Найти в Дзене
Рассеянный хореограф

Как детям не помочь ... Рассказ

Вставай, вставай, папаша, в правлении участникам войны талоны на отрезы выдают. Удостоверение бери, пиджак надевай... Быстрее, бать... Я нарочно у бригадира отпросилась, трудодень пропадает, и за тобой бежать... Ну, встанешь ли ты!?

Невестка совала ему штаны, рубашку. Дед Илья послушно одевался. Хотелось на двор, хотелось выпить чаю. Но где уж там – отрезы дают.

Что это за отрезы такие, Илья не знал. Да и зачем ему знать? В последнее время он столько всего приобрел, сколько не приобрел за долгие годы жизни с женой.

С этим указом – заботой правительства об участниках и инвалидах войны, не стало ему покою. Да и не только ему.... 

Времена уж больно дефицитные. Все надо достать, урвать, успеть схватить, сменять на другой товар. Теперь с другом и соседом Вениамином встречались они не под старыми ивами за столиком в домино, а в очередях, в правлении и на рынках.

Как детям да внукам не помочь? Обидятся...

Вчера вот сыр в лабазе давали, брынзу. Сын младший, с которым и жил Илья, накричал на него:

Где ты ходишь, батя! Полчаса тебя жду. Надевай ордена свои, что Родина дала, там сыр привезли. А мне некогда. Ты впредь никуда гулять не ходи, мало ли ещё чего давать будут. Или гуляй вокруг магазина, у тебя права – первому все брать. Требуй.

Ноги не гнулись, спина болела. Но ведь пользу принес сыну – взял сыру. Правда, натерпелся. Пошёл сам, как сын велел. А ему навстречу Колька, соседки сын, пятерку сует.

Возьми, дядь Илья, и мне сыру килограмма четыре. 

И тут подскочила Нюрка, кума.

Иди в баню, Колька, он мне будет брать. Кум, как-никак. А ты иди своих ветеранов поищи, кто кровь за тебя проливали. А дед Илья за нас лил.

Чуть не порвали Илью. 

А в очереди нашелся горластый дачник, орать начал. 

– Только попробуй, дед, без очереди сунься! Сыр кончается, руки оторву. Я тут час стою! Прибью, так и знай. 

И дочка Катьки Потемкиной закричала тоже.

– У меня дети брошены, а я тут стою! И что? Без сыра к детям вернуся...

Нашлись и те, кто их стыдить начал. Мол, дед воевал за вас, ироды!

Ага,– кричал дачник, – Никак он за сыр и воевал! Не пущу!

Да только продавщица Ирина в позу встала:

Иди сюда, дядь Илья! Закон на твоей стороне. Сколько хочешь, столько и дам. 

Кто-то сзади пихал деда, тыкал, ругал. Но кума и Колька стояли тоже стеной – сыру хотели.

А как выходил Илья с десятком килограммов брынзы, обругиваемый сзади, встретил в двери Вениамина с дочерью. Ордена сияют. Глянули они друг на друга и отвернулись. 

Вечером старший сын заехал – говорит – чего отец, чужим людям сыру взял, а своим внукам не догадался? Невестка младшая сыру кусочек отрезала, предлагала – так не взял, обиделся. Дверью хлопнул. 

Илья его таким никогда и не видел.

А сегодня вот в правлении талоны на отрезы давали, но сначала только ветеранам войны. Прямо, встреча ветеранов целая. Правда, баб молодых все же больше. Выбирали потом в магазине материю, кто на шторы, кто на скатерти. Илья два раза туда сюда с невесткой ходил – она все решения меняла, никак определиться с цветом не могла.

А Лешке-то с Наташей может тоже возьмем? – вспомнил Илья обиду старшего сына. 

Почем я знаю, надо им али нет? И что надо? Было б надо, прибежала б Наташка. Недалече ведь...

А Илья уж и подавно не ведал – надо ли? 

Через день приехал старший. Отошел, видать, от обиды.

Ты, бать, на меня не серчай. Просто все Витьке да Витьке. Обидно нам. А дом-то у нас старый, кирпич нужен. А кирпич нынче только за мед дают. Мед надо сдать. С рынка-то дорого, а вот в городе ветеранам в магазинном складе мед дают. Поехать надо в военкомат вначале. Ты ж имеешь право теперь, за честь геройскую. 

Согласился, конечно, Илья. Как сыну не помочь? Да и переживал, что обижается старший.

А в субботу Витьке сказал.

Ты чего, батя? А у нас дом лучше что ли? Что ли нам кирпич не нужен? Ты ж сам тут живёшь, и мы с тобой. Так тебе положено, то есть на этот дом, а не на другой какой, чужой. И ведь больше норме меду не дадут.

– Да, какой чужой-то, Лехин же...

– Нет, ну надо! Ну надо! – искусственно и надрывно смеялась невестка, – Ты подумай! И тут вперёд пролезли! Вот хитрющие... Мы, значит, батю терпим, кормим, а они... Вот молодцы! Ну, молодцы!

– Пенсия у меня, чего ж кормите-то! Так ведь оба они – дети мои. Сегодня – вам помог, завтра – ему, – пытался оправдаться Илья перед невесткой.

 – Ах, ему значит! Ему? Вот и живи с ним, а не с нами. Давай...

И шалая невестка начала выбрасывать из дому прямо на дорогу пожитки деда, и сапоги новые почти, и фуфайку. 

Швыряет и ругается. А Витька, сын, рукой махнул и ушел в сарай. 

Соседи сбежались. Илья вышел, вещи свои в кучу собирает, складывает. А невестка кричит в окно не унимается, грязью старшего сына и жену его поливает. 

Кто терпеть тебя будет? Только я и терплю. А им ты не нужен, медали твои только нужны им... 

Малые внук и внучка тоже на улицу выбежали, испугались гнева материнского, деда обнимают.

Не уходи, дед.

А дед и сам чуть не плачет. Плакал бы, да уж больно перед соседями стыдно. 

 А невестка и на детей давай кричать:

Вы его жалеете? А он вас не пожалел, предал, нормального дома лишил.

Кто-то уж ребят послал за старшим сыном бежать. 

Илья ждать не стал, сложили вместе с соседями пожитки у Катерины-соседки, и заковылял он к речке под ивы, где сиживали раньше с Вениамином. От стыда.

И какого же было его удивление, когда увидел он там друга своего – Веню. Сидит в теплом пиджаке, голову в кепке на самодельный стол положил. Илья все понял. 

Чего ты тут? – так для прилия спросил.

Вениамин поднял потухшие глаза, брякнул медалями. 

Да вот...

– И я...

Они помолчали, посмотрели на бегущую воду реки. И Веня рассказал.

Нам машина же положена, инвалидам-то, – и каким-то нехорошим взглядом посмотрел на свою грудь, – Пристал зять – требуй да требуй! Раз к председателю сходили, два, три... А тот только руками разводит, нет, говорит, пока машин, очередь. И жалостливо так смотрит, хороший же человек-то, председатель наш. А они знаешь, че удумали? Давай, говорят, жалобу на него напишем, что не помогает инвалидам войны, тогда, мол, сразу забегает, и машину достанет. Сами и написали, а мне говорят – перепиши и подпись поставь...

– Переписал?

– Переписал ... 

– И чего теперь?

Веня распрямил худые плечи.

– Переписал и сжёг в печке. Прямо на глазах у них. Ты б видел глаза Федьки! Я теперь век эти глаза не забуду.️ Вот и ушел... Не вернусь больше, – опять потух Вениамин.

Воевал Вениамин Борисович Карпов артиллеристом. Герой. О нем в местных газетах – разворот целый. Его раньше приглашали в школы и в воинские части, на мероприятия и митинги. А теперь Вениамин стал стар, ходил плохо.

Детям ведь помочь – дело святое, – вздохнув, сказа Вениамин, – А тут... Как думаешь, зря я?

– Да что ты, Веня! Разе можно зазря на людей наговаривать? Сам бы себе не простил.

– Клава моя говорила – детям помогай по мере сил. Знать, все силы кончились, – усмехнувшись, закончил Веня.

Они молчали, опять смотрели на урчащую холодную воду реки.

Илья тоже пожаловался.

– А меня, представляешь, в аренду сдают. Тут три дня в соседнем селе у подруги невестки жил. Слышал, как шептались они до этого – мол, ты дай нам его на несколько дней, родня в магазине, товару наберём по удостоверению .... Я там целыми днями в магазине торчал, думал – сдохну... Раз, как барышня, грохнулся без сознания. Еле очухался...

Они сидели до вечера. Говорили о войне. Илья вспомнил, как подкармливал как-то пленного немца. Мальчишка совсем – шейка тоненькая, ресницы длиннющие, испуганный, ни бельмеса не понимает.

Охранял он его. Жалко было – свой обед потихоньку ему отдал.

Ешь быстрей, ворочай ложкой! – показывал ему как мог, чтоб не размусоливал. И тот понял. Тоже на дверь озирается и черпает кашу, черпает.

Расстреляли его потом, а перед глазами так и стоит...

Кому такое расскажешь? А другу можно...

И тут Илья перевел глаза на друга. Друг плакал, как-то по-детски жалостливо, утирая слёзы носовым платком. Как тот мальчишка – немец. И Илья понял, что вовсе и не немца ему жалко, не от рассказа – его слёзы, ему жаль их – теперь таких беспомощных и немощных.

Прибежал старший сын, но Илья идти с ним отказался, сказал – тут с Веней останется. Прибегал внук, принес хлеба. Поделились, поели хлеб.

Подходили к реке и издали поглядывали на них односельчане. Пришла бабка Серафима, позвала к себе в убогую свою хату жить.

Но они остались тут. А уж поздно вечером пришел председатель, оба сына Ильи и зять Вениамина. 

Ну, вот что, мужики, я вам скажу, – обратился председатель к сыновьям, – Льготы положены им, отцам вашим, а не вам. И нече наседать на них! Коли продолжится, будем разбираться на правлении. И женам своим накажите! Не за тряпки и мясо они воевали! Не за кирпич и машины, а за Родину нашу...

Говорил пафозно, мужики молчали. Что тут скажешь?

Направились старики по домам. Илья – медленно, держась за больную спину, направился к старшему сыну, в родной дом невестки.

А вечером к нему под одеяло забралась старшая внучка. 

Дедуль! Там такие сапоги в магазин привезли, финские. Сходим завтра, ладно? Тебе положено.

– Понимаешь, Юль...ведь я не за сапоги воевал.

Внучка обняла и тихо прошептала:

– А у меня один только дед – ты. И сапоги эти очень хочется ...

***

Пишу для вас, друзья...

Ваш Рассеянный хореограф

Жду подписчиков....)

Читайте ещё рассказы на моем канале: