Ехала я в Москву с девчонками-школьницами. У них там какое-то соревнование в столице ожидалось.
И вот они всю дорогу обсуждали этот сериал. «Слово пацана». Сейчас все только и говорят, что о нём.
Несколько раз словила себя на мысли, что я такую жесть и сама могу написать. Собственно, в каждом моем детективе есть этот след. Из 90-х. И не просто так.
Я росла в то время, когда возвращаться со школы было небезопасно. Когда по пути от остановки до дома тебя могли раздеть до колготок или вырвать сережки прямо с мочками из ушей. Изнасиловать в тесной подворотне.
Маму моей подруги из детства убили в поезде. Задушили. Она в 90 организовала мелкий бизнес по распространению кассет с немецким задорным кино. А вот во что это вылилось, и связана ее смерть с делами, которые она вела или с тем, что кто-то позарился на ее украшения - Бог знает.
Я росла и своими глазами видела, как подростки (чуть старше меня) превращались в овощей, принимая наркотики.
Как мою одноклассницу изнасиловали. А вторая с 14 лет начала делать аборты.
Бог миловал меня, я только была рядом с этими историями. Но внутренне далеко. Дома, в безопасности.
Только год назад я узнала, что мой дядя в 90 был в банде одного «ювелирного» воротилы, вывески которого до сих пор по всей Москве. Он тогда перевозил камни и ювелирку в обычном пакете. И отвечал за это все головой.
Он рассказывал, как когда его «вербовали», его привели в магазин Лего и разрешили купить все для сына. Какой-то невероятно дорогой набор к Новому году.
А мы с братом ещё удивлялись и играли в него. Это же была просто фантастика! Там огромный замок!
За канистру бензина можно было убить. Жизнь стоила крайне мало. А проблемы решались просто. Рекет и крышевание были основой любого бизнеса. И долги буквально выбивали из людей.
В моем дворе жили ребята, которые наливали в пластиковый пакет клей и «пыхали».
А в соседнем дворе располагался интернат, откуда всегда да сбегали дети. И они гуляли в наших дворах. И от этих детей пахло «псарней». Не в прямом смысле. Это такой злой, голодный и жестокий запах.
Потому что никому никакого дела не было до них.
Я помню, как мы пошли к однокласснику с подругой, потому что тот прогуливал школу, и нас отправила учительница.
Нам открыла пьяная мать. Когда мы сказали про Вадика, мать начала хватать его за шкирку и швырять по прихожей.
А мы как два предателя ушли в ужасном состоянии.
Помню его глаза, веснушки и нос с горбинкой. Вадик.
Я в 3 классе знала больше матерных слов, чем сейчас. Это не мешало мне хорошо учиться.
Я была из благополучной семьи. Таких в нашем классе было всего 2 человека. Остальные были из неполных или вообще, жили без родителей, с сестрами или бабушкой.
Меня все это обошло стороной, я была лишь наблюдателем.
Но это оставило след во мне, в моем творчестве, в моем отношении к жизни, к детям.
У зла всегда есть начало.
И часто это начало - или жестокость, или равнодушие. А когда смешиваются жестокость, равнодушие и посыл - живите как хотите, делайте что хотите, нам на вас плевать, посланный «сверху», случается беда. Беспредел.
Мне не нравится, как молодые сейчас восхищаются тому времени. Как превозносят его.
Это была жесть.
Это была жесть.
Это была жесть.
Я бы не хотела, чтобы когда-нибудь такое повторилось.
Но я читаю новости. История про очередную стрельбу в школе.
И я понимаю: все повторяется. Да, по-другому. Иначе. Но это страшно.
Очень страшно.
