Кафедральный собор на острове Канта (бывший Кнайпхоф) практически с начала своего существования стал усыпальницей для наиболее известных и почётных людей. Первыми были тевтонские рыцари, самым первым захоронили Великого магистра Лютера Брауншвейгского аж в 1335 году. Здесь были похоронены и последний магистр, он же первый Прусский герцог Альбрехт с жёнами, Богуслав Радзивилл. С момента возникновения Кёнигсбергского университета здесь появляется профессорская усыпальница. Сколько всего народу было поприкопано внутри, в стенах, подвалах и в округе сейчас не скажет уже никто.
Мало, очень мало сохранилось. Войны, пожары и смена режимов сделали своё дело. Сейчас проходя вокруг собора можно увидеть только единичные эпитафии. За каждой своя история, порой вполне банальная, а иногда заставляющая подумать и покопаться в архивах.
На северной стене мы находим аж две эпитафии отцу Матиаса Стойса и самому Матиасу. Что это за великое семейство, превратившее собор практически в семейный склеп? Матиас Стойус (Стоюс) 1526-1583 философ, математик, главный придворный врач (первый архиатр). Последний, назначенный герцогом Альбрехтом при его жизни, ректор Кёнигсбергского университета. Именно он утешал сильно сдавшего герцога после бегства оскандалившегося афериста Скалиха, составлял ему гороскопы, ну и практически проводил в последний путь. Так что место своё в профессорской усыпальнице вполне заслужил.
А вот про отца, имени которого мы тоже не знаем читаем следующее.
За этим входом прах родителя
Покоится, Матиасы Стойуса,
Который, когда я был трёх лет от роду, был вырван у нас
Недугом английской потливой горячки, в зрелом возрасте,
До тех пор цветущий и нетронутый старостью.
Сама эпитафия датирована 1571 годом. Вроде как получается Матиас установил её гораздо позднее смерти отца. Согласно тексту, почил родитель в 1529 году, так? Именно так, именно в 1529 году в Кёнигсберг пришла самая загадочная болезнь всех времён и народов английская потливая горячка.
Большинство ныне живущих и слыхом не слыхивали о такой болезни. Расскажу подробнее.
Дело было так. Летом 1485 года, под конец Войны Алой и Белой розы, в Англию пришла странная и пугающая болезнь. Она начиналась с отчетливого дурного предчувствия, за которым следовал короткий период озноба. Через пару часов заболевшего охватывала лихорадка, он обильно и зловонно потел, непреодолимо хотел спать. В течение 24 часов, как правило, наступало либо полное выздоровление, либо смерть. Заболевание назвали английской потливой горячкой.
Английский престол делили между собой две ветви королевского дома – Йорки и Ланкастеры. Генрих Тюдор, потомок Ланкастеров, 7 августа 1485 года высадился в уэльской бухте Мил-Бэй с армией французских наемников. В конце августа на Босвортском поле он дал бой Ричарду III. Победа в этом сражении обеспечила Тюдору корону. Но его ликование омрачила потливая горячка. Дворяне в страхе запирались в своих поместьях, а народ шептался, что новому королю «суждено править в муках, знамением тому была потливая болезнь в начале его правления». Некоторые считали, что Генрих и принес бедствие в Англию – вместе со своими солдатами.
На дворе стояло позднее средневековье. Эпидемии чумы приходили в города одна за другой, они уже никого не удивляли, горожане, знать и лекари были к ним более или менее готовы. Но новая болезнь казалась страшной даже на фоне чумы. Она слишком быстро убивала своих жертв – да и симптомы были не похожи. Английская горячка или английский пот, сопровождалась обильным потоотделением, прострацией (состояние пациентов, при котором их психическая, речевая и двигательная активность значительно заторможены) и смертью в течение нескольких часов. Но не только скорость течения болезни пугала. Умирала в первую очередь знать, состоятельные и обеспеченные люди. Горячка не щадила ни герцогов, ни баронов, ни членов королевских семей.
Действительно, для потливой горячки, видимо, опасны только первые сутки. После них, если организм справился, обычно наступало выздоровление. Иммунитет, как правило, не вырабатывался, и переболевшие заражались повторно.
Вспышки были широко разбросаны и неоднородны по своему географическому распределению, поражая преимущественно сельские районы, а также Лондон и университетские сообщества Оксфорда и Кембриджа. Мужчины болели чаще, чем женщины, и среди мужчин в зоне наибольшего риска оказывались обычно самые устойчивые – 30- и 40-летние. Маленьких детей, стариков и других немощных людей болезнь, как правило, обходила стороной.
Заболевание возникало преимущественно в разгар лета (июнь, июль и, прежде всего, август) и обычно резко заканчивалось к сентябрю. Это очень странно, потому что обычно инфекционным заболеваниям проще передаваться зимой: вирус и бактерии в сухом воздухе проще проникают через слизистую людей (та тоже становится суше). Летом обычно лучше передаются только болезни, распространяемые насекомыми, типа малярии. Однако в источниках нет ничего о связи английского пота с укусами любых насекомых.
Пять эпидемий английского пота охватили правления трех британских монархов, принадлежащих к дому Тюдоров: Генриха VII (1485–1509), Генриха VIII (1509–547) и Эдуарда VI (1547–1553). Эпидемию 1517 года задокументировали довольно подробно. Английский хронист Эдвард Холл писал:
«…Внезапно пришла чума, называемая Сладостной Болезнью, которая перевернула все его (Короля) намерения. Эта болезнь была настолько жестокой, что некоторых убила в течение трех часов. Кого-то – в течение двух часов, кого-то – за обедом, а кого-то – за ужином».
В отличие от других эпидемических заболеваний, потливость, не была связана с перенаселенностью или антисанитарными условиями; ее распространенность была гораздо более заметна в открытой, малонаселенной сельской местности, а не в густонаселенных городах.
О способах передачи английского пота ученые до сих пор спорят. Против способа передачи от человека к человеку говорит тот факт, что на Англию лихорадка обрушивалась в 1485 году, затем в 1508, 1517, 1528 и 1551, но лишь единожды, в 1529–1530 годах, она вышла за пределы острова и перекинулась на континентальную Европу. Учитывая интенсивность морского сообщения стран, сдержать ее в Англии при передаче от человека к человеку было бы почти невозможно, так что медики скорее выступают за передачу от грызунов или других животных.
Но есть и данные, указывающие на возможность передачи от человека к человеку. 25 августа 1529 года немецкий корабль прибыл в порт Гамбурга. 12 мужчин на его борту были мертвы. Сразу после их прибытия в Гамбурге разразилась эпидемия, в результате которой погибли тысячи людей. Болезнь вспыхнула почти одновременно в удаленных друг от друга городах – Любеке, Бремене и Копенгагене, где скончались и члены датской королевской семьи. Эпидемия протекала везде примерно одинаково: летальные исходы в течение четырех-шести недель, а после – спад. Из Баварии, Вюртемберга и Эльзаса на юге потница распространилась по рейнскому торговому пути – в Пфальц и в Кельн, а также дальше – в Швейцарию и Австрию. Появление потливости в Вене заставило осаждающих город турок ослабить контроль над городом 22 сентября 1529 года. Европейскую эпидемию от летней болезни, случившейся в Англии, отличало то, что она продолжалась, хотя и в сдержанной форме, в течение всей зимы 1529/30 года. Летом 1530 года пот распространился на восток, в Польшу, Ливонию и европейскую часть России, где исчез.
Инфекционисты всего мира разгадывают ребус до сих пор. Со способами передачи не определились, обвинить мух, грызунов и прочих доказательной базы не хватает. В попытке найти следы некого болезнетворного микроорганизма, ученые в 2002 году эксгумировали останки 16-летнего принца Артура. Частички костей подростка, умершего от потливой болезни были тщательно изучены врачами, но увы, никакого опасного патогена в них найдено не было. Кстати, обвиняют и вирусы и разные виды бактерий и грибки.
Готовя данную публикацию, перечитал массу статей. Учёные мужи спорят какие возбудители могли быть. Только все упорно не хотят обратить свой взор на узкую направленность воздействия. Погибали в первую очередь богатые! Значит они употребляли нечто, что не доступно черни. Либо ели, либо пили. Еду с богатых столов доедали простолюдины, её исключаем. Значит пили. Что-то очень дорогое и редкое. Скорее всего вино.
"Когда после победы над Ричардом III в битве при Босворте в 1485 году Генрих VII из династии Тюдоров вошел со своим разношерстным войском наемников в Лондон, он принес с собой беду, которая убивала быстрее чумы. За несколько часов скончались два бургомистра и несколько членов городского совета после того, как они приняли участие в пиршестве", - повествует журналист Бертольд Зеевальд.
Поэтому дети и старики не умирали. Им не наливали. И явно вино определённого сорта вызревало не каждый год. Отсюда и хаотичность вспышек по годам. И сезонность. И косила болячка видимо в зависимости от количества, принятого на грудь. Поэтому и в Европе зараза прошлась всего один раз. Аккурат по торговым путям Ганзы. А вот Францию и Италию обошла, и понятно, кто повезёт в эти винодельческие регионы вино на продажу? И иммунитет не формировался, т.к. какой иммунитет к пищевому отравлению?
А куда ж пропало? И это объяснимо. Последний винокур унёс в могилу секрет изготовления своего «наилучшего» напитка. А уж чего он там мешал, зарин, зоман теперь уж точно не узнаем. Кстати, данные боевые отравляющие вещества вызывают схожую симптоматику.
Но вернёмся к нашему Матиасу. Как прах отца попал в профессорскую усыпальницу? А помните дату эпитафии? 1571 год. В этом году Матиас Стойус опять становится ректором Альбертины. Наверное совпадение…
