Она едва расставила бутылочки со свежеприготовленными бальзамами и настойками из лекарственных трав, топленого масла и маточного молочка, как в окно её комнаты тихо заскребли. Кызыл не испугалась – она давно привыкла к тому, что её помощь требовалась, в основном, поздней ночью или под утро.
Открыв окно, она увидела Ахмед-бека. Девушка удивилась, но не подала виду. Она знала, что его молодая жена на сносях. Но сегодня утром, когда она ходила с матерью на рынок, сельчанки-торговки рассказали, что Ахмед-бек подался в бега со своим невеликим семейством и парой батраков. Во всех крупных городах Дагестана уже сменялась власть, и раз в Дербенте теперь заправляют большевики, то не сегодня завтра в Хиве тоже начнутся перемены. Многие зажиточные горцы уезжали из Дагестана, из Российской Империи, спасая свои семьи и имущество. Через густые горные леса пробирались к Азербайджану, а оттуда морем переправлялись в Иран.
- Кызыл, я за тобой… Фатьма не может разродиться. Нужна твоя помощь. – Ахмед умоляюще смотрел на молодую повитуху – слухи о её мастерстве разошлись далеко за пределами родного аула. – Я хорошо заплачу, Кызыл…. Не обижу….
- Хорошо, Ахмед-бек. Сейчас соберу хурджин* и брата разбужу.
Семья Кызыл – мать и два младших брата – жила не только заработками сестры. У них был небольшой возделанный участок, две коровы да несколько овец. Мать слыла искусной мастерицей, шила и вышивала красивые чахто и платки. Кызыл тоже умела и шить, и вышивать, иногда помогала матери, но истинным призванием девушки было помогать людям прийти в этот мир. Своё ремесло она переняла от бабки, матери отца, погибшего лет десять назад на лесозаготовках. Постепенно девушка начала привносить в науку родовспоможения что-то своё, новое, – то, что бабка недовольно называла «баловством». Например, маточное молочко оказалось прекрасным обезболивающим средством, а тминное масло хорошо заживляло разрывы у рожениц. В травах, которые девушка собирала и сушила на веранде, она разбиралась благодаря соседке-травнице. Боровая матка, красная щётка, шатавари, мелисса, ромашка, мята перечная – из них Кызыл делала настойки и бальзамы или растирала сухие травы в порошок и добавляла в кипящее топлёное масло. Получалась мазь, которой она смазывала руки. Кисти у девушки были маленькими, аккуратными, как у подростка, да и сама она была маленькой, но очень хорошенькой и складной. В их дом часто приходили сваты, но девушка каждый раз отказывала – не хотела выходить замуж за чужого навязанного человека. Мать не неволила единственную дочь, хотя той уже пошёл девятнадцатый год – по горским адатам* Кызыл засиделась в невестах.
Они молча шли по улочкам спящего аула. Иногда чья-то шавка, разбуженная тихими шагами, тявкала, но быстро успокаивалась, и их вновь окутывала тишина. Только мириады звёзд да огромная луна на высоком горном небе освещали им путь.
Давно остался позади родной аул. Они шли по извилистой горной дороге, поросшей лесом. Ахмед-бек уводил их всё дальше и дальше. Наконец вдалеке показался огонёк. Через несколько минут они вышли на поляну, где стояло несколько телег, нагруженных доверху узлами с домашним скарбом и скатанными коврами. На одной телеге, чуть в стороне, спали дети Ахмед-бека и его старый отец, а на другой лежала, постанывая, Фатьма. Рядом с ней сидела свекровь, что-то бормоча себе под нос.
Кызыл сразу взялась за дело, для начала дав чёткие и краткие указания мужчинам. Она едва сдерживала раздражение и чуть не нагрубила Ахмед-беку. Он ведь знал, что Фатьме со дня на день рожать, но всё равно решился на дальнюю дорогу, рискуя жизнью жены и нерождённого ребёнка!
Отослав мужчин подальше от арбы, она оголила живот роженицы. Да, так и есть: ребёнок лежал поперёк родовых путей, не успел повернуться головкой до схваток, которые начались, по всей видимости, из-за тряски по ухабистой горной дороге. Натерев руки лечебной мазью, повитуха стала осторожными круговыми движениями разворачивать ребёнка, чтобы он оказался в нужном положении. Затем она, дождавшись потуг, начала помогать малышу. Больше всего Кызыл обрадовало то, что он родился здоровым и сразу оповестил мир о своём рождении громким плачем, а у Фатьмы не было разрывов, так как повитуха заранее смазала всё тминным маслом. Перерезав пуповину, она передала ребёнка свекрови, а сама, дождавшись последа, обработала роженицу и убрала все свои инструменты и бутылочки в хурджин. Можно было возвращаться в аул, когда младший брат закончит беседу с Ахмед-беком.
- Кызыл, сестрёнка, спасибо, что не отказала! Пришла, помогла моей семье… – Подошедший Ахмед-бек протянул ей руку, и на ладони мужчины сверкнула в отблесках костра тонкая серебряная цепочка с кулоном. - Пусть этот подарок от нашей семьи навсегда станет оберегом в твоём ремесле, сестра.
Она приняла подарок. В кулон был вправлен ярко-синий сапфир с крохотным пузырьком воздуха внутри. Сразу вспомнились рассказы бабки: «Есть камень, синий, как вечернее небо. Он хранит в себе воздух – словно вдохнул и не выдохнул когда-то… Пусть повитуха носит его на груди, и ни одно дитя не умрёт у неё на руках, ни одна мать не истечёт кровью. Самые трудные роды благополучно завершатся, и жизнь в этом мире прибавится, но не убавится. И саму повитуху, когда придёт ей черёд содрогаться в родовых муках, камень убережёт, и дитя её сохранит. Но если ангел смерти Азраил всё же раскинет свои чёрные крылья над родовым ложем – попроси камень о помощи. Он треснет и выпустит вдох, который хранил в себе, и тёмный ангел отступит перед дыханием жизни. Однако попросить камень можно лишь однажды…»
Кызыл всегда считала эту легенду выдумкой, но сейчас, когда камень, так точно описанный бабушкой, лёг в её ладошку, невольно задумалась – может, он действительно обладает волшебной силой?
- Ты знаешь легенду об этом камне, Ахмед-бек? – спросила девушка.
- Да, слышал от торговца на восточном рынке в Темир-Хан-Шуре. Я купил у него этот камень, но подумал, что торговец хитрит, лишь бы продать... Да и купил я его не из-за этой легенды, а потому что драгоценные камни проще везти в другую страну и там обратить их в деньги. А теперь я понял, что он тебе принесёт больше радости, чем мне. Ещё раз спасибо, Кызыл.
Они тепло попрощались, и девушка с братом отправились обратно. По дороге они собирали хворост, чтобы односельчане не спрашивали, зачем её и брата понесло в лес ни свет ни заря…
****************
Отгремевшая революция снесла вековые адаты и обычаи, изменила людей и их взгляды на окружающий мир. Менялись общественные устои, внося новизну в отношения между людьми, стирая грани социальных различий. Неизменным оставалось одно – люди влюблялись, женились, рожали детей.
Кызыл по-прежнему жила в родном ауле, но уже в доме любимого мужа. Её ремесло всегда было востребованным, а в последние годы стало жизненно необходимым. Молодые люди шли наперекор выбору родителей, женились по любви, рожали много детей. Семья мужа уважала и любила скромную и трудолюбивую сноху, которая, кроме работы по дому, вносила изрядный вклад в семейный бюджет. Кызыл гордилась своим ремеслом. И её амулет всегда был при ней. Она верила не только в своё искусство, но и в волшебную силу камня. Жаль только, что, когда он у неё появился, бабушки уже не было на свете.
Муж Кызыл окончил трёхмесячные партийные курсы в Москве и теперь возглавлял первый профсоюз рабочих и крестьян в районном селе. Он часто ездил в Дербент и обязательно брал с собой жену. Они останавливались у родственников, и муж сразу уходил к своим товарищам, а Кызыл отправлялась в аптеку, которой заведовал Овшолум, старый горский еврей. Он смог найти общий язык с новой властью и по-прежнему готовил лекарства в своей маленькой лаборатории. Овшолум знал практически все дагестанские языки, поэтому свободно говорил с молодой женщиной на её родном табасаранском наречии. Узнав, что Кызыл - повитуха, он часто советовал ей то или иное лекарство, которое могло пригодиться в родовспоможении. И именно старый Овшолум посоветовал Кызыл пойти учиться на медсестру, чтобы её ремесло стало настоящей профессией. Посоветовавшись с мужем, который горячо поддержал молодую жену, она поступила на полугодовые курсы для медицинских работников среднего звена. Кызыл понимала, что медицина не стоит на месте. Нужно научиться делать уколы, медикаментозно останавливать кровотечения, облегчать родовые муки женщин…
Курсы вёл русский врач, который приехал в Южный Дагестан сразу после революции. Группы делили по языковому принципу: на занятиях у лезгинской группы девушек был переводчик-лезгин, у табасаранской группы – табасаранец. Всего групп было несколько – лезгинская, табасаранская, агульская, цахурская, татская, рутульская и азербайджанская. Девушки и женщины, которые учились на этих курсах, не знали русского, который только-только становился языком межнационального общения. До революции, да и много десятилетий спустя, дагестанцы общались между собой на кумыкском языке, очень лёгком и запоминающемся.
После курсов Кызыл стала работать в фельдшерском пункте, которые открывались во всех крупных горских сёлах. Работы прибавилось, но это было ей в радость. Немного огорчало молодую женщину лишь то, что иногда было очень тяжело подниматься по узким извилистым улочкам аула к домам на горе. Давал о себе знать шестой месяц собственной беременности - отекали ноги, ныла поясница.
В ту ночь Кызыл долго не могла уснуть – что-то беспокоило её, тревожило. Она мысленно перебирала в уме имена женщин, которые должны были на днях родить. Встала, на всякий случай проверила хурджин со всеми баночками-бутылочками, потом открыла медицинский чемоданчик, который ей выдали в фельдшерском пункте. Вроде бы всё было на местах. Беспокоиться не о чем. Но только она легла, как в ворота забарабанили, потом послышались крики. Муж вскочил, побежал во двор. Кызыл кинулась следом.
- Ох, дочка! Пожалуйста… Ради Аллаха! Прошу… Моя Маржана умирает...
И женщина заплакала навзрыд. Кызыл быстро, насколько позволяло её положение, метнулась, в комнату, наспех накинула балахон, платок на голову, схватила чемоданчик, перевесила на плечо хурджин, вернулась к воротам...
Они торопливо поднимались в гору. Женщина уже не плакала так громко, но причитала без умолку. Понятно, роженица – единственный ребёнок у своих родителей, вот мать и вне себя от тревоги. Но почему же роды начались так рано? Вроде бы Маржане ещё два месяца ходить...
В тускло освещенной комнате на расстеленном на полу одеяле лежала молодая женщина. Кызыл сделала обезболивающий укол, затем начала первичный осмотр. При пальпации живота она поняла, что у Маржаны два плода, которые одновременно подошли к родовым путям и не дают друг другу выйти. Она начала круговыми движениями массировать живот, стараясь отодвинуть одного младенца и дать другому родиться первым. Затем произвела внутренний осмотр. Околоплодный пузырь оказался цел, и это было хорошо. Надо сначала развернуть одного малыша. Второй сам найдёт дорогу.
Счёт шел на минуты. Следовало действовать быстро и чётко, пока дети не задохнулись. Кызыл встала на колени, превозмогая боль в пояснице, и заработала руками, раз за разом, отодвигая одного и подталкивая другого. Наконец ей это удалось. Вскрыв околоплодный пузырь, она начала стимулировать роды. Показалась головка первого ребёнка. Мать Маржаны взвыла.
- Заткнись! – крикнула ей повитуха. - Быстрее неси воду, таз и чистые полотенца!
- Всё давно здесь...
Мать взяла себя в руки и кинулась помогать. Приняв первого мальчика и перевязав пуповину, Кызыл отдала ребёнка новоиспечённой бабушке, а сама опять нагнулась к роженице, чтобы принять второго, который рвался наружу, раздирая плоть матери. Вытолкнув его из себя, Маржана без сознания упала на подушку. Кызыл отвлеклась всего на несколько минут, чтобы перевязать пуповину второму малышу и передать его бабушке, а когда вернулась к роженице, то увидела тонкую ярко-алую струйку. Сначала повитуха подумала, что это кровоточит разрыв, но, обработав его и осмотрев женщину, она поняла, что это внутреннее маточное кровотечение. То, чего Кызыл больше всего боялась…
До сих пор она не сталкивалась с подобным осложнением. Конечно, на курсах им рассказывали, что такое бывает, и довольно-таки часто, но то ли ей везло, то ли действовал амулет – в её практике этого не случалось. Кызыл разложила перед собой всё содержимое хурджина и чемоданчика. Времени на раздумья не было. Она быстро развела кровоостанавливающий порошок и по капле влила его в рот лежащей без сознания роженице, затем стала потихоньку вытаскивать послед. К счастью, он сам, после того как она слегка потянула его за остаток пуповины, потихоньку заскользил наружу. Но кровь не останавливалась.
Кызыл металась от лекарств к роженице и обратно, не зная, что предпринять. Если женщина умрёт, её дети останутся полусиротами, а родители осиротеют, ведь она их единственный ребёнок. Сделав всё возможное, положив на живот несчастной завёрнутый в одеяло кусок льда, который принесли из погреба, Кызыл выгнала всех из комнаты и встала на колени. Стиснув в дрожащих от усталости и волнения руках кулон, она мысленно обратилась к нему:
«Я прошу тебя в первый и в последний раз: помоги! Не дай ей умереть! Пусть она живёт на радость детям своим, мужу и родителям! Если легенда о тебе – не выдумка, я умоляю, спаси её!»
Не сразу, но она почувствовала, что камень нагревается. Он становился всё горячее, раскаляясь в её руках, и когда жжение стало нестерпимым, Кызыл раскрыла ладони. Камень светился синим огнём. Воздух внутри него побелел и запульсировал, словно билось маленькое сердце. Потом свет начал меркнуть. Резкий короткий звук напугал молодую женщину, но она не бросила кулон, даже когда увидела, как сапфир рассекла безобразная трещина. Мгновение – в её руках остались пустая оправа и несколько синих осколков.
Кызыл медленно поднялась с колен, не отрывая взгляда от того, что было её амулетом. Потом осторожно опустила осколки и оправу с цепочкой в карман. Ей оставалось только ждать. Повитуха легла рядом с Маржаной. От чудовищной усталости и пережитых треволнений молодая женщина мгновенно провалилась в сон.
Её разбудил слабый голос Маржаны:
- Кызыл, сестрёнка, можно уже снять с моего живота это одеяло? Я промокла насквозь…
Кызыл приподнялась, откинула одеяло, посмотрела вниз. Крови не было. Неужели всё позади? Неужели легенда о сапфире – правда? Она закрыла глаза. Как бы там ни было, хорошо, что Маржана осталась жива.
***
Она стонала, извиваясь и тужась, считала минуты между схватками. Малыш разрывал ей нутро, стараясь побыстрее родиться, но, по всей видимости, был слишком большим для хрупкой Кызыл. Мать и свекровь, хлопотавшие рядом, не знали, что сделать, чтобы хоть как-то облегчить страдания роженицы. Кызыл ходила взад-вперёд, массируя поясницу, старалась задерживать дыхание во время схваток, как их учили на курсах. Боль отступала на время, но при очередной схватке накатывала с новой силой, и Кызыл чудилось, что низ её живота терзают раскалённые крючья…
Она прилегла. Сил больше не было. Последним осмысленным движением Кызыл ухватилась за маленький мешочек на шее, в котором лежало всё, что осталось от амулета. Она ни капли не сожалела, что попросила амулет помочь другой женщине. Да, сейчас ей очень больно и тяжело, но мысль о том, что Маржана осталась жива, согревала душу.
- Я всё правильно сделала, - прошептала Кызыл и потеряла сознание.
…Ей казалось, что всё уже позади. Стало легко и приятно, как будто её качают ласковые волны их тёплой горной речки. Голубое небо над головой постепенно темнело и наконец приобрело сапфирово-синий оттенок… И оно было таким прекрасным!
В голове прошелестел чей-то шёпот:
- Я помогу… Ибо сказано: «Тем, кто творил в этом мире добро, будет воздано добром».
***
- Дуйся! Кызыл! Дуйся! Ещё немного! Машаллах*, дочка!
…И женщины, обливаясь слезами, приняли на руки их новорожденного внука.
---
*адат - обычай
*хурджин - традиционная восточная сумка
*машаллах - "Слава Аллаху"
Конец!!!
