оглавление канала
Я уселась рядом с открывшимся проходом, предлагая мужчинам присоединиться ко мне. Мы взялись за руки, и я прикрыла глаза. Почувствовала, как по рукам побежали жаркие ручейки силы, которые вливали в меня Божедар с Корнилом. Сосредоточилась и стала мысленно спускаться по высоким каменным ступеням. Коридор был узок настолько, что позволял идти по нему только одному человеку. Будь я в физическом теле, это бы доставило мне некоторые неудобства. Но для мысленного спуска преграды не было. Спуск был очень крутым, а ступени высокими. Стены здесь были шершавыми, с выступами острых угловатых камней скальной породы. Это позволило мне понять, что пробивался он каким-то иным способом, чем коридоры самого Капища. Скорее всего, Вышний Взор здесь не использовался. Кое где, по стенам ползли ручейки воды. Я спускалась все ниже и ниже. Сначала спуск шел прямо, а потом начал изгибаться, превращая лестницу в спираль. Для чего это было сделано, я не понимала. Но останавливаться, чтобы разобраться в этом не стала.
Казалось, что этот спуск никогда не окончится. Но вот, наконец, он стал опять прямым и чуточку пологим, заканчиваясь небольшой площадкой. Это был тупик, а точнее, это и был вход (или выход) в подземелье. Только вот его перегораживала большая круглая и совершенно гладкая плита. Вот эти врата, которые мы должны были открыть. Прямо за ними я почувствовала присутствие человека. Он спал. Его разум мерцал в темноте голубой искоркой. Значит, Николай жив! Облегчение было настолько сильным, что я чуть не утратила концентрации. Оказывается, все это время, я все же, сомневалась в этом. Но сейчас было не до самобичевания. Я попробовала проникнуть в его разум, но не смогла, наткнувшись на какое-то препятствие. Скорее всего, его создавал тот сон, что снился ему сейчас. Конечно, я могла бы его взломать, но я почувствовала, что его сон имел какой-то судьбоносный характер, и, опасаясь разрушить его, отступила.
Теперь нужно было постараться открыть эту плиту. Но здесь не было замков, или еще каких других запоров, чтобы можно было применить ту же систему, которая помогла мне открыть верхнюю плиту. Я увидела механизм, отодвигающий эту плиту в сторону, чтобы открыть вход. То, что приводило его в действие… Я была поражена. Нет, даже не так. Я была попросту раздавлена тем, что я увидела и поняла. Я не могла открыть ее, не находясь в своем физическом теле внутри этой пещеры!
---\\\---\\\---\\\---\\\---\\\---\\\---\\\---\\\---\\\---\\\---\\\---\\\---
Он брел по какому-то городу в хитросплетениях темных улиц. Снег, смешанный с грязью, хлюпал у него под ногами. А где-то там, впереди сиял огнями проспект с красивыми зданиями, парками, уютными скверами, по которому спешили автомобили, шли люди. И он точно знал, что ему нужно именно туда. Только вот попасть туда никак не получалось. Выбраться из этого темного лабиринта каких-то переулочков, подворотен, среди приземистых трехэтажных домов, похожих на старые коробки из-под давно изношенной обуви, он никак не мог. Он уже давно скитался здесь, уставший и замерзший, пытаясь найти выход. Ужасно хотелось пить. Он наклонился, чтобы взять горсть снега, понимая, что он не утолит, но, возможно, немного облегчит его жажду. Снег был перемешен с грязью, и он его тут же выкинул, с отвращением вытирая ладонь о штанину. Оглядываясь по сторонам, он хотел найти какой-нибудь сухой уголок, где мог бы хоть на несколько минут присесть для отдыха. Но такого не попадалось, и он брел дальше, борясь с подкатывающим отчаяньем. Дома стояли вокруг молчаливые, с разинутыми пастями темных подъездов. Нигде не было видно ни малейшего огонька, но он чувствовал, что эти дома не пусты. Но проверять, кто там живет у него не было никакого желания. Впереди он увидел старый коряжистый тополь. Он стоял совсем один посреди этого безмолвия, и словно протягивал свои руки-ветви к нему, умоляя о помощи. Он подошел к дереву и приложил ладонь к шершавому стволу, находя в этом жесте какое-то успокоение. Будто встретил старого друга, пускай, ненадолго, на короткое мгновение, но это принесло ему некоторое облегчение.
- Ну что, приятель… Тебе тут тоже не нравится? Нужно выбираться отсюда. Но, у тебя, наверное, уже не получится. А я постараюсь. Хотя, надежды все меньше.
Дерево будто вздохнуло. Ветви над головой зашевелились, словно от порыва ветра. Только, вот ветра никакого не было. И вдруг, он увидел, что прямо напротив места, где он стоял, в одном из подъездов горит неяркий свет, как будто там горела свеча или очень тусклая лампа. Он направился в этот подъезд и увидел, что двери одной из квартир открыты. Именно оттуда и лился этот спокойный неяркий свет. Поколебавшись несколько мгновений, он перешагнул порог. Узкий коридор, в конце которого два проема друг напротив друга, ведущие в небольшие комнатки. В одной из них и горел тот свет. Он шагнул из коридора в маленькую комнатку. В углу старенькая кровать с панцирной сеткой, рядом небольшая тумбочка, на которой стояла старинная лампа под оранжевым абажуром. На кровати лежала…его бабушка. Аккуратненький беленький платочек на голове, морщинистое личико и светлые, будто весенний ручеек, почти прозрачные глаза. Старческие руки в голубоватых прожилках лежали поверх чистенького, кое-где заштопанного одеяла. Бабушка увидела вошедшего, и в ее глазах вспыхнул свет. Почти бесцветные губы улыбнулись.
- Николенька… как же ты, родной…? Откуда…?
Не веря своим глазам, он припал на колени рядом с этой кроватью, и уткнулся лицом в одеяло.
- Бабушка… бабуля… Как мне тебя не хватает… Как я скучал… - Его тело сотрясали рыдания.
Добрые и такие знакомые руки с узловатыми пальцами, стали гладить его по голове, перебирая густой ежик волос.
- Ну, ну… Деточка… Не нужно…. Что ты тут делаешь? Зачем пришел?
Все еще всхлипывая, он поднял голову, схватил сухонькую старушечью ладошку и стал целовать ее прохладные пальцы, глядя на бабушку счастливыми глазами.
- Я немного заблудился. Так долго хожу по этим кварталам. И никак не могу выйти. Я так устал. Можно я останусь с тобой…, немного. – Он умоляюще заглянул в родниковые глаза. – Я тебя не стесню. Тут напротив еще одна комната. Я посплю там совсем чуть чуть, а потом, если ты захочешь, я уйду…
Бабушка смотрела на него с такой любовью и тихой грустью, что он опять заплакал. А потом, глаза ее стали строгими.
- Нет, Николенька, тебе нельзя здесь. Тебе еще рано. У каждого свой срок. Пойдем, внучек, я выведу тебя отсюда…
Бабушка поднялась с постели, крепко взяла его за руку, и повела темным коридором на выход. Он старался не смотреть по сторонам. Откуда-то стали раздаваться вздохи, всхлипы, бормотания, словно маленькая квартирка вдруг наполнилась людьми, которых он не мог видеть. Кто-то звал его по имени, кто-то просил остаться, чьи-то руки ложились ему на плечи, пытаясь задержать, умоляя не бросать, не уходить. Он узнавал их голоса, даже чувствовал какие-то знакомые запахи. Но вокруг царила кромешная темнота, и он не мог увидеть их. И только фигура бабушки, ведущей его куда-то, одной ей ведомой дорогой, словно светилась голубоватым мерцающим светом. Она шла не оглядываясь, и все время повторяла:
- Не слушай их… Не оглядывайся…
Наконец, они выбрались из этого странного дома, и теперь уже шли по улице. Ему показалось, что все те, кто сейчас был с ними в доме, тоже вышли следом за ними, и двигались плотной толпой позади него. По спине пробегал холодок, и чувство леденящей жути шевелило волосы на голове. А бабушка все повторяла:
- Не оглядывайся, Николенька, не оглядывайся…
Они шли по каким-то узким улочкам, по лабиринтам темных переулков, и он совершенно потерял ориентацию, не понимая, где это они, и куда идут. За стенами домов проспект с яркими огнями был невидим, словно его и вовсе там никогда не было. Ему очень хотелось спросить у бабушки, куда это она его ведет. Но он уже настолько выбился из сил от этого долгого пути, что не мог и рта раскрыть. Ему казалось, что еще немного, и он упадет в этот грязный снег и останется тут лежать неподвижной кучкой тряпья. Но тут он увидел, что узкая щель улочки вывела их на небольшую площадку. Он с удивлением огляделся. Покосившийся «грибок» в песочнице, две лавочки с поломанными спинками, и одноногий стол из потемневших от времени и дождей досок. Это же его двор! Обрадованный таким узнаванием, он спросил:
- Бабушка, мы идем домой?
Старушка, не оглядываясь, покрепче перехватила его руку, и проговорила ворчливо:
- Домой, милый, домой, куда же еще-то? – И повела его прочь из знакомого двора, продолжая ворчливо приговаривать. – Николенька, твой дом – это там, где тебя ждут…
Они вышли из подворотни, и он увидел впереди сияние огней. Уже, было, вздохнув с облегчением, он понял, что огромные тесовые ворота перегораживают им путь.
- Ну, вот и пришли… - Бабушка выпустила его руку. – Тебе туда, - махнула она в сторону ворот, - а мне пора возвращаться.
Он подергал покосившуюся створку. Ворота оказались заперты. С недоумением, граничащим с разочарованием, он обернулся.
- Бабушка, так ворота-то заперты! Как же я выйду?!
Старушка хитро на него посмотрела и улыбнулась:
- Дак, само собой, запертые. А иначе-то как? Иначе все и пойдут ломиться, куда им не положено. А тебе положено, тебе как раз-таки и положено. Ключик-то вынь, да воротца и отопри. Ты можешь…
Фигура бабушки вдруг стала истончаться, словно таять. Вот она стала совсем прозрачной, только голубоватые контуры ее тела еще были видны на фоне темного двора. И до него долетел шелестящий шепот:
- Ключ – твое желание попасть домой, туда, где тебя ждут…. Отворяй ворота-то, да беги, беги, Николенька…