(2 часть)
Пора!
Иван прошел через ряды зрителей в центр круга и встал напротив Урсула. Гул оживления пронесся среди собравшихся: сегодня случится зрелище, какого давно уже не было!
Многие гадали и спорили, что сегодня Урсул отрежет этому наглому пленнику.
Урсул был в благодушном настроении: он выпил две полных чаши кумыса, плотно поел и сейчас вдруг решил, что молодому русичу он отрежет … бороду! Богатырь уже представил, как всем праздничной ночью будет оттого весело и ему, Урсулу, тоже. Об этом потом будут долго говорить и даже песню сложат.
Иван обвел взглядом зрителей и в свите хана он вдруг увидел Каримэ, которая как-то странно смотрела на Ивана, может, даже с сочувствием. Что бы это значило? Да, Иван подвергает свою жизнь смертельному риску. Шансов у него мало, но они есть. А что она теряет?
Никто из присутствующих не знал, что Иван с пяти лет готовился стать дружинником. Силовые единоборства, изнуряющие тренировки, закаливание, сутками не снимал с себя тяжелые доспехи, а в шестнадцать лет встал рядом со своим отцом и наравне со взрослыми держал строй, участвуя не в одной жестокой схватке. Вот только бы правая рука не подвела.
К борцам подошли девушки-половчанки, ловко раздели их до пояса, обмотали кушаками. По знаку хана один из его слуг поднял вверх турий рог, и над степью раздался резкий и тревожный сигнал о начале единоборства.
Урсул сразу решительно шагнул к Ивану, схватил его своими ручищами за пояс, сдавил, сжал изо всех сил, лишая соперника даже возможности дышать, чтобы потом обессиленного поднять вверх, обязательно перевернуть в воздухе и ударить с размаху о землю, ломая хребет и ребра!
И не смог половецкий богатырь этого сделать! Он вдруг почувствовал, что перед ним равный по силе воин, таких соперников у него еще не было. Даже холодок ощутил Урсул у себя в груди. Нет, он и вторую попытку, и третью предпринял оторвать от земли русича и еще много попыток, но тщетно.
Иван увидел, как кыпчак тяжело задышал. Нельзя давать ему передохнуть! Дергать! Изнурять его!
Иван понимал, что Урсула ему не поднять вверх, только спину свою сломаешь. Он ждал нужного момента и дождался! Иван увидел, как ноги его соперника стали мелко дрожать от усталости. И тогда он внезапно изо всех сил дернул своего соперника на себя, лишая его равновесия, ловко подсел под него, с Урсулом на плечах крутнулся вокруг оси и разом сбросил его с себя вниз, на землю.
Рев, вопли, визг прямо оглушили Ивана!
Урсул сидел на земле, закрыв лицо ладонями. Он раскачивался из стороны в сторону и плакал!
Иван, переводя дыхание, отошел от плачущего соперника в сторону.
Орда, которая только что боготворила любимца, гордилась им, теперь махала в его сторону руками и в неистовстве орала:
- Смерть! Смерть! Смерть!
По знаку хана к Ивану подошли девушки-половчанки. Одна протянула парню чашу, наполненную кумысом. Иван в победном жесте поднял ее над головой, потом медленно выпил (теперь можно!) и уже пустую, как бы по кругу, показал всем.
Вторая девушка протянула победителю плоскую подушечку, на которой лежал остро отточенный кинжал.
Иван все понял. Он был воином и не был жалостливым человеком. А еще он понимал, что, возможно, именно Урсул этим кинжалом той ночью отрезал головы его боевым товарищам.
Он взял кинжал и направился к сидящему до сих пор на земле половчанину. Подошел с твердым намерением, мстя за убитых друзей, полоснуть врага острым лезвием по горлу. Левой рукой Иван взял косу Урсула и вдруг одним резким движением отхватил до самого основания этот пучок волос, гордость каждого половецкого воина. Показал отрезанную косу толпе и отбросил в сторону, как бросают ненужную кость собакам.
И вновь толпа оглушительно взревела. Это уже был гул одобрения, признания. Такого зрелища в этой орде еще ни разу не видели.
Все, оживленно беседуя, споря, стали расходиться к своим кострам, чтобы продолжить праздник.
Кто-то взял Ивана за руку и потянул за собой. Это был Турсун.
- Надо! Идем. Зовут, - почти шепотом сказал Турсун Ивану, продолжая тянуть его куда-то в сторону.
Они подошли к белому шатру, и товарищ Ивана показал ему рукой: «Туда!»
В середине довольно просторного шатра тоже горел костер. Около него на циновке сидела одна Каримэ. Она молча показала Ивану на другую циновку, и, когда тот сел рядом с ней, скрестив ноги, как степняки, девушка одобрительно посмотрела ему в глаза.
И вдруг она, улыбнувшись, сказала:
- Карашо! Чернига! Ванья! Замужа! Маладэц!
Иван изумленно посмотрел на свою госпожу.
Тогда она спросила уже на своем языке:
- Ваня! Ты не помнишь меня?
Тот еще несколько минут смотрел на Каримэ и вдруг все вспомнил:
- Карина?!
Точно! Теперь он узнал. Это он назвал маленькую половецкую девочку на русский манер Кариной. Там, на княжеском дворе, он не давал ее никому обижать и дразнить. Он играл с ребятишками и всегда брал Карину себе в пару. Однажды они играли в прятки и спрятались от всех в дровяном сарае, сидели тихо. И маленький Ваня шепнул девочке:
- Карина, когда ты вырастешь, я тебя возьму в жены. Больше ни за кого замуж не выходи!
- Хорошо! – серьезно сказала Карина. – Я скоро уеду. Ты без меня других в жены не бери. Когда вырасту, меня найди. У нас будет много детей, мальчики и девочки.
Иван и Каримэ посидели молча, глядели друг на дружку, отыскивая знакомые черты.
- У тебя, Иван, есть жена?
- Нет. А ты почему не замужем?
- Обещала, что тебя ждать буду. Я тебя сразу узнала там, в степи. Это я велела тебя не трогать, живым ко мне доставить.
- А мои товарищи?
- Давай о тебе говорить, - немножко помолчав, сказала Каримэ.
- Я теперь свободен?
- По нашему Праву здесь ты свободен. В степи другие законы. Тебе пора!
- Я еще не говорил с вашим ханом.
- Не надо. Хан Кобяк сегодня не знает, что будет делать завтра. Так и скажи своему князю, а я буду много говорить с ханом. Идем!
Они вышли из шатра. Каримэ взяла Ивана за руку и уверенно повела мимо шатров, мимо повозок. Слышно было, как в лагере праздник продолжался: шумели, кричали, пели боевые песни.
Около одной повозки стояли две оседланные лошади, которых сторожил Турсун.
Каримэ и Иван уехали в ночную темноту.
Когда стало в степи светать, Иван в последний раз обнял девушку и шепнул ей:
- Ты обещала мне родить много ребятишек. Хочу, чтоб первым был сын. Пусть, как и я, будет Иван Ратник.
- Карашо, - с улыбкой ответила Каримэ.
Солнце поднялось, они разъехались в разные стороны. Путь Ивана лежал в сторону родного Чернигова, Каримэ вернулась в свой лагерь.
… В течение многих лет, ранней весной, эта половецкая орда появлялась на зеленых пастбищах Дикого Поля и ни разу не приблизилась ни к одному граду русичей, не разорила ни одну нашу деревню и не вытоптала ни одно хлебное поле.
Черниговский воевода Иван с малой дружиной каждое лето гостил у половцев. На главном весеннем празднике, во время состязания борцов, он сидел по правую руку хана Кобяка, и всегда рядом с ним, положив ему руку на плечо, стояла половчанка Каримэ.
Каримэ никогда не была замужем, но, удивительно, у нее было больше десяти детей.
А потом был 1223 год. Великая битва на Калке, в которой и русичи, и половцы вместе выступили против монголо-татар и были по целому ряду причин ими жестоко разбиты. Летописцы прошлого писали, что первыми с поля боя побежали половцы, увлекая за собой и русские рати. Может, и так. Но известно, что черниговские полки не дрогнули, не бежали, и почти все воины их князя Мстислава «полегоша», испив смертную чашу. И будто бы вместе с черниговскими ратниками рядом стоял насмерть и половецкий отряд, во главе которого был совсем юный, но очень отважный и «телом зело крепок» половчанин, «ликом похожий на русича».
(Щеглов Владимир, Николаева Эльвира)