– Вставай, вставай, папаша, в правлении участникам войны талоны на отрезы выдают. Удостоверение бери, пиджак надевай... Быстрее, бать... Я нарочно у бригадира отпросилась, трудодень пропадает, и за тобой бежать... Ну, встанешь ли ты!?
Невестка совала ему штаны, рубашку. Дед Илья послушно одевался. Хотелось на двор, хотелось выпить чаю. Но где уж там – отрезы дают.
Что это за отрезы такие, Илья не знал. Да и зачем ему знать? В последнее время он столько всего приобрел, сколько не приобрел за долгие годы жизни с женой.
С этим указом – заботой правительства об участниках и инвалидах войны, не стало ему покою. Да и не только ему....
Времена уж больно дефицитные. Все надо достать, урвать, успеть схватить, сменять на другой товар. Теперь с другом и соседом Вениамином встречались они не под старыми ивами за столиком в домино, а в очередях, в правлении и на рынках.
Как детям да внукам не помочь? Обидятся...
Вчера вот сыр в лабазе давали, брынзу. Сын младший, с которым и жил Илья, накричал на него:
– Где ты ходишь, батя! Полчаса тебя жду. Надевай ордена свои, что Родина дала, там сыр привезли. А мне некогда. Ты впредь никуда гулять не ходи, мало ли ещё чего давать будут. Или гуляй вокруг магазина, у тебя права – первому все брать. Требуй.
Ноги не гнулись, спина болела. Но ведь пользу принес сыну – взял сыру. Правда, натерпелся. Пошёл сам, как сын велел. А ему навстречу Колька, соседки сын, пятерку сует.
– Возьми, дядь Илья, и мне сыру килограмма четыре.
И тут подскочила Нюрка, кума.
– Иди в баню, Колька, он мне будет брать. Кум, как-никак. А ты иди своих ветеранов поищи, кто кровь за тебя проливали. А дед Илья за нас лил.
Чуть не порвали Илью.
А в очереди нашелся горластый дачник, орать начал.
– Только попробуй, дед, без очереди сунься! Сыр кончается, руки оторву. Я тут час стою! Прибью, так и знай.
И дочка Катьки Потемкиной закричала тоже.
– У меня дети брошены, а я тут стою! И что? Без сыра к детям вернуся...
Нашлись и те, кто их стыдить начал. Мол, дед воевал за вас, ироды!
– Ага,– кричал дачник, – Никак он за сыр и воевал! Не пущу!
Да только продавщица Ирина в позу встала:
– Иди сюда, дядь Илья! Закон на твоей стороне. Сколько хочешь, столько и дам.
Кто-то сзади пихал деда, тыкал, ругал. Но кума и Колька стояли тоже стеной – сыру хотели.
А как выходил Илья с десятком килограммов брынзы, обругиваемый сзади, встретил в двери Вениамина с дочерью. Ордена сияют. Глянули они друг на друга и отвернулись.
Вечером старший сын заехал – говорит – чего отец, чужим людям сыру взял, а своим внукам не догадался? Невестка младшая сыру кусочек отрезала, предлагала – так не взял, обиделся. Дверью хлопнул.
Илья его таким никогда и не видел.
А сегодня вот в правлении талоны на отрезы давали, но сначала только ветеранам войны. Прямо, встреча ветеранов целая. Правда, баб молодых все же больше. Выбирали потом в магазине материю, кто на шторы, кто на скатерти. Илья два раза туда сюда с невесткой ходил – она все решения меняла, никак определиться с цветом не могла.
– А Лешке-то с Наташей может тоже возьмем? – вспомнил Илья обиду старшего сына.
– Почем я знаю, надо им али нет? И что надо? Было б надо, прибежала б Наташка. Недалече ведь...
А Илья уж и подавно не ведал – надо ли?
Через день приехал старший. Отошел, видать, от обиды.
– Ты, бать, на меня не серчай. Просто все Витьке да Витьке. Обидно нам. А дом-то у нас старый, кирпич нужен. А кирпич нынче только за мед дают. Мед надо сдать. С рынка-то дорого, а вот в городе ветеранам в магазинном складе мед дают. Поехать надо в военкомат вначале. Ты ж имеешь право теперь, за честь геройскую.
Согласился, конечно, Илья. Как сыну не помочь? Да и переживал, что обижается старший.
А в субботу Витьке сказал.
– Ты чего, батя? А у нас дом лучше что ли? Что ли нам кирпич не нужен? Ты ж сам тут живёшь, и мы с тобой. Так тебе положено, то есть на этот дом, а не на другой какой, чужой. И ведь больше норме меду не дадут.
– Да, какой чужой-то, Лехин же...
– Нет, ну надо! Ну надо! – искусственно и надрывно смеялась невестка, – Ты подумай! И тут вперёд пролезли! Вот хитрющие... Мы, значит, батю терпим, кормим, а они... Вот молодцы! Ну, молодцы!
– Пенсия у меня, чего ж кормите-то! Так ведь оба они – дети мои. Сегодня – вам помог, завтра – ему, – пытался оправдаться Илья перед невесткой.
– Ах, ему значит! Ему? Вот и живи с ним, а не с нами. Давай...
И шалая невестка начала выбрасывать из дому прямо на дорогу пожитки деда, и сапоги новые почти, и фуфайку.
Швыряет и ругается. А Витька, сын, рукой махнул и ушел в сарай.
Соседи сбежались. Илья вышел, вещи свои в кучу собирает, складывает. А невестка кричит в окно не унимается, грязью старшего сына и жену его поливает.
– Кто терпеть тебя будет? Только я и терплю. А им ты не нужен, медали твои только нужны им...
Малые внук и внучка тоже на улицу выбежали, испугались гнева материнского, деда обнимают.
– Не уходи, дед.
А дед и сам чуть не плачет. Плакал бы, да уж больно перед соседями стыдно.
А невестка и на детей давай кричать:
– Вы его жалеете? А он вас не пожалел, предал, нормального дома лишил.
Кто-то уж ребят послал за старшим сыном бежать.
Илья ждать не стал, сложили вместе с соседями пожитки у Катерины-соседки, и заковылял он к речке под ивы, где сиживали раньше с Вениамином. От стыда.
И какого же было его удивление, когда увидел он там друга своего – Веню. Сидит в теплом пиджаке, голову в кепке на самодельный стол положил. Илья все понял.
– Чего ты тут? – так для прилия спросил.
Вениамин поднял потухшие глаза, брякнул медалями.
– Да вот...
– И я...
Они помолчали, посмотрели на бегущую воду реки. И Веня рассказал.
– Нам машина же положена, инвалидам-то, – и каким-то нехорошим взглядом посмотрел на свою грудь, – Пристал зять – требуй да требуй! Раз к председателю сходили, два, три... А тот только руками разводит, нет, говорит, пока машин, очередь. И жалостливо так смотрит, хороший же человек-то, председатель наш. А они знаешь, че удумали? Давай, говорят, жалобу на него напишем, что не помогает инвалидам войны, тогда, мол, сразу забегает, и машину достанет. Сами и написали, а мне говорят – перепиши и подпись поставь...
– Переписал?
– Переписал ...
– И чего теперь?
Веня распрямил худые плечи.
– Переписал и сжёг в печке. Прямо на глазах у них. Ты б видел глаза Федьки! Я теперь век эти глаза не забуду.️ Вот и ушел... Не вернусь больше, – опять потух Вениамин.
Воевал Вениамин Борисович Карпов артиллеристом. Герой. О нем в местных газетах – разворот целый. Его раньше приглашали в школы и в воинские части, на мероприятия и митинги. А теперь Вениамин стал стар, ходил плохо.
– Детям ведь помочь – дело святое, – вздохнув, сказа Вениамин, – А тут... Как думаешь, зря я?
– Да что ты, Веня! Разе можно зазря на людей наговаривать? Сам бы себе не простил.
– Клава моя говорила – детям помогай по мере сил. Знать, все силы кончились, – усмехнувшись, закончил Веня.
Они молчали, опять смотрели на урчащую холодную воду реки.
Илья тоже пожаловался.
– А меня, представляешь, в аренду сдают. Тут три дня в соседнем селе у подруги невестки жил. Слышал, как шептались они до этого – мол, ты дай нам его на несколько дней, родня в магазине, товару наберём по удостоверению .... Я там целыми днями в магазине торчал, думал – сдохну... Раз, как барышня, грохнулся без сознания. Еле очухался...
Они сидели до вечера. Говорили о войне. Илья вспомнил, как подкармливал как-то пленного немца. Мальчишка совсем – шейка тоненькая, ресницы длиннющие, испуганный, ни бельмеса не понимает.
Охранял он его. Жалко было – свой обед потихоньку ему отдал.
– Ешь быстрей, ворочай ложкой! – показывал ему как мог, чтоб не размусоливал. И тот понял. Тоже на дверь озирается и черпает кашу, черпает.
Расстреляли его потом, а перед глазами так и стоит...
Кому такое расскажешь? А другу можно...
И тут Илья перевел глаза на друга. Друг плакал, как-то по-детски жалостливо, утирая слёзы носовым платком. Как тот мальчишка – немец. И Илья понял, что вовсе и не немца ему жалко, не от рассказа – его слёзы, ему жаль их – теперь таких беспомощных и немощных.
Прибежал старший сын, но Илья идти с ним отказался, сказал – тут с Веней останется. Прибегал внук, принес хлеба. Поделились, поели хлеб.
Подходили к реке и издали поглядывали на них односельчане. Пришла бабка Серафима, позвала к себе в убогую свою хату жить.
Но они остались тут. А уж поздно вечером пришел председатель, оба сына Ильи и зять Вениамина.
– Ну, вот что, мужики, я вам скажу, – обратился председатель к сыновьям, – Льготы положены им, отцам вашим, а не вам. И нече наседать на них! Коли продолжится, будем разбираться на правлении. И женам своим накажите! Не за тряпки и мясо они воевали! Не за кирпич и машины, а за Родину нашу...
Говорил пафозно, мужики молчали. Что тут скажешь?
Направились старики по домам. Илья – медленно, держась за больную спину, направился к старшему сыну, в родной дом невестки.
А вечером к нему под одеяло забралась старшая внучка.
– Дедуль! Там такие сапоги в магазин привезли, финские. Сходим завтра, ладно? Тебе положено.
– Понимаешь, Юль...ведь я не за сапоги воевал.
Внучка обняла и тихо прошептала:
– А у меня один только дед – ты. И сапоги эти очень хочется ...
***
Пишу для вас, друзья...
Жду подписчиков....)
Читайте ещё рассказы на моем канале: