Не знаю, как сейчас молодежь относится к семейным альбомам. Для меня - это святое. Иногда думаю, не станет нас, и никому уже эти фотографии, старые, пожелтевшие, не нужны будут. А я перебираю их иногда. И так сердце щемит. И пусть некоторых людей я не знала, но их знали родители...
В каком году отец увлекся фотографией, не знаю. У него было немало увлечений. Он и картины писал маслом, копировал великих - Шишкина, Левитана, Васнецова. И лобзиком выпиливал. Сад вырастил, яблони прививал (это уже на Псковщине). И даже мебель делал.
Фотографию очень любил. А я любила смотреть, как на мокром листочке в ванночке проявляется снимок. Но посидеть рядом с отцом во время этого священнодейства удавалось редко. Своим любимым делом он мог заняться лишь поздно вечером, когда мы уже спали. Думаю, что с фотографией отец бы ни за что не расстался. Но, как он сам мне признался однажды, надоело покойников фотографировать. Время от времени деревенские жители просили его запечатлеть на память прощание у гроба. Это было тягостно. Вот и положил он свою "Москву" с выдвижным объективом на полку.
Отца моего звали Прокопьев Евгений Николаевич. Родился он в 1931 году в деревне Никольская Архангельской области. Я как-нибудь расскажу о нем. А сейчас речь о семейном альбоме. О той ее части, что скорее является частью истории нашей большой страны.
Жизнь отца не баловала с самого детства. О многом он не любил вспоминать, а если спрашивали - отшучивался. Я уже взрослой была, когда узнала, почему он оказался в детдоме. К тому времени отец его (мой дед Николай) пропал без вести. У мачехи своих детей было трое, да еще пасынок Женька. Пособия за пропавших без вести не давали, только за погибших на фронте. Семья голодала. Отправляя Женьку в школу за рекой (школьникам приходилось жить по квартирам), мачеха давала ему по картофелине на день и краюху хлеба на неделю. От голода сводило живот. С голодухи жевали казеиновый клей, грызли куски кожаных ремней... До самых последних своих дней отец жалел книги, которые отнес на базар. Продал, купил еды, съел чуть ли не за раз. А дальше опять ни жратвы, как он говорил, ни книг...
Голод его и погнал проситься в детдом. Брать не хотели, потому что не сирота, раз похоронки на отца нет. Директор пожалела - взяли...
И вот страница в старом альбоме.
Подписи я начала делать, спрашивала отца, кто на снимках. А потом он вносил дополнения. Название детдома его рукой... Фотографии мелкие, пожелтели уже. Их бы в музей...
А это отец в разные годы. Школьник Женька Прокопьев.
Отцу уже было за семьдесят, когда я стала к нему приставать, чтоб написал воспоминания, подписал фотографии, кого помнит. Он долго отказывался, потом все же сдался. Жил он после смерти мамы в деревне. Я привезла ему толстенную тетрадь (амбарную), давно лежавшую без применения, с пожелтевшими от времени страницами в линейку. На 12 страницах уместил он свою жизнь. Более подробно о детстве. Свои воспоминания дополнял рисунками. Вот фото родной деревни отца, а ниже я помещаю его рисунок из той тетради.
Друзья, если эта тема интересна, я продолжу рассказ о семейном альбоме. Жду отклики.
