Они с Викой долго сидели так. Одна курила, другая смотрела прямо перед собой, точно погрузившись в транс. Выдался тихий промежуток времени, никто не приходил. Больше такой тишины не будет до того момента, как разойдутся после поминок гости.
Вышла мать погибшего спасателя. Маленького роста, плотная, черноволосая женщина. Мятый халат, растрепанные волосы. Взяла у дочери сигарету из пачки, села курить рядом.
Дина поняла – она только что проснулась, закончилось действие лекарства. Мать сказала Вике доверительно, будто сообщая то, что она прежде не слышала:
-А Сашки нашего-то нету больше…
Дине нужно было бы воспользоваться моментом и расспрашивать мать о сыне - задавать десятки вопросов, необходимых, чтобы написать очерк. «Ты не понимаешь, - наставлял редактор, - В таком состоянии люди как раз делаются разговорчивыми».
Но судорога сжала Дине горло, и расспрашивать она не могла. Все переживают горе по-разному. Ее подруга, потеряв мать, завесила все стены фотографиями покойной. Сама же Дина первое время не могла смотреть на снимки Михаила и Леночки – было трагическое несоответствие в том, что вот они – на фото, такие живые, смеющиеся… И этого никогда, никогда больше не будет.
- Я пойду, - сказала она Вике, вставая.
- Сейчас я попрошу соседа, чтобы отвез вас с гостиницу, - девушка тоже поднялась.
- До того ли вам сейчас? Сидите, - Дина сделала попытку удержать ее, Но Вика настояла на своем.
- Вы города не знаете, будете еще блукать…А завтра к одиннадцати приходите. Может быть, потом мама с вами поговорит, если у нее булут силы…
Вика оставила Дину возле калитки и пошла к соседнему дому договариваться. А потом замахала рукой:
- Идите сюда, Юра вас отвезет.
Дина плохо разбиралась в марках машин. Но поняла, что перед ней настоящий раритет. Красного, насыщенного цвета… Но форма…Наверное, такие автомобили можно было увидеть на улицах в ту пору, когда ее бабушка была еще молодой.
- Садитесь, не бойтесь, - сказал молодой человек, сидящий за рулем, - Домчу как королеву.
- Их Величество никуда не спешит, - она потянула за ручку и дверь открылась неожиланно легко, - Что же это за марка?
- «Победа», - сказал Юра, - Это еще дедушкина машина….
Значит, с бабушкой она оказалась права.
- Не переживайте, мы правда хорошо доедем, - говорил он, пока «Победа» выбиралась из частного сектора, - Я же не камикадзе… Она долго в гараже стояла. Город у нас маленький, тут всё больше пешком. Машина была просто как память о дедушке. Это мне как-то на Кавказе рассказали – когда умирает джигит, на его коне больше никто не ездит, его выпускают в табун…А потом меня стали уговаривать – продай. Мол, у нас тут каждый год к Девятому мая пробег ретро машин. А показать-то почти нечего, старинных автомобилей раз-два и обчелся. Я сначала попробовал – заведется ли… Представляете – с пол-оборота… Дедушка ее очень любил, ухаживал всю жизнь. Ну я и подумал, лучше я с ней просто поучаствую в пробеге, а потом она вернется…чуть не сказал, в стойло.. В родной гараж словом.
Юра был, пожалуй, даже хорош собой. Если бы не говорил так много. Мысли Дины сейчас витали далеко отсюда. Завтра, после обеда, когда все закончится, она сможет уехать. Вряд ли удастся поговорить с матерью. Бедная женщина и так держится из последних сил. Но у Саши осталась невеста, придут друзья… Дина чувствовала себя совершенно измотанной, и ей хотелось, чтобы все уже было позади.
Внезапно она поняла, что Юра обращается к ней.
- Что, простите? – переспросила она.
- Я говорю, давайте заедем в кафе…, - повторил он, - Вы в чужом городе, голодная, наверное. Вика вам ничего не предложила, ей не до того… Да не бойтесь, не в шикарный ресторан я вас приглашаю. Тут в двух минутах – возле парка – открытое кафе. Хотя бы кофе выпьете.
Дина подумала несколько секунд и кивнула.
…Это было непритязательное молодежное кафе, где не приходилось рассчитывать на разносолы. Называлось оно «На огонек», и осенью, наверное, парочки сидели внутри, в маленьком зале, смотрели старые мультики про Тома и Джерри, а за окном было уже темно, и по стеклам бежали струи ледяного дождя, смешанного со снегом.
Сейчас Дина и ее спутник устроились на открытой веранде. В двух шагах – дорога, а за нею – старый кинотеатр. И тополя над ними шумели тоже старые, им было, наверное, не менее полувека.
Дина представила – что бы она сейчас могла съесть. Организм давно уже пошел вразнос, утратит чувство самосохранения – чем меньше и реже она ела, тем меньше испытывала чувство голода. Она напоминала себе ту лошадь, которую цыган уже почти приучил обходиться без еды, но неблагодарная кобыла, в конце концов, сдохла.
- Мороженое, - сказала Дина официантке, - Шоколадное мороженое и что-нибудь попить.
- Выпить? – уточнила девушка.
- Нет-нет… Сок, морс, лимонад… Ну, что у вас есть… Большой стакан. В горле пересохло.
Юра кивнул, показывая, что ему – то же самое.
Отчего-то клюквенный морс – кисленький и холодный – подействовал на Дину так, будто она и вправду опьянела. Они с Юрой говорили о семье, о которой ей предстояло писать.
- Хорошо, что Юлька уехала, - сказал он, - Иначе родным совсем бы крышу снесло.
- Почему? – машинально спросила Дина.
- Жила у нас тут такая девчонка… У нас с ней большая разница в годах. Я в выпускной класс пошел, а она – в первый. И как раз ее я носил на плече, она в звонок звонила… Хорошенькая такая, как куколка… Смешная. Голосок у нее неплохой. Она потом всё пела – и на школьных праздниках, и на городских… Гулять рано начала. Лет пятнадцать ей было, а ее мама по вечерам уже всех обходила: «У вас Юли нет? У вас Юли нет?» А потом сказала, что очень боится за дочку, потому что у нее, кажется, крыша поехала. Она стала разговаривать с людьми, которых рядом нет.
- Это..как? – осторожно спросила Дина.
- Сначала думали, что она просто перебрала. Ну, знаете, ее вечно в компании звали, она веселая очень… А в этом возрасте кичатся, когда на столе много бух-ла – ух, типа, сколько я вчера выпила…А выпившему человеку чего только не привидится. Вплоть до пресловутой белочки или зеленых чертей.
Ну и мать ей уже говорила: «Юля, ты еще очень молоденькая, пошли лечиться… В наркологии тебя про-капают. Иначе через пару лет совсем головушка поедет». Потом стало ясно, что тут дело серьезнее. Мать в отпуск пошла, весь месяц с Юлькой просидела, за руку ее держала, образно говоря, чтобы та ни-ни… А девчонка совсем заговариваться начала. Никого рядом с ней нет, а она кому-то отвечает.
Мать решила – делать нечего, надо сдавать в лечебницу. Там подберут препараты, глядишь, и сойдет дочка за нормальную. Плакала мать очень. У нее, кроме Юльки никого не было – она мечтала, что та замуж выйдет, внуки, пойдут то да се… А теперь какой брак какие внуки…Вдруг это все детям передастся? Ну что ж, делать нечего, и не с такими болезнями люди живут. Уже договорились про больницу, но в последний момент Юлька просто сбежала.
-А как ее фамилия? – быстро спросила Дина.
Юра поднял брови – он удивился, что его новую знакомую так заинтересовала эта история.
- Фамилия? Романова. Но вы же не могли ее знать…
Все начало становиться на свои места. В вагоне с проводницами ехала сумасшедшая Юля Романова, и ее высадили на полпути, потому что она вела себя более, чем странно. Можно было рассказать Юре об этом, навести на след, но отчего-то Дина не стала этого делать. Может быть, она сочувствовала незнакомой девушке, которая как могла спасалась от психиатрической клиники.
- И чьи голоса она слышала? – спросила Дина.
Юра пожал плечами:
- Мне кажется, что тут всё было сложнее. Это не то, что с ней Наполеон разговаривал или Клеопатра. Таких голосов она никогда не слышала. Это вот знаете, как радио – крутишь колесико, и оно ловит разные частоты. Юлька слышала голоса то людей, находящихся от нее далеко, но реальных, живых. А подчас – голоса мертвых.
Дина сильно вздрогнула, но постаралась взять себя в руки:
- Этого же никто не проверит. Скорее всего, и вправду у нее ши-зофре-ния, или что-то в этом роде…
Но Юра стоял на своем:
-Она вроде как передатчик была... Вот я вам один случай расскажу. Он не на слуху, его, кроме меня, вам вряд ли кто передаст. Жила у нас тут одинокая бабушка. Хорошая такая, интеллигентная. Со старичком одним приятельствовала. Потом она умерла. И тут же, не успели еще поминки отыграть, заявилась родня, седьмая вода на киселе, Мол, кроме нас, близких у нее никого не было, так что и квартира, и дача – все наше. Продаем немедленно, нам деньги нужны – дочка с ипотекой расплатится.
Юлька ее и не знала почти, эту бабушку. Но тут прохожу мимо ее дома и вижу – Юлька на крыльце сидит, головой трясет, только локоны эти белокурые и видно. И пальцы, которые она в них запустила.
Я не выдержал, подошел, спрашиваю:
- Тебе плохо?
Она голову поднимает, глаза красные, как у кролика. И говорит:
- Завещение…
- Какое завещание, твою маму… Ты что, пом-ирать собралась?
- Старуха оставила завещание. Господи, почему она ко мне приходит, а не к деду к этому своему? Она ему все оставила. Явилась бы к нему с того света и объявила радостную новость…
-Так ли, - спрашиваю, - Она его порадует? Ему уже самому под девяносто, много ли ему надо?
- Мелочь, а приятно, - говорит Юлька, - Главное, что этим наглым бабам ничего не достанется.
И уж не знаю, как там дальше всё это всплыло, а только пришлось теткам уехать не солоно хлебавши. Оказалось, бабушка действительно составила завещание в пользу единственного человека, который до конца дней к ней приходил, и о ней заботился.
-Ну это еще ничего не доказывает, - попробовала возразить Дина, - Копия завещания хранится у нотариуса, и этот старик наверняка был в курсе, что…
-Да говорю же, никто ничего не знал…
Дина махнула рукой. Подумать только, что она хотела уцепиться за эту ниточку, а оказалось – речь идет просто о душевнобольной девушке.
Еще недавно она не думала об этом, а теперь, постфактум, ей хотелось бы, чтоб в Леночки был какой-то яркий талант. Чтобы она пела, или рисовала, или сочиняла стихи. Тогда бы люди помнили ее еще долго-долго… Она была бы – как свеча, что горит в вечности. А так люди будут приходить на кладбище к своим близким, и, проходя мимо двойного памятника, разве что – отметят детское личико. Мол, надо же, как мало прожила, жалко малышку. И забудут через пару мгновений.
И когда она, Дина, уйдет, некому уже будет вспоминать Леночку.
- Теперь давайте, я отвезу вас в гостиницу, - сказал Юра.
Отчего сначала он показался ей навязчивым? Он вел свою ископаемую машину молча, дорога не заняла и пяти минут.
Когда «Победа» остановилась у гостиницы, Юра вышел первый, открыл дверцу, а потом увидел, что у Дины глаза полны слез. Он сел рядом и обнял ее.
До этого она никому не позволяла прикасаться к себе с этими жестами жалости, сочувствия. Но сейчас уткнулась Юре в плечо и разрыдалась. Он гладил ее по голове, а она вдыхала этот живой запах – одеколона, сигарет, пота, чувствовала тепло его рук – и ей становилось легче.
- Спасибо, - сказала она, наконец, отстраняясь, - Извините, что вам пришлось…
- Хотите, я завтра заеду за вами? – спросил он, - Вика сказала, что…
- Не стоит, - Дина чувствовала себя очень усталой, - Я думала, что у меня есть еще одно дело, но оказывается…
Она развела руками и пошла, не оглядываясь, к гостиничному крыльцу.
Когда она поднялась на свой второй этаж, то увидела, что возле ее двери кто-то сидит. Здесь не зажигали днем свет, и в коридоре царила полутьма. Дине понадобилось подойти совсем близко, чтобы она увидела…
Белокурая молодая девушка, в тоненьком, как чулок, платье и кожаной куртке, устроилась прямо на полу.
- Наконец-то, - сказала она сердито, будто они условились о встрече, и Дина опоздала, пришла позже, чем они договорились - Сколько можно… У меня есть и своя жизнь. А я должна заниматься твоей.
Дина не верила своим глазам – перед ней, судя по всему, была та самая Юлька…
Продолжение следует
