопку, снова завернула в платок и спрятала в комод.
То, что увидела Дарья, совсем ей не понравилось. Вечером она принялась напрямик уговаривать Степана, который, набрызгавшись одеколоном, собирался прогуляться:
– Не связывайся с Ниной Святкиной, сынок! Не выйдет у вас с ней толку-то! Ей погульванить хочется, а тебе уже своим домом жить надо бы. Даром сказать – уже почти 25. Когда такое было, чтобы мужик хороший, непьющий и работящий, а в таком возрасте и не женат был!
– Мать, ну, чего ты? Сама же себе противоречишь! Говоришь, что жениться пора, а от встреч с Нинкой отговариваешь! Может, я больше рядом никого с собой в перспективе не вижу! А чего, она справная, бойкая, хваткая.
Конечно, не могла Дарья рассказать сыну того, что сказали карты: если закрутит его жизнь с этой дамой червонной, горе будет, да такое страшное – врагу не пожелать, даже самому заклятому. Смахнув с рубашки и брюк незаметную глазу пыль, Степан ушёл гулять.
***
Тем же летом Дарья поехала с оказией в райцентр пучки моркови и зелёного лука истосковавшимся по зелени горожанам продавать, а на сердце неспокойно было. Вроде и добралась хорошо, и на обратном пути сосед её обещал домой подвезти. Расторговалась славно и быстро. По магазинам удачно побегала, а в сердце – всё одно, будто заноза, засела тревога. Пульсирует, тянет, будто там процесс нагноения пошёл, и даже помочь-то нечем. Лист столетника к душе не примотаешь!
Вернулась Дарья домой, а сынок в большой комнате стол в центр выдвинул, будто на праздник какой. Ахнула хозяйка, увидав такие приготовления, поняла, что за тревога её изводила. Чуяла же, что Степан что-то затеял, даже спрашивала, а он всё отмалчивался.
Зачерпнула кружкой воды из ведра, выпила, боялась вопрос, вертящийся на языке, задать. Стала городские покупки разбирать, а у самой сердце так и бухает. Как колокол. Ой, не к добру.
– Мама, я с Ниной расписался. Вечером придёт со своими родителями. Они специально для этого приехали.
Дарья так и села у печки. Завыла, косынку с головы стянула, слёзы утирает, и только шепчет:
– Не надо, сыночек. Христом-Богом прошу, как хочешь, отбрехивайся, но сворачивай свадьбу. Погубит тебя Нина! Как есть, погубит! Магарыч председателю поставим, чтобы развёл он вас на следующий же день.
Степан подошёл к плачущей матери, присел рядом. Обнял её, стал уговаривать:
– Да ты чего, мамка! Не горевать надо, а радоваться. Я люблю Нину, и вообще... Дитё у нас будет скоро.
***
Как неживая сидела Дарья на свадьбе собственного сына. Знала: не принесёт ему семейная жизнь счастья, а всё-таки надеялась, что не оправдается предчувствие. Зря. Нина в её дом вошла как королева, и свой нрав сразу показала. Стёпа перед ней разве что не плясал, а
Нина на просьбу помочь обед приготовить вызверилась:
– Нечего на меня дела домашние сваливать.
Внучонка или внученьку вам вынашиваю, так что сами и в огороде копошитесь, и еду готовьте. Да, и одежду свою вонючую где-нибудь во дворе оставляйте, а перед тем, как в дом войти, переодевайтесь.
Обидно Дарье такое было слышать, но ради спокойствия в семье сына она терпела. Он и так каждый вечер просил маму быть мягче к своей жене. Уговаривал, чтобы не гремела сильно, на работу собираясь, и в огород не гнала. Пыталась Дарья оправдаться, но куда там. Ночная кукушка своё дело туго знала!
Пыталась упросить невестку, чтобы та отступилась от Степана, а Нина, знай, пригладила халат на уже выпирающем животике. Заявила, что не собирается оставлять ещё не родившегося ребёнка безотцовщиной. Так и продолжила жить припеваючи невестка, да свекровь чернить, оговаривая.
Как-то мать осмелилась пожалиться сыну, что невестка даже чашку за собой не помоет. Что всё ходит по селу, будто работает агентом по страхованию, и распускает слухи, что свекровь её изводит придирками. Степан кричать стал, Нину защищал, ровно волчица своего малыша, а потом ушёл, и домой сильно поддатый вернулся. Больше Дарья поперёк невестки и слова не говорила. Понимала, что нечисто дело, но как Стёпе разум вернуть – не представляла.
Страшно матери за сына стало. Плохие сновидения начали её одолевать, ночь за ночью. Будто тонет Стёпка в мутном водовороте бурого цвета. Она ему с берега жердь тянет, но он не может схватиться за спасительную палку.
В одну из ночей Даша увидела, как над головой сына смыкается грязная вода, и проснулась в холодном поту. Набатом в голове стучало: «Беда приближается». Как дважды два поняла Дарья, что неспроста Степан в Нину влюбился. Приворожила она его. Вот и посмотреть на свою жёнушку честно не может. Похоже, невестка на крови сделала приворот, да, видно, в правильный час обряд провела. Тонет теперь Степан в своей одержимости.
Как осталась наедине с невесткой, так пристала к ней Дарья с разговором:
– Молчи, не перебивай! Знаю, во снах вижу, что ты сделала приворот, и умоляю его снять!
Только посмеялась Нина:
– Ополоумела, что ли, тётя Даша? Какой приворот? 20 век на дворе! В космосе люди летают! Того гляди, Луну освоим, а ты про сны, про какой-то приворот.
Настаивала Дарья:
– Одумайся, Нина! Плохо такие дела заканчиваются. Стёпу моего не жалеешь, так своё дитя пожалей! Не будет счастья ребёнку привороженного. Отступись! Сними чары, раз сумела их расставить!
– Ой, тёмная ты, тёть Даша! – только и протянула невестка, и, подхватив свою сумочку, поплыла из дома.
***
Чуяло сердце Даши беду, но что она могла сделать? Ни сын, ни невестка к ней не прислушивались. Ревновал Степан Нину, как бешеный. На ровном месте сцены устраивал. Через это и трагедия случилась. Дрова он колол во дворе, а Нина под навесом сидела, да прохожим рукой белой, помахивала.
Взревновал Степан, когда жена агроному особую почесть оказала, и, подойдя к забору, о чём-то поговорила. Как завершила она разговор, стал муж выпытывать, чего это его законная жена с другим на его глазах любезничает. Нина нет бы, успокоить Стёпу, только зубами сверкала, да отбрехивалась. Как затмение на мужчину нашло. Замахнулся топором, и, наверное, кончилась бы Нинкина жизнь, но Даша, как чуяла, во двор вышла. Стрелой с крыльца слетела, да руку сына оттолкнула. Только вскользь по Нининому лбу лезвие царапнуло. Так, кожу сцарапнуло, но никакой опасности для жизни.
Степан, как всё произошло, как подкошенный рухнул на колени, прощение просил, а Нинка его отпихнула ногой, и пошла жаловаться. Участковый проникся её лживыми слезами, да и суд оказался на стороне беременной женщины.
Посадили Степана в тюрьму. Дарья ему передачи возила. Невестку за порог своего дома выставить не посмела – родила вскоре Нина внучку-раскрасавицу, Тамарочку. Свекровь невестку ненавидела, и было за что. Внучку же обожала. Баловала.
Нина, вроде, успокоилась, а потом, Томке только 2 годика исполнилось, Дарья заметила, что опять невестка тяжёлая. Кто уж Стёпе доложил об этом, так и осталось загадкой, но свёл мужчина счёты со своей короткой жизнью прямо в тюрьме. Даже 30 лет ему не исполнилось…
Дарья к дочери переехала, оставив дом внучке, а ненавистной невестке наказала:
– Береги Томку! И сама берегись! Не будет тебе счастья!
***
Пожилая женщина замолчала, стала собирать свои вещи, пояснив:
– Вот я почти и приехала. Время-то за разговорами быстро летит.
Молодая девушка, слушавшая рассказ соседки по купе, едва не открыв рот, не выдержав, спросила:
– А что с ними со всеми дальше стало?
Женщина, повязав старомодно платочек, вновь присела за своё место:
– Да ничего хорошего. Нинка жила и радовалась почти 18 лет. Павой по селу ходила. Даром, что двое деток и нет мужа. Числилась в «Госстрахе». Даже в перестройку не растерялась. Гнала бражку. А потом расплата за приворот настигла такая, что уж лучше бы я тогда от топора погибла. Томочка-красавица от криминального прерывания беременности на тот свет отправилась. Дарья на похороны приезжала, так и прожигала меня взглядом.
Только сейчас, когда женщина обмолвилась и спрятала густую чёлку под платок, девушка разглядела на лбу попутчицы тонкий шрам. Понятно, что эту историю она знает не понаслышке. В подтверждение женщина торопливо договорила:
– Вторая моя дочка, Сонечка, от заезжего красавца прижитая, и 10 лет не прожила. Просто не проснулась однажды. Мне сказали, что сердечный приступ. Это в таком-то возрасте! Никогда ведь на здоровье не жаловалась. В общем, одна я на свете осталась. Да ещё сны эти жуткие. Сколько я по церквям ходила. Сколько свечей ставила – не помогло ничего. Вот, адрес Дарьи узнала, буду прощение у неё вымаливать. Может, получится, а то каждую ночь снится мне Стёпка. Плавает в водовороте, и к себе манит, проклятый!
***
Женщина вышла на станции, а девушка долго смотрела на перрон, где плескалось разноцветное человеческое море. Как знать, вымолит ли Нина прощения за свой грех, или не снизойдёт к ней Дарья. Девушке хотелось бы верить, что несчастная женщина, потерявшая и сына и внучку, всё-таки найдёт в себе крупицу милосердия к неразумной невестке. Иначе, как дальше Нине жить?
Автор: Любовь Лёвина