Как не раз подмечали исследователи, все центральные органы власти (приказы) в России XVII века обладали теми или иными судебными полномочиями. Другими словами, каждый приказ кого-нибудь за что-нибудь да судил, а его должностные лица расследовали какие-то уголовные дела. Судебная компетенция приказов была трех разновидностей: по кругу дел, по кругу лиц и по территории (случалось, впрочем, что эти разновидности совмещались в круге ведения одного приказа - как, скажем, Разрядного).
Кроме того, судебными полномочиями обладала еще и Русская православная церковь. И пусть объем церковной юрисдикции уменьшался от века к веку, даже в конце XVII в. она продолжала охватывать - по некоторому кругу дел - все население страны православного вероисповедания. Духовенство же (заодно с крестьянами монастырских и епархиальных вотчин) судилось органами церковной власти почти по всем делам. Иначе говоря, расследованием уголовных дел занимались еще и должностные лица органов церковной власти.
На практике все это оборачивалось полнейшей "судебной чересполосицей", когда один и тот же человек оказывался в поле взаимопересекающихся юрисдикций многих ведомств. Для того чтобы нагляднее представить такую ситуацию, имеет смысл реконструировать, для примера, отношение к суду и следствию в конце XVII веке среднестатистического российского дворянина - городового сына боярского N, испомещенного в старинном Владимирском уезде.
Проживая в усадьбе в мирное время, N был по большей части уголовных и гражданских дел подсуден - минуя местного воеводу - Владимирскому судному приказу. Однако если в ходе конфликта, возникшего на бытовой почве, N были нанесены телесные повреждения офицером из стрелецкого гарнизона Владимира, то заявление об этом (исковую челобитную) следовало подавать в Москве в Стрелецкий приказ, который должен был расследовать дело и вынести приговор.
Если ссора с таковым же исходом произошла у N с офицером-артиллеристом, то челобитную требовалось адресовать в Пушкарский приказ. А вот если N пострадал бы от рук разгулявшегося проезжего гвардейца, то в этом случае управу на обидчика следовало искать уже в Преображенской потешной избе.
В свою очередь, если сам N оказывался заподозрен в разбое или в умышленном убийстве (душегубстве), его ожидал застенок в местной губной избе (подчиненной в административном отношении Разбойному сыскному приказу). Если N совершил кражу или разбой, находясь в столице, он попадал под "розыск" Земского приказа (ведавшего поддержанием правопорядка в Москве и Московском уезде).
Если же против N выдвигалось обвинение во внебрачных сексуальных отношениях ("блудном воровстве") с какой-нибудь "гулящей женкой" или вдовой-соседкой, то его ожидали следствие и суд местного архиерея (подчиненного в судебном отношении Патриаршему разрядному приказу). Аналогично, церковному суду N подлежал, если возникало подозрение о его принадлежности к расколу.
Если же N доводилось покинуть родные места и отправиться на государеву службу, то дальнейшая подследственность его деяний обусловливалась местом и характером этой службы. Так, на время пребывания в действующей армии N попадал по уголовным делам под исключительную юрисдикцию старшего строевого командира (полкового воеводы), подчиненного Разрядному приказу.
Если N получал какое-либо назначение в поволжские города, он оказывался под преобладающей юрисдикцией Казанского приказа, если в Сибирь - то Сибирского, если в пограничные города - то под юрисдикцией опять-таки Разрядного приказа.
Цитируется по: Серов Д.О. Федоров А.В. Следствие в московском государстве XV - XVII вв.
