Эх, голова моя удалая…

Вертолётная рапсодия (роман)

Леонид Бабанин

Начало: https://dzen.ru/media/id/5ef6c9e66624e262c74c40eb/na-beregu-severnoi-sosvy-656ac6d1b7c55f2e68ab35fe

Фото из интернета

Пятигорск. Лето. Лечебные корпуса. В небе натянута канатная дорога, по которой из пункта А в пункт В бесшумно перемещаются кабинки с отдыхающими гражданами СССР. Повсюду бушует зелень тополей, полыхают цветы. Янтарно чистый воздух, насыщенный кислородом, вселяет уверенность, что проживешь ты ещё как минимум лет сто. Человеку, впервые приехавшему сюда, может показаться, что он попал в рай.
У одного из тенистых парков сидел мужчина, очень похожий на известного композитора Раймонда Паулса. Глядя на него, прохожие невольно замедляли шаг и мысленно спрашивали себя: «А это не Раймонд ли Паулс?» Но это был не Раймонд Паулс, а не кто иной, как Федя Воронков, командир вертолёта «Ми-8», командир звена одной из эскадрилий Крайнего Севера.
В этот момент Федя был явно не в себе, но это ещё мягко сказано. Постовой милиционер, к примеру, сделал вывод, что Федя был не в своем уме.
Заметив милиционера, Федя встал и, продолжая ковырять проволокой свою руку, из которой тонкими ручейками текла кровь, подошел к нему:
- Помоги, они вон, видишь, в вену ко мне забегают, нашли, суки, дом. Я выковыриваю их, а они - по ноге, и снова туда.
- Так ты их - ногой, и дави на асфальте.
- Я их выковыривать буду… Сволочи! Смотри! Смотри! – У них глаза-то… разумные!
Страж порядка был опытным ветераном МВД. Он быстро оценил ситуацию, мысленно поставив гражданину диагноз «белая горячка», а вслух сказал:
 - Сейчас молоток привезу, и будем их колотить, гадов.
Отойдя в сторону, он вызвал «скорую». Прошло совсем немного времени, и Федя уже сидел в машине скорой помощи, общаясь с врачом-психотерапевтом на тему букашек. А ещё через некоторое время он уже крепко спал, успокоенный уколом и привязанный эластичными ремнями к железной кровати. В его вену вместо букашек закачивалась жидкость, очищающая кровь от токсинов.
Федя не был типичным российским алкоголиком, просто любил выпить и делал это от всей души. И в этот раз, когда он хорошенько «вздрогнул» в свои пятьдесят шесть, организм не выдержал, и у него случилась белая горячка.
В белом колпаке, с папиросой в зубах в палату зашел высокий доктор и направился к Феде:
 - Ну, товарищ Федор, расскажи, что пил и сколько дней?
Тот, несколько напрягшись, спросил:
 - А какое сегодня число?
Внимательно глядя на пациента, доктор ответил:
 - Сегодня шестое августа.
 - Да ты что, выходит, я всего пять дней пил, а раньше, бывало, и по месяцу.
 - Ну и что? Сколько тебе годков-то? Пятьдесят шесть… Вот видишь, организм не борется уже. Ну-ка…
Доктор расстегнул ремень, крепко державший Федину руку, в вену которой капало лекарство из капельницы, и, видя, что пациент ведет себя адекватно, освободил и вторую руку.
 - Посмотри на руку. Вот на эту руку.
Федя посмотрел.
 - Ну, что видишь?
 - Да ничего. Руку вижу.
 - А на ней что? – продолжал допытываться врач.
 - Ну, шрамы вижу.
 - А от чего они, помнишь?
Федя посмотрел на доктора:
 - Да я их сам наделал, как сейчас, доктор, помню. Жучки такие, типа червячков зеленых, поселились у меня в венах. Деловые, разумные, попискивают, забегают туда и выбегают. Понимаю, что такого не может быть, а глазами вижу. Схватил проволоку, стал выковыривать их оттуда, руками этих гадов почувствовал.
 - Ну, а сейчас видишь их?
Федя посмотрел на доктора, затем на руки:
 - Да нет никаких жучков, ерунда это. Галюники были.
 - Вот, вот, - сказал доктор, - галюники.
И, развязав ему все ремни, сказал:
 - Ночь тебе ещё покапаем, и иди. ещё раз так попьешь, и из казенного дома не выйдешь. Понял? В каком санатории отдыхаешь?
 - В «Лайнере».
 - Так вот, ходить на все процедуры, сделать промывание кишечника, и - ни рюмки. Даже вина до конца путевки не пить. Понял?
 - Понял, – ответил Федя. - Доктор, а на работу мне не сообщат?
 - Мы не будем. Наша задача лечить.
Федя облегченно откинулся на подушки, подумав про себя: «Слава Богу, пронесло».
Доктор, хлопнув дверью, вышел из палаты, а Федя незаметно для себя снова уснул. Разбудила его нянечка, тетя Феня. Заметив, что пациент проснулся, заговорила:
 - Вот надо же, и на пьяницу-то не похож, а горячка, видно, никого не щадит. Дай-ка, окно тебе открою, милый, а то душно, смотрю, у тебя.
Тетя Феня открыла окно, и в палату тут же хлынул свежий воздух кавказского лета. Федя затосковал по свободе. Заметив гримасу на лице больного, нянечка, протирая плинтусы, стала приговаривать:
 - Да ты, милок, не расстраивайся, не ты один тут лежишь. Палата эта особенная, для начальства. Вот перед тобой выписали… председателя, - и, перейдя на шепот, договорила, - комитета государственного имущества. Из соседнего города привезли, чтоб там не узнали! Неразговорчивый такой… Говорят, в своей администрации все розетки пообрывал. А вот перед ним лежал директор мясокомбината, так тот плохой был вначале, буйный. Ох, и намаялись с ним врачи. Кое-как вывели, зато он потом всем по ящику тушенки прислал.
Она выпрямилась и добавила:
 - И один ящик мне! Так и подписал: «Тете Фене». Вот так.
Да-а, кого мы только тут не видели: и начальника угрозыска, и директора казино.
Чем больше тетя Феня перечисляла рангов и должностей, тем на душе у Феди становилось все спокойнее и спокойнее.
 - А ты на какой должности состоишь? - спросила она.
Задумавшись, Федя ответил:
 - Лётчик я.
 - Ух, ты! Лётчиков-то я ещё здесь не видала. А далеко летаешь-то?
«Действительно, - подумал про себя Федя, - а куда я летаю?» И не сразу ответил:
 - Куда ты думаешь? Да никуда. В тайгу да в тундру. Вот так.
 - А я думала, в заграницу людей возишь. Дочка недавно летела, так рассказывала, что посмотрела в окошечко, а земли-то не видать. Господи, я б, наверное, со страху умерла. А куда ты их в тайгу-то возишь?
Федя ответил:
 - Я людей вожу мало, железки одни.
Сообразив, что больной не в духе, тетя Феня молча закончила уборку и вышла в коридор.
«И в самом деле, что и кого я вожу? Железо одно да работяг грязных по буровым да газопроводам». И тут же Феде вспомнился случай, произошедший зимой.
Федя стоял в наряде на полёты в экспедицию глубокого бурения. Все как обычно: утро, штурманская, подготовка к взлету. Неожиданно открывается дверь, заглядывает начальник этой экспедиции. Кивает Феде головой: выйди, мол. Пилотня, сидевшая в комнате, переглянулись: «Н-да, случай редкий, раз такая важная персона к командиру вертолёта наведалась».
Федя неторопливо вышел в коридор.
 - Ну? – посмотрел он на заказчика.
Тот взмолился:
 - Выручай! На тридцатом роторе полётел главный дизель. Сейчас передали, что на вспомогательном давление пропало. Если на полчаса хватит его, то хорошо. Нужно на подвеске с пятнадцатого ротора перебросить дизель-генератор. Если не перебросим, то все! Разморозим буровую, на хрен. Ты знаешь, что будет.
 - Сколько он весит? - спросил Федя.
 - Ровно три тонны, - ответил начальник.
 - Тяжеловато, вряд ли возьму, - засомневался Федя.
 - Федя, давай выручай. С меня магарыч, ну хочешь, в зад тебя при всех поцелую?
Федя заулыбался:
 - А что, когда привезу, в штурманской поцелуешь?
Начальник схватил его за рукав и выдохнул:
 - Поцелую, конечно, поцелую.
 - Ну что, договорились! – ответил Федя и вернулся в штурманскую. – Давай, - сказал второму пилоту, – считай: идем на пятнадцатый ротор - десять минут плюсуй работы на подъем, дальше идем на тридцатый ротор, база. Все считай! Топливо бери под обрез.
И, нажав кнопку на ГГС, передал в ПДСП:
 - На борт 25202, работа с подвеской, оборудовать пауком и удлинителями.
 - Сейчас загрузим, - раздался спокойный голос диспетчера.
 - Ну, давай действуй, - сказал второму пилоту Федя, и с заданием на полёт пошел на метео.
Погодка была хорошая. Ясно, видимость более десяти километров, ветер неустойчивый, три - пять метров в секунду. Северная зима - минус тридцать градусов. Взяв прогноз, Федя зашел в АДП, подписал задание на полёт и не спеша вышел из штаба.
Было ещё темно, лишь полоска утренней зари висела на небе. Северный зимний день короток: утренние сумерки, часа четыре светлого дня, вечерние сумерки, ночь. Идя к вертолёту, поскрипывая унтами по снегу, Федя постоянно ухмылялся, представляя, как начальник экспедиции глубокого бурения при всей штурманской целует его в зад. «Ладно, - отгонял он от себя эти мысли, - надо ещё вывезти этот генератор. Задача-то практически невыполнимая. Три тонны на внешней подвеске - это тяжело. Ну ладно, на месте посмотрим». Так, мысленно свыкаясь с предстоящей работой, Федя дошел до вертолётной стоянки. Авиатехники заканчивали укладку тросов. Бортмеханик Мишка наблюдал за заправкой, второй, как обычно, раскладывал документацию. Увидев Федю, он спросил:
 - Ну что, вызываем АПА на запуск?
 - Вызывай, - ответил Федя и зашел в вертолёт.
Авиатехники грелись у рукавов печки в ожидании экипажа.
 - Ну, товарищи «слоны» и «ресосники», как машина, к бою готова? – весело спросил их Федя.
 - Готова! – ответили те.
 - Так, сейчас посмотрим.
Выйдя из машины, он обошел вертолёт, внимательно оглядывая его углы и агрегаты. Скрипя шинами, к вертолёту подъехал АПА на запуск.
 - Ну, - спросил его инженер, - замечания есть?
Федя свысока посмотрел на него и ответил:
 - За замечания с вас будем спрашивать. Поехали.
И он сел в свое командирское кресло. Все как обычно. Предполётная карта. Защелки тумблера. Зажужжали электромоторчики различных агрегатов. Лопасти нехотя сдвинулись с места и начали наращивать свой стремительный бег. Наконец движки набрали мощь, и вертолёт из куска железа превратился в живую мощную машину. ещё минута, и из снежного вихря вертолёт взмыл в небо, взяв курс на пятнадцатый ротор. Набрав высоту, Федя перевел вертолёт на полный автопилот, и, контролируя боковым зрением приборы, не переставал любоваться полярными красотами. Красное зарево. Солнце нехотя выползало из-за горизонта. Под стеклянным фонарем вертолёта проплывала тайга, таинственная и пугающая. Ни одного человеческого следа, только звериные тропы.
Второй пилот, закончив с бортовой документацией, принялся за кроссворд.
 - Смотри, смотри, - подпрыгнул Федя, – росомаха бежит!
Витек глянул вниз и, не увидев ее, снова вернулся к кроссворду. Федя, косо глянув на него, спросил:
 - Неужели тебе не интересно на Севере? Смотри, красота-то какая! В такой глуши и холоде жизнь есть. Вон, росомаха какая красивая, а вон, видишь, какой красавец лось стоит?
 - Что мне лось, - ответил Витек, – вот если б Сочи, пляж, и стоит на нем такая росомаха в купальнике. Ты аж задыхаешься от истомы. Вот это красота, так красота. А тут… елки, палки, буреломы да снега с морозами под сорок. Нет, Федор, в Сочи красивее.
 - Ну и иди тогда в Краснодарское управление, и летай там, - буркнул Федя и опять увлекся природой.
Еще через тридцать минут на горизонте появилась стела буровой вышки.
 - Ну что, вроде бы подъезжаем, - кивнул всем Федя и сосредоточился на полёте.
Еще минута-другая, и под брюхом вертолёта мелькнула буровая.
 - Да… вот и прибыли на поле боя, - сказал Федя и, сделав над тайгой круг, снова стал заходить на буровую с осмотром и выбором места для поднятия и перевозки на внешней подвеске дизель-генератора.
Буровая работала – вокруг нее шел белый и черный дым, сновали люди. «Хорошо, - подумал про себя Федя, - с любым курсом взлет можно производить». И увидев шедшую от буровой накатанную с уклоном под гору дорогу, наметил про себя предстоящий взлет. Сделав ещё один круг, вертолёт приземлился на временно оборудованную площадку, обозначенную сосновыми деревцами и красными фонарями. Подняв в небо снежный вихрь, вертолёт умостился на площадку и, ещё немного помолотив лопастями воздух, сбавил обороты. ещё через некоторое время выключил движки. Улыбаясь, к вертолёту подошел буровой мастер:
 - Да… вот бы нам на буровую такие движки, за день скважину прошли бы.
Федя вышел из вертолёта и спросил:
 - Ну, где этот дизель? А, вон, вижу, на КРАЗе стоит, пойдем. Какие стропы будете заводить?
 - Да вот, - показал мастер, - тут заводские крепления есть.
Федя в своей каракулевой шапке с кокардой все внимательно осмотрел и сказал:
 - Нормально! Неси паук, цепляйте, а я пойду зону взлета осмотрю. «Пойдем, - сказал он мастеру, - посмотрим, где воевать будем». И отогревая рукой уши, пошел к дороге.
 - Ну что, - глядя вдоль спускавшейся вниз дороги, сказал Федя, - вот туда мы ее и потащим.
 - Кого, ее? – спросил буровик.
 - Да ее, подвеску. Ну что, зови сюда свой КРАЗ.
Мастер махнул рукой в сторону машины и та, рыкнув двигателем, медленно подъехала к дороге.
 - Иди сюда, - позвал Федя водителя.
Тот вылез из кабины, подошел, и Федя, широко расставив ноги, стал объяснять задачу:
 - Сейчас разворачиваешь кузов в направлении дороги. И так стоишь, пока я не возьму дизель, никаких действий самостоятельно не предпринимай. Я сам все аккуратно сделаю, понял?
Насупившись, водитель буркнул:
 - Понял.
 - Ну что, начнем? - и Федя пошел к вертолёту. - Да, машину поставишь по центру дороги.
И уверенно зашагал дальше.
 - Поехали! – приказал он бортмеханику, который открыл створки двигателя.
 - Поехали, - ответил Мишка.
Федя обошел вертолёт, внимательно все осмотрел и зашел в салон. Люк, подвески, крюк подцеплен, стропы лежат наготове. Федя занял свое место, пристегнул ремни и, посмотрев на экипаж, сказал:
 - Ну что, ребята, запуск?
Через пять минут, оглушая тайгу рокотом, вертолёт взмыл в небо. Набрав сто метров, Федя глянул на буровую: та продолжала парить, дымить, вгрызаясь в землю своими стальными жалами. Дым ее вертикально поднимался вверх.
«Отлично, - подумал про себя Федя, - штиль - взлетай в любую сторону».
 - Ну что, Мишка, давай работать будем, - и, прицелившись к КРАЗу, стал заходить.
Мишка встал и ушел в салон к люку подвески. Чакали об воздух лопасти. Железная махина весом в двенадцать тонн мощно надвигалась на стоящий на дороге КРАЗ. « Ну что, голубчик? - мысленно обратился к нему Федя, - сейчас мы тебя будем брать». КРАЗ проплыл под носом вертолёта.
 - Над грузом, - послышалась команда бортмеханика.
 - Хорошо, – ответил Федя и остановился над машиной.
 - Правее два метра, - скомандовал Мишка.
Подработав ручкой управления, Федя плавно переместил вертолёт на два метра влево. В наушниках послышалась команда Мишки:
 - Груз вертикально!
 - Хорошо, - сказал Федя и, зацепившись глазом за местность, ровно держал вертолёт над грузом.
 - Обороты девяносто три, - доложил второй пилот.
«Отлично», - подумал Федя.
 - Вниз четыре метра, - скомандовал Мишка.
 - Понял! Четыре метра.
Вертолёт плавно снизился.
 - Обороты девяносто четыре, - доложил второй.
 - Над грузом. Так… висим, - докладывал бортмеханик.
Еще через полминуты Мишка доложил:
 - Груз цепляем… груз зацеплен. Берем груз.
 - Обороты девяносто пять, - сидел и считал обороты второй пилот.
Федя посмотрел на приборную доску и, как бы слившись с вертолётом в одно целое, сказал:
 - Ну что, напряжемся? – и уже возбужденно, с морозцем по спине, добавил, - А куда ж мы денемся, конечно, напряжемся. И только вперед!
Подобрав чуть шаг газ, Федя потянул вертолёт вверх. Четкий Мишкин голос доложил:
 - Троса натянуты. Берем груз.
Поставив нос вертолёта по оси дороги, Федя потянул шаг газ и как бы мысленно извинился перед винтокрылой машиной: «Прости меня, тяжело тебе будет, но надо, давай ее утащим, а потом будем опять в горизонте летать, отдыхая». Почувствовав нагрузку, движки перешли на глухой звук. Лопасти тяжелыми хлопками шлепали об воздух, а Феде казалось, что они бьют по его щекам, как бы говоря:
 - Ну что ты делаешь? Мы ведь можем не выдержать и сломаться. Обороты девяносто два.
И тут же Мишкин голос:
 - Груз взят. Высота полметра.
Федя плавно поставил груз на землю.
 - Обороты девяносто пять, - считывал показания тахометра второй.
 - Груз на земле, - подтвердил Мишка.
 - Ну что, будем приноравливаться и пробовать еще, - Федя подобрал шаг газ и потянул груз вверх.
 - Обороты девяносто три, два. Девяносто! – крикнул второй.
Ниже нельзя, это было правило.
 - Груз взят. Высота метр, - крикнул Мишка.
Федя сработал и… опустил груз.
 - Черт побери! – выругался Мишка.
Машина хотела уехать из-под груза и не успела, груз раздавил ей борта.
 - Ну и хрен с ними, я его предупреждал, - Федя сделал попытку ещё раз приподнять груз. Чуть отдав ручку управления от себя, он поставил груз на землю.
 - Ну что, теперь ситуация другая. Ее надо взять вертикально, тогда потащим волоком с разгона. Нарушим все наставления, но, как говорится, не привыкать.
Федя нажал тангету и сказал:
 - Мишка, зайди к нам.
Мишка тут же забежал в кабину. Федя, не оборачиваясь к нему, сказал:
 - Так нам ее не взять… будем волоком разгонять, так что будь внимателен.
Мишка, послушно мотнув головой, тут же исчез. Вжавшись в кресло, как бы слившись с машиной, Федя отдал ручку от себя, и вертолёт с дрожанием стал двигаться вдоль дороги. Чакая и хлопая об воздух лопастями и натруженно гудя движками, дрожа и трясясь, вертолёт, как штангист на помосте, стал брать непосильный вес. Скорость постепенно нарастала, груз тянуло к краю дороги, к бровке… «Успел бы сбросить, а то перевернемся, к черту» - подумал Федя. Но скорость тоже нарастала, и, почувствовав момент, Федя взял ручку на себя. Тут же послышался Мишкин голос:
 - Груз взят. Высота метр.
 - Обороты восемьдесят девять, - доложил второй.
В этом месте дорога делала крутой поворот. Самолёт в разгоне мог лететь только по прямой.
 - Высота три! Обороты восемьдесят девять, - докладывал экипаж.
«Нельзя подрывать его, упадем! Обороты не растут», - чуть не плача, подумал Федя. На вертолёт стремительно надвигалась стена леса.
 - Высота пять, обороты девяносто.
До крови прикусив губу, Федя чуть-чуть подорвал вертолёт вверх, и тут же послышался голос второго:
 - Обороты восемьдесят девять.
Это были предельно минимальные обороты, ниже которых вертолёт бы просто упал. Но скорость уже была, и не просто была, а нарастала со страшной силой. Подвеска уже шла, и шла хорошо. Федя поглядывал на нее в зеркальце заднего вида. В пролете кабины появился Мишка.
 - Ну что, вроде взяли. Бровку на взлете цапанули и верхушки деревьев сбрили.
 - Ну, сбрили так сбрили, теперь везем, - и Мишка опять ушел в салон к своему люку, контролировать состояние подвески.
До тридцатого ротора было километров около шестидесяти. Скорость сто пятьдесят. Это где-то около тридцати минут полёта. Оглушая тайгу и болото, вертолёт тащил в своих лапах тяжелый груз. ещё немного, и на горизонте появилась взметнувшаяся в небо нитка буровой вышки. И вот, наконец, она под брюхом вертолёта. Эта буровая уже не дымила и не парила, как та, лишь одиночный дымок легко струился из потухающей вышки. Осмотрев площадку, Федя заложил правый круг и, выровняв вертолёт по курсу, стал заходить на площадку.
 - Груз на земле! – доложил Мишка.
Переместившись вбок, Федя сел на площадку.
 - Подбирай стропы, и без выключения пойдем на базу.
 - Понял, - ответил Мишка и выскочил на улицу.
К вертолёту подбежали буровики. Федя сбавил обороты. Вертолёт, как бы облегченно вздохнув, мягко зашелестел лопастями об воздух, движки, перекликаясь, запели свою радостную песню.
 - Держи, - сказал Федька второму.
Тот взял ручку управления на себя.
Федя вышел на улицу, подошел к дизелю, который он только что приволок по воздуху. Массивная железяка на железной раме прочно стояла на земле. «Да, - подумал Федька – уперли ведь тебя как-то».
Из-за вертолёта выскочил Мишка:
 - Все на борту, можно лететь.
Федька кивнул головой. И опять из снежного вихря вынырнул в небо белый вертолёт и взял курс на базу. Темнело. ещё полчаса, и за бортом наступит полярная ночь. Диспетчер с базы попросил на подлете перейти на частоту заказчика и отработать с ним. Переключив радиостанцию, Федя доложил:
 - Слушает борт.
Тут же раздался голос начальника экспедиции:
 - Спасибо за работу, как рассчитываться буду?
Усмехнувшись, Федька ему сказал:
 - Как, как? Как договаривались, так и будем рассчитываться.
 - Может, ещё чем?
Федя, улыбаясь, посмотрел на экипаж и сказал:
 - Нас трое. Всем по ящику: тушенка «говядина», тушенка «баранина». И в нагрузку: водка «Столичная», водка «Пшеничная». Идет?
 - Идет! – ответил заказчик.
 - Хорошо, до встречи, - ответил Федя и переключился на частоту диспетчера.
На горизонте ярким куполом появился их северный город. ещё через минуту заиграл огнями родной аэропорт. Плавно примостившись на стоянке, вертолёт сбавил обороты и выключил движки.
 - Ну что, приехали? Кстати, завтра отдыхаем, можно сегодня гульнуть. Как вы?
Мишка, немного подумав, спросил:
 - А где? В кабаке?
 - Ну, а куда ж еще, - ответил Федя. - Короче, через полчаса встречаемся в штурманской.
 - Давайте.
Натянув поглубже шапку, Федя выпрыгнул с борта на землю и зашагал в штаб. После испытанного в полёте драйва, он медленно, как киноленту, прокручивал в памяти взлет с этой тяжелой подвеской. Порой ему даже казалось, что его тело - это одно, а душа - совсем другое. Так Федя дошел до штурманской.
Жена его, Клавка, была женщиной тучной комплекции и старше на пять лет. С возрастом она стала более властной, капризной, ревнивой и истеричной. Поэтому домой, где бы он мог снять сегодняшний стресс, его не тянуло. Он решил расслабиться проверенным способом - в ресторане «Сосьва».
Экипаж не заставил себя долго ждать. Закончив свои дела, Мишка и второй пилот появились в штурманской.
 - Ну что, Петрович? – спросили они и двинулись в ресторан, который, слава Богу, находился неподалеку.
Дыша морозным воздухом и выдыхая клубы пара, экипаж шагал в ресторан, по дороге обсуждая сегодняшний полёт.
 - Ну, ты, Петрович, молодец, - говорил Мишка, - когда мы волоком его потащили, я так испугался, аж дыхание перехватило.
Федя отвечал:
 - Ну и что, команды-то не переставал отдавать.
 - А у меня, - взахлеб перебил всех второй, - все тело оцепенело, особенно, когда на нас лес стал надвигаться.
Ну, вот и ресторан. Из деревянного здания лилась музыка, но дверь была заперта. Мишка пару раз стукнул кулаком. Через некоторое время звякнула щеколда, и швейцар Гера, тоже бывший лётчик, открыл дверь. Увидев клиентов, он прохрипел:
 - Мест нет.
Пожалуй, ни в какой другой стране, как в СССР, не умели так унижать людей. Гера, широко расставив ноги, в упор уставился на экипаж. Мишка со вторым немного отступили назад. Ну а Федя, заискивающе глядя в глаза бывшему лётчику, сказал:
 - Гера, может, найдете столик… Сам знаешь, деньги у нас есть.
И сунул ему в джинсы красную бумажку. Швейцар ответил:
 - Подождите, я сейчас выясню.
Он снова захлопнул дверь и исчез в ресторане. Экипаж вертолёта, только что выполнивший тяжелейшую работу, ждал на крыльце ресторана своей участи.
Через пять минут дверь открылась, и мордастый Гера предложил им:
 - Только в кабинке.
Оглянувшись на парней, Федя ответил:
 - Устроит и там.
Гера посторонился, и они зашли в вестибюль. Он же вышибала, он же гардеробщик, он же барыга, торгующий водкой, Гера раздел экипаж и провёл их в кабинку. Федя посмотрел на парней:
 - А мы ведь сегодня ещё и не жрали.
Тут же открылась шторка кабинки и появилась официантка Галка:
 - Ну?
 - Так, - сказал Федька, - три порции с убойной отбивной, два графина клюквенного морса, графин водки. Морс и водку побыстрей! Да, и три мясных ассорти.
Галка убежала выполнять заказ. Что и говорить, лётчики всегда хорошо ели и пили. А при расчете их можно было нагревать как минимум один к двум.
И не заставив себя долго ждать, она внесла в кабинку запотевший графинчик водочки, клюквенный морс, стаканы и рюмки. И тут же, вильнув аппетитным задом, пропела:
 - Сейчас, мальчики, ассорти будет готово.
Мишка не стал долго ждать, разлил водку по рюмкам и сказал:
 - Ну что, Петрович, давай за тебя! Так, как ты, никто не летает.
Петрович поднял голову и возразил Мишке:
 - Нет, Миша, не я, а мы хорошо летаем. Сам знаешь, что без вас я эту работу не сделал бы. А то, как мы выполнили этот полёт, говорит о том, что мы крутой экипаж. Так что, давайте за нас!
Выпив водочки, Мишка поставил рюмку:
 - Сейчас бы мясное ассорти никому не помешало.
Федька засмеялся и тут, как по мановению волшебной палочки, Галка внесла заказ.
 - Ну, ты волшебница, - сказал он и налил всем ещё по рюмке.
Прошло минут сорок. После перенесенного в полёте стресса, от четырех выпитых рюмок Федьку развезло и он, облокотившись о стену, сопел, уже не понимая, кто он и где он. Остальные были примерно в таком же состоянии.
 - Ну что, - обратился к другу Мишка, - я сейчас звоню в санавиацию. Кто там дежурит?
В те времена на Севере не было такси, и каждый приноравливался к транспорту кто как мог: кто к милицейским машинам, кто к ЖКХ, а лётчики - к санавиации. Федя часто выполнял санзадания, особенно ночью, и естественно, был там свой. Мишка набрал номер:
 - Алле, - ответила фельдшерица.
 - Федора Петровича надо бы домой доставить, развезло его что-то, – сказал Мишка.
 - А где он?
 - В ресторане.
 - Вот какие вы хулиганы. Ну, выходите, через пять минут подъедем.
Федьку растолкали, одели, и вскоре командира вертолёта, мастерски поднявшего в небо неподъемную ношу, подвезли к родной двухэтажке.
 - Спасибо, - буркнул он, после того как фельдшер поводила у него под носом ваткой с нашатырем.
Он окончательно понял, что сейчас ему надо зайти в свой подъезд и подняться в квартиру. Тяжело давались ему эти ступеньки, но шаг за шагом он их преодолел. «Расскажу ей, как сегодня летал, похвастаюсь», - думал Федя. Но Клава, услышав, как брякнули дверцы скорой помощи, и уловив нетвердые шаги мужа, безошибочно определила, что он пьян. И пока Федя подбирался к двери, Клава нервно ходила по комнате.
Вот открылась дверь, и зашел Федя в съехавшей на бок каракулевой командирской шапке Клавка выдохнула, и, отметив в поле зрения таз со свежевыстиранным бельем, схватила лежавшие сверху Федькины кальсоны, и что было силы стала охаживать мужа со всех сторон. Федька перешагнул порог и подумал: «Убью». И в чем был, упал на пол.
Высушив о Федьку кальсоны, Клавка в изнеможении от ярости, накатившей на нее, опустилась на диван и громко зарыдала. Так они и уснули. Проснулись супруги утром, как ни странно, под одним одеялом и не показывая вида, что произошло вчера.
Клава встала, открыла шкаф, достала оттуда пакет и, улыбнувшись, сказала:
 - Вот, Феденька, вчера в ОРСе купила тебе по блату пуловер финский, не примеришь?
«Надо надеть, - подумал Федька, - глядишь, опохмелит». Улыбнувшись во весь рот, Федя встал и примерил обновку:
 - Ну, как?
 - Ой, какой ты красивый! – и Клава бросилась ему на грудь.
Наблюдая через ее спину за холодильником, стоящим на кухне, Федя ещё крепче обнял ее и как бы между прочим спросил:
 - У нас ночью было что?
Клавка ещё крепче обняла его:
 - Да, было, и так хорошо.
«Пора» - мелькнула у него мысль. И легко отстранив жену, Федя потянулся на кухню:
 - Клав, у нас есть что?
 - Есть, Федечка, есть, - сказала она и тут же вытащила бутылку «Плиски».
Через час опохмеленный и счастливый Федя спокойно спал на своем законном диване.

Лежа под капельницей в Пятигорске, Федя вспомнил именно этот случай, и ему захотелось всем рассказать, что никакой он не алкоголик, а лётчик. Причем лётчик хороший. Но, увы, сегодня он лежал тут в качестве алкоголика, перенесшего белую горячку, и рассказывать о том, кто он есть на самом деле, не имело смысла. Господь почему-то всегда был снисходителен к Федьке и практически всегда вызволял его из трудных ситуаций. Как и на этот раз…
Не успел он подумать о свободе и желании выбраться отсюда, как в коридоре забегал народ и минут через пять к нему в палату зашел врач.
 - Ну что, товарищ больной, пришел тебя выписать, а жаль: ещё помучить тебя не мешало бы, чтоб знал на будущее. Да, повезло тебе. Палата для алкашей у нас одна, а вас много. Вон ещё одного привезли. Так что, давай, к нам больше не попадай, а то в психушку отправим. Дуй к себе в санаторий, и кроме минералки - ни гу-гу. Понял?
 - Да, - ответил Федор и опустил глаза.
В таких случаях ему всегда становилось стыдно, и слезы предательски выступали на ресницах. Всхлипнув пару раз, Федя замолк. Медсестра убрала капельницу. Тетя Феня принесла ему пакет с одеждой:
 - Одевайся, соколик.
А когда медсестра вышла в коридор, шепнула ему на ухо:
 - Директора Дворца культуры привезли. Буйный…
Федя оделся, в ногах чувствовалась слабость, подташнивало.
 - Пойдем, провожу тебя, милый. Понравился ты мне.
Федя понуро шел за тетей Феней. Вот и двор больницы.
Дыша чистым летним воздухом, он медленно шел по улице. Его мучила изжога. Через дорогу он заметил киоск. Федя засунул руку в карман и с удивлением обнаружил там деньги. Вот это молодцы, не украли!
С витрины киоска на Федю смотрели броские этикетки множества сортов и наименований пива и вина. В самом дальнем и нижнем уголке он увидел пять сортов минералки. Федя подал деньги:
 - Бутылочку «Ессентуки-3», и откройте, пожалуйста.
Федя опустился на стоящую рядом скамейку, сделал глоток, почувствовал приятный солоноватый вкус воды и, сделав глубокий вдох, почти вслух сказал:
 - Здорово!

Крадучись, старясь не глядеть в глаза прохожим и отдыхающим, Федька пробирался в свой номер. Чувство стыда преследовало его. Казалось, что каждый встречный смотрит на него с укором, как бы говоря: «Эх, ты, алкоголик! Мы вот приехали сюда лечиться, а ты пить… В вытрезвителе тебе надо лечиться, а не в санатории». Федька гнал эти мысли, а сам между тем пробирался в свой номер. Вот и стеклянная дверь в вестибюль. Федя бочком юркнул в нее, и ещё раз бочком. Почему-то казалось, что из санатория его выгнали, а его номер уже заселен другими, и ему остается лишь забрать свои вещи. И уже оказавшись лицом к лицу с кастеляншей, выдохнул напоследок и мысленно ей ответил: «Ну и что с того, что белую горячку поймал, вещи отдайте, и я поехал».
Но, облокотившись о барьер, вслух он промямлил:
 - От двести тридцать седьмого, пожалуйста.
Кастелянша, читавшая книгу Пронина «Женская логика», неохотно оторвалась от нее и, узнав в Федьке клиента санатория, выдала ему ключ. Зажав его в руке, он отошел от столика и, ещё не веря в произошедшее, приостановился на лестнице. Окончательно обессилев, сказал сам себе:
 - Не выгнали ведь.
Психологическое напряжение в этот момент было гораздо сильнее тех усилий, которые он прилагал, выполняя сложные работы на вертолёте «МИ-8». Из озорства он почти крикнул:
 - Ура, значит, не узнали! И в лётный отряд не сообщат!
Женщина в халате, поднимавшаяся по лестнице, остановилась, в изумлении глядя на странного дядьку. Не сошел ли он с ума?
Но Федька не сошел с ума. Он как раз пришел в себя. Молодцевато, почти бегом, он преодолел лестницу и наконец добрался до своего номера.
Кровать была безупречно застелена, кругом чистота и порядок. В окно ярко било солнце. С каждой минутой к Феде возвращалась уверенность, и он все больше и больше начинал походить на прежнего Федьку - командира вертолёта и состоявшегося в жизни человека.
Он снял с себя трико и рубашку, аккуратно повесил на спинку стула и лег на свою санаторскую кровать.
 «Здорово-то как, - подумал он - ни больничного номера, ни стоек под капельницу, ни синих стен. Свобода, одним словом!». Неожиданно на глаза ему попалась санаторная карта: «Все, завтра возьмусь за лечение!» Он представил, как будет ходить из кабинета в кабинет, принимая лечебные процедуры. «Эх, фиточай попью, желудок-то как раз после водяры обожженный, затем кислородный коктейль… Мертвого на ноги поставят, не то, что после белой горячки». Сон постепенно обволакивал его, и Федя уснул.
Утреннее солнце, подобравшись к нему через окно, защекотало веки, а суета в коридоре окончательно разбудила Федора.
 - Ну что, подъем! – сказал он самому себе и, резко откинув одеяло, опустил ноги на мягкий ковер.
Повернувшись лицом к окну, Федя протер глаза и произнес с улыбкой вслух:
 - Ну, здравствуй, солнышко.
Проделав все утренние процедуры, он влился в поток лечившихся. Рьяно взявшись за оздоровление, он даже утомился, а на грязелечении и вовсе уснул.
 - Не спал, наверное, ночь-то, - лукаво прищурилась медсестра.
Мотнув головой, Федя оделся и еле добрел до своего номера, где, не раздеваясь, бухнулся на кровать и тут же провалился в сон.
Проснулся он от цоканья женских каблучков по асфальту, говора и детского смеха. Был уже глубокий вечер. Усталость испарилась, душа и тело были легкими и радостными.
«Хорошо-то как, когда не с похмелья», - подумал про себя Федька, и его неожиданно потянуло к людям, к общению. Он надел белые брюки, черную в белую полоску рубашку, легкие летние туфли. В ванной смочил водой свои черные, посеребренные сединой волосы, тщательно расчесал их и, освежившись одеколоном, вышел в прохладный коридор. Шагая по нему, он предвкушал предстоящий приятный вечер.
Вот и вестибюль. В его глубине виднелся бильярдный стол, освещенный тремя абажурами. Что-что, а бильярд Федька любил смолоду. Да и что говорить, игра в него требовала того же, что и при выполнении полётов: глазомера, четкости, координации движений, быстрой реакции, находчивости, принятия единственно правильного решения.
Возле стола одиноко стоял охранник и лениво гонял шары кием.
 - Ну, - улыбнулся ему Федор, - разыграем?
Тот положил кий на стол и, что-то буркнув себе под нос, лениво побрел в сторону выхода. Играть Федьке не очень-то и хотелось, но шары, лежащие на столе, манили его руку. «Ну-ка, - подумал он про себя - получится или нет?» Трюк, который умел делать он, не выходил ни у кого из его друзей. Федька взял шар четырьмя пальцами правой руки и бросил его к средней лузе. Шар упал на сукно и остановился на месте, при этом вращаясь с неимоверной силой. Когда вращение стало ослабевать, действие центробежной силы сдвинуло его с места, шар покатился по кругу в направлении лузы и, упав в нее, затих в сетке.
 - Могу еще, - негромко сказал Федька.
Выйдя из вестибюля, он набрал полную грудь воздуха и сказал:
 - Ну, здравствуй, лето.
Вдалеке горела табличка «Кафе». С него по приезде в санаторий Федька и начал… Теперь все, как в песне «Начнем сначала».
Под переходом лестничной клетки стояло с десяток пластмассовых столиков, за которыми расположилась компания из трех человек: две девушки и рыжий с рыжими же усами, рыжей кожей и с огромными выпученными глазами мужчина. Нога и рука у него были в гипсе. Их столик был сервирован, как и во всех в кафе на курортах, овощными салатами, а на горячее в тарелках был разложен шашлык. Кивком головы Федька поздоровался с ними и сел за соседний столик. Тут же подошла официантка:
 - Что будем заказывать?
 - Да мне, наверное, овощную нарезку да шашлычок из баранинки. Сделаете?
Сконфузившись, она ответила:
 - К сожалению, шашлык мы делаем только из свинины.
Летая на вертолёте и получая по тем временам громадную зарплату, Федька в ресторанах был дока, и даже по внешнему виду мог определить, какое у них меню. Вот и на этот раз Федька знал наверняка, что шашлыка из баранины ему здесь не подадут – не тот формат.
 - Ну, тогда свинину, только на косточках.
Слегка поморщившись, она сказала:
 - Мы готовим только из мякоти.
 - Ну, что ж, давайте из мякоти, раз другого ничего нет, и литр томатного сока.
 - Простите, а спиртное?
 - Спиртное…, - сделав паузу, произнес Федька, - нет, лучше томатный сок, я свою цистерну выпил.
Официантка развернулась и исчезла.
Постукивая пальцами по столу, Федя наблюдал за посетителями, исполняясь чувством гордости за свою персону.
«Да…, - думал он, - не знаете, кто я. Спросите, скажу. Все у меня есть: и почетная работа, и зарплата - наверняка раз в пятнадцать больше, чем у вас». Надо сказать, что чувство превосходства над остальными, себялюбие и завышенная самооценка были присущи Федору. Он знал об этом и пытался тщательно скрывать их. Иногда подобная маскировка выражалась в форме благотворительности. Например, он мог до упаду напоить целую компанию или сделать солидный подарок какой-нибудь женщине. Да, в общем, и по натуре он был человек добрый.
Наконец, одна из девушек, сидящая с «рыжим», не вытерпела, и спросила:
 - А вы откуда?
 - Я, - улыбаясь, ответил ей Федька, - из Ханты-Мансийска.
 - Привет, земляк, - тут же встрепенулся загипсованный «рыжий», - а я вот из Урая.
 - Ну, да, - подтвердил Федька, – земляк.
 - А трудишься где?
 - На вертолёте летаю, раньше на «Ми-4», а сейчас на «Ми-8».
 - А я в райкоме работаю, инструктором. Кстати, Вадик меня зовут.
 - Федя.
 - А вы пересаживайтесь к нам, компанию составьте.
Федя улыбнулся и пересел за их столик.
 - Галя, - представилась одна из девушек, с черными волосами.
 - Марина, - сказала другая, которая была немного толще подруги.
 - Ну, девчонки, угостить вас винцом или ещё чем? - спросил их Федька.
Галя повела плечами:
 - Я бы белого полусухого с удовольствием.
 - Ну, проблем нет, - ответил Федька, - сейчас попросим.
У «рыжего» в глазах мелькнули тревожные искорки. Было понятно, что он обеспокоен появлением новой личности, которая с ходу взяла ситуацию в свои руки.
Официантка принесла Федьке овощи.
Чувствуя обеспокоенность «рыжего», Федька заговорил с ним, как бы давая понять, что не нужны ему эти девки, а сидит он с ними так, ради компании:
 - Вадик, а в райкоме-то работать ответственно, наверное? – поинтересовался Федор.
Вадик засмеялся каким-то идиотским смехом:
 - ещё как.
«Действительно, - подумал про себя Федька, - вроде бы они и никто, а одеты всегда с иголочки, машина у них под боком, в карманах полно денег. Музыкантам червонцы за музыку в кабаках в основном они и носят».
 - Где переломался-то? – кивнул на гипс Федя.
 - Да позавчера, - поморщился от воспоминаний Вадик, - винца перебрал и решил с балкона второго этажа спрыгнуть. Невысоко показалось.
 - А зачем? – спросил Федька.
 - А чтоб с лестницы не спускаться, корпус не обходить.
 - Ну… - хмыкнул Федька.
 - Ну, взял и спрыгнул, ногу сломал и руку вывихнул.
 - Бывает, - засмеялся Федька.
Тем временем официантка принесла бутылку полусухого «Рислинга».
 - Вот. А теперь, Вадик, поскольку ты временный инвалид, позволь мне налить девчонкам этого прекрасного вина.
 - Да, да, - пропел инструктор ЦК партии Урайского района.
Постепенно чувство блаженства обволакивало Федьку. Действительно, что может быть прекраснее кавказской ночи, трелей сверчков, беззаботно распевающих свои песни, двух пар красивых женских глаз и до смешного напыщенного Вадима.
Федька, налив вина, в том числе и Вадиму, сказал:
 - За нас.
 - И за Галочку! – поддакнул «рыжий», глядя девушке в глаза.
Девчонки отпили по глотку и, обернувшись к Федьке, поблагодарили:
 - Спасибо.
 - Откуда вы?
 - Из Саратова, - дружно ответили они, - в ожоговом центре работаем.
 - И все у вас такие красавицы? – пошутил Федор.
 - Да, - ответила Галя, - приезжайте к нам, найдем и вам.
 - Спасибо. У меня есть зазноба. С ожогами-то много у вас лежит?
 - Ой, и не говорите, много.
 - Хватит, - завопил «рыжий», - нашли тему для разговора.
 - Ладно, не будем, - смирилась Марина.
- Летал я как-то раз по санзаданию, - вспомнил вслух Федька, - один мужик в леспромхозе решил проверить уровень солярки в емкости, поджег факел, открыл горловину, а там кубов двадцать пять солярки было. Вот взял и осветил. Говорили, как космонавт на ракете, в небо взлетел. Спасли его медики тогда.
«Рыжий» почему-то занервничал и уже почти проскулил:
 - А если не про переломы?
 - Пожалуйста, - согласился Федька.
Девчонки, немного пошептавшись, встали:
 - Мы скоро вернемся.
И они направились в сторону корпуса. «Рыжий» как-то напрягся и, взглянув на Федора, сказал:
 - Давай договоримся: я сегодня буду с Галкой, а ты со второй. Я ее уже третий день обхаживаю.
 - Да, пожалуйста, - согласился Федька, - меня обе интересуют лишь как подружки.
 - Что, тебя вообще женщины не интересуют?
 - Нет, почему? – возразил Федька. - Интересуют. У меня жена хорошая, и мне ее вполне хватает.
 - И ни разу не изменял? – допытывался «рыжий».
 - Да, наверное, нет, если не считать один раз на базировке, в Надыме. Работали на ОРС, ну и в выходной загудели. Загудела с нами и ОРСовская диспетчерша. Вдарили хорошо, ну и в номер - на кровати целоваться.
 - Ну? – вошел в азарт Вадик.
 - Ну, а потом засунул я ей руку туда, а оттуда как пахнет, сам знаешь чем, и у меня - все. Охоту отбило навсегда. Притворился, что вырубился, так и проспали с ней в обнимку до утра. И что ты думаешь? На следующий день началось. Почесывается в паху и почесывается. Ну, сели на какую-то площадку, я за вертолёт забежал, глядь туда, а там все бело. Мандавошки называется. Вот теперь, кроме своей, никого больше и не пользую.
Весело смеясь, к столику возвращались девчонки. «Рыжий» жалобно посмотрел на Галку и, сделав страдальческое лицо, простонал:
 - Сядь, Гала, возле меня, пожалей инвалида.
Галка села возле него и, озорно глядя на Федьку, ответила:
 - А я думала, что меня кто-нибудь пожалеет, приласкает, погладит, а тут - жалей.
Перед Федькой поставили большую тарелку с мясом.
 - Ну, жалеть я тебя не буду, - ответил ей Федька, - а вот винца под мясцо налью.
 - Как здорово! – воскликнула Галка.
Было видно, что их отношения с «рыжим» не клеятся.
Федя налил девушкам винца, подвинул тарелку с мясом и поднял стакан с томатным соком:
 - Ну! Видите, как прекрасно, компания! Не знаю, как вы, но я в эти минуты счастлив.
 - И я тоже! – воскликнула Галка.
Лишь рыжий инструктор молча выпил свой бокал.
Галка спросила:
 - А вы, правда, лётчик?
 - Да, - ответил Федор.
 - А с вами случалось что-нибудь?
Федька в недоумении пожал плечами.
 - Ну, я имела в виду падали вы или нет?
 - Нет, такого со мной не было, хотя в летной работе всякое случалось.
 - Расскажите, - заойкали девчонки.
 - Да сосед у меня, Васька, как сядем с ним пить, он мне то и дело: «Вот, Федя, все летают, кому не лень, на вертолёте за мясом, в смысле за лосем. А мы с тобой тут водку пьем, какой-то тушенкой закусываем. А как бы хорошо лосиной грудинки отведать, мы б с тобой не только литр, ящик бы выпили, и ни в одном глазу бы не было». Ну, как-то раз он меня крепко уколол, говорит, не лётчик ты, Федька, раз боишься на такое дело лететь. Ну, меня задело, конечно. Я и сейчас не нахожу разницы, чем закусывать водку, тушенкой или мясом. Была бы водочка.
Ну, и подворачивается момент. Нужно было с одного озера забрать надоенную из рыб икру и увезти ее в Тобольск на завод для выращивания из нее мальков. Одним словом, работа на рыбозавод.
Стучусь к соседу, тот открывает.
 - Ну, - спрашиваю его, - готов завтра за лосями на охоту?
 - Готов, - отвечает.
А был ноябрь месяц.
 - Бери одного или двух друганов, и завтра летим, ночевать придется, так что одежду потеплей, котелки и все остальное захвати. Завтра утром вылетаем, отстреливаем штук трех лосей, стаскиваем в кучу, и я вас оставляю с ними. Обдираете, ночуете. Я беру в Рахтынке икру, улетаю с ней в Тобольск, ночую там. А назавтра забираю вас с мясом и высаживаю неподалеку от поселка. Идет?
 - Идет, - буркнул Васька.
 - С вертолёта-то стрелял когда?
 - Нет, - отвечает.
 - Ну, смотри, целься получше, а то на висении, сам знаешь, как вертолёт трясет.
 - Не боись, попаду, - говорит Васька.
 - Тогда давай готовься, завтра в девять тридцать чтоб был в аэропорту. Экипаж у меня слетанный, да и от мясца никто не откажется.
Назавтра погодка как по заказу. Солнце, тихо. Бортмеханик дооборудовал вертолёт дополнительными стропами, удлинителями. Васька с двумя друзьями наготове сидели у авиатехника в балке на перроне.
 - Ну, - заглянул я к ним, - не уснули?
 - Нет, - мотнули они головами.
 - Тогда поехали.
Взлетели, места я все знал, особенно где скопление лосиное. Как раз болото есть перед Рахтыньей, где надо было икру забирать. Подлетаю к болоту, а там их на островах… уйма лежит, как лепешки на снегу: и стоят, и идут.
 - Ну что, готовы?
 - Готовы, - отвечает Васька.
Захожу на один островок, на нем штук восемь, зависаю… Ага! Три штуки вместе на болотину выбегают, я бортом за ними, плавно загоняю их, и вот они под вертолётом. Метров пятнадцать. Слышу: бах, бах. Один готов. Болотина большая, гнать есть куда. Поджимаю ещё раз…опять: бах, бах. ещё один лежит. «Ты, смотри, - думаю я, - хорошо дело идет». Взлетаю, делаю круг. Васька заглядывает в кабину. Я ему: «Еще одного, и стаскиваем в кучу». Вообще знаете, вот сажусь в кресло кабины, запускаю вертолёт. И все! такое состояние наступает… азартом не назовешь, но… что-то такое, смена чувств, контрастов, сердце то колотится, то, наоборот, не бьется. Когда не летаешь долго, аж тоскуешь по этому.
Так… пока этих двух гоняли, остальные забежали в лесок. В лесок, так в лесок, догоним и там. Хотя рядом ещё болото было, там их обычно тоже много бывает. Ну, ладно, лесок редкий, я смотрю: парочка стоит. Зависаю над лесом, и опять по той же схеме: бортом к ним на висении приближаюсь и гоню к болоту, чтоб на чистом месте взять. Высота уже не пятнадцать, деревья мешают. Васька-то в первый раз, да и бортмеханик его не предупредил, что в леске стрелять нельзя. До болота уже оставалось метров двести, как слышу: бах, и один рогач падает кувырком. Я матерюсь: да вы что, вот теперь сами его забирать будете. Движение вертолёта остановил и вишу над ним на высотомере. Радио высотомера показывает двадцать пять метров. «Так, - думаю я, - сейчас одного выслеживаем на болотине и висим над лосем, пока он его не найдет. Затем тех двух подвешиваем на стропы вертолёта и подтаскиваем к краю болотины, где тот ушел к лосю. Высаживаю всех, и пусть до завтра расправляются с ними». Как только прокрутил все это в голове, слышу голос бортмеханика: «Выпал!»
 - Кто выпал? - ору я.
- Васька выпал!
Смотрю вниз, в болотине на снегу - черное пятно. Васька. Рядом, метрах в трех, лось убитый лежит. «Ну что, Федя, - сказал я сам себе, - отлетал, похоже, ты, придется из лётчиков в зека переквалифицироваться. Посадят, это точно. А что жене его скажу?»
Тело обмякло, чуть управление не потерял. Представляете, как у меня на душе было? Вот так и хандрю, что делать, не знаю. Вдруг опять бортмеханик кричит: «Шевелится он, шевелится». Я тут же взял себя в руки, переместился с вертолётом немножко в сторону и стал наблюдать. Было хорошо видно, что Васька сидит в сугробе и выковыривает снег из голенищ валенок, не обращая внимания на висящий над ним вертолёт. Я, честно говоря, смотрел на него не на как живого человека, а как на агонизирующее животное, которое в горячке безрассудно пытается что-то сделать.
Нет, смотрю, встает. Прихрамывая, подходит к лосю и машет: давайте, мол, спускайте удлинитель. Когда высота большая, то стропа цепляется за стропу и таким образом удлиняется на нужное расстояние. Бортмеханик дает ему стропу. Гляжу, а сам не верю. Ведь упасть с высоты двадцать метров, да ещё после этого что-то делать? Смотрю, Васька ловит конец, делает петлю и заводит ее за лосиную шею, отходит в сторону и машет рукой: «Давай».
Ну, взял я лося, перетащил его на чистую болотину, сел и говорю бортмеханику: «Видел? Хромает». «Да», - отвечает тот. «Так, давай навстречу ему беги, помогай идти». Бортмеханик был мастер спорта по самбо и весил где-то около ста килограмм. Минут через пятнадцать смотрю, тащит его на себе. Погрузили его на борт, спрашиваю: «Живой?» «Живой, - отвечает бортмеханик, - правую ногу то ли сломал, то ли вывихнул». «Ну, это уже другой коленкор», - думаю я.
Взлетаем, цепляю первого лося, затем второго, подтаскиваю к тому. Дружков Васькиных высаживаю на Рахтынье, задание-то выполнять надо. Садимся на Рахтынью, загружают нам термосы с икрой - и на Тобольск. Смотрю в салон, Васька сидит, в окно посматривает. Нога на лавке лежит. «Слава Богу», - думаю. Хочу помолиться, а молитв не знаю. Так до Тобольска и долетели. Вызвали «скорую», сам его ни о чем не спрашиваю. Только говорю: «Спросят, где ногу сломал, скажи, что с машины спрыгнул или ещё что-нибудь. Завтра утром домой. Понял?» «Угу», - отвечает.
Зашел к диспетчеру, дал на завтра план, и в гостиницу. Слышу, часика через три, стук в дверь.
 - Заходи.
На костылях в двери появляется Васька.
 - Ну? - спрашиваю.
 - Пятка в двух местах лопнула.
 - Пятка? - заворчал я. - А как так получилось, что ты выпал-то?

Федька неторопливо, со вкусом рассказывал эту историю, девчонки с нескрываемым интересом слушали. Замерла даже официантка, присев на стоящий в углу стул. Смотрел куда-то под стол и «рыжий», не смея прервать нить ставшей уже общей истории. Федя же чувствовал, что понемногу берет инициативу в свои руки, становится лидером новой компании, и это ему нравилось. «Рыжий» даже как-то сник, и по нему было видно, что он явно сдерживает свои эмоции от рассказа Федьки, более того, в глазах его читалась зависть. Он как будто говорил: « Ну, кто я? Особа значимая, но не более - инструктор райкома. Отчеты, бумажки, конференции…»
А вечер между тем был дивный. Яркие сполохи взлетающих и падающих зарниц, песни сверчков, небо, усыпанное яркими, как бриллианты, звездами. Захватывающий и неторопливый рассказ Федора о Севере заставил всех забыть свои проблемы и болячки. Федьке это удалось, и он радовался за себя.
 - Ну, вот, - продолжил он рассказ, - потоптался Васька у входа на костылях и как бы огрызнулся: «Как? Как? А вот так, когда третьего лося убили, стрелял-то я, ну, и сидел у двери, естественно, а этим захотелось вниз посмотреть, ну, и выдавили они меня».
 - Вон, на диване спать будешь, - указал я ему на диван, на котором он, кстати, и сидел.
Васька виновато мотнул головой и, положив костыли на пол, принял горизонтальное положение. Да что тут говорить, я сам был потрясен случившимся, и сон ко мне не шел, как и к нему. Хотя вел он себя намного спокойнее, чем я.
 - Сильно испугался? - спросил я его.
 - Да нет, не особо.
 - Ну, а о чем думал, когда летел? - продолжал я выпытывать у него.
 - Да ни о чем. Апатия какая-то охватила. Будь, что будет.
 - Ну, а потом?
Васька понял, что я ни в чем его не обвиняю, а наоборот, сопереживаю, и стал искренне рассказывать мне о своих эмоциях:
 - Открываю глаза, как будто со мной ничего и не было, только земля начинается не от ног, а от груди. И нога... пятка ноет почему-то. Я пошевелился, чувствую, что в какой-то яме сырой сижу. Привстал немного и сел на землю, состояние паршивое. И ещё больше раздражало то, что керосином воняло, так противно. Откуда?.. Слышу, гудит что-то, поднял голову, вижу, вертолёт висит, и из дверей на меня белые мордочки смотрят. Я обозлился на него, про себя ругаюсь: и что ему от меня надо, вонь одна керосиновая. Затем перевел взгляд на землю. Вижу, метрах в десяти от меня лось валяется, мордой в снег уткнувшись, чуть в стороне от него ствол от карабина торчит. А понять-то ещё не могу, что о землю-то хряпнулся и сознание потерял, и не помню, что до этого было. «Ага! - подумал я, - лось, карабин, вертолёт. Значит, стреляли лосей с вертолёта, и надо этого лося подцепить за трос, чтоб вертолёт оттащил его на чистое место». Вытащил я сначала ту ногу, которая не болела, выковырял из голенища жижу болотную. Затем потянул вторую, было больно, но терпимо. Тоже зачистил от болотной грязи и, собравшись с духом, встал на ноги. Постоял секунд тридцать, чувствую, нормально стою. Ну, и махнул вам: давайте стропу. Смотрю, стропа пошла ко мне, я шагнул шаг, сломанную ногу так заломило! Тогда я выломал сухую палку и, опираясь на нее, доковылял до лося, почти одновременно со стропой вашей. Беру ее, завожу за лосиную шею. Сначала мелькнула мысль вместе с лосем перелететь, чтоб не идти. Но я сам слышал, как один так же лося зацепил и вместе с ним полётел, а веревка оборвалась - и оба на землю. Легко, кстати, отделался, только ребра сломал. Вспомнив эту историю, я лося зацепил - и в сторону. Наверное, метров тридцать прошел, гляжу, бортмеханик навстречу бежит. Очнулся у вертолёта. Видно, ещё раз сознание потерял.
 - Да, Вася, - сказал я, - чуть не влипли мы с тобой в историю.
 - Угу, - буркнул Васька. - А мужики-то балдеют сейчас.
 - В смысле? - переспросил я его.
 - Ну, в смысле, - продолжал он, - мы с тобой тут, а они, наверное, мяса уже наварили и пьют у костра водочку. Черт бы побрал эту ногу, я б не отказался ночку у костра посидеть. Да, вот так иногда случается. Нам и двух лосей мало стало. Переполнили мешок, он и порвался, – философски заключил свой рассказ Федька.

В санатории уже затихла музыка. В корпусах погас свет. Была полночь.
 - Ой, мне ж домой давно надо, - запричитала официантка, - а я с вами сижу. Уши развесила. Вот попадет мне от мужика-то. Ревнивый страшно.
От ее причитаний «рыжий» повеселел и, улыбаясь, произнес:
 - А вот нам нет. Правильно, девчонки?
Девчонки озорно заулыбались, а «рыжий» неожиданно спросил:
 - А сколько получается мяса с одного лося?
 - Да, наверное, с взрослых особей килограммов двести будет, - ответил Федор.
Вадик зло прищурился:
 - Значит, вы за день бесплатно взяли шестьсот килограмм мяса? Если его перевести в деньги, то получится, вы заработали… чуть больше тысячи рублей. Вот тебе, пожалуйста: государственный вертолёт, государственные лоси, или вы уже в коммунизм вступили?
Федя выдержал натиск «рыжего» и, встав, сказал:
 - Может быть, и так, но мы жизнями рискуем на охоте, а достигаем всего за счет лётного мастерства. И лосей этих в тайге… не мы их, так сами б сдохли. А вы, товарищи секретари райкома? У вас ума-то ни в голове, ни в жопе. А как дефицит с базы или из ОРСа, так вы первые с заднего крыльца. А за что, спрашивается? А ни за что, за то, что рожа у тебя рыжая. Вот вам, кукиш от нас! - прорычал Федька и пошел к себе в номер.
 - Федор! Подожди меня, - раздался голос девушки, той, что потолще.
Честно говоря, он даже не помнил, как ее зовут.
Федька остановился и повернулся к ней. А она, оказывается, была не такой уж и толстенькой, как казалась в кафе. Наоборот, фигура у нее была красивая, просто кость крупная. Бархатная кожа светилась в ночном свете.
 - Пойдемте вместе.
Федор ласково улыбнулся ей и подставил локоток. Она обхватила его своей ручкой, и они пошли к вестибюлю.
 - Федя, - начала она, - ты не подумай ничего плохого, но можно я сегодня буду ночевать у тебя? Просто сегодня у меня такое ужасное настроение, и ночью одной мне будет очень плохо.
 - А что такое?
 - Да этот Вадим сегодня днем мне дорогу в коридоре перегородил и говорит: «Ну что, пойдем полежим? И не пускает дальше. Я хотела пройти, а он не дает. Хотела толкнуть, да пожалела. А он достает из кармана рубашки десять рублей и протягивает мне. Я ушла в номер, упала на подушку и проревела весь день. А сегодня увидел, подсел к нам, и внаглую, как будто ничего не было, клеится к Галке.
Федька, посвятивший всю свою жизнь лётному делу, для которого порой работа, делавшаяся на грани фола, считалась нормой, никак не хотел понимать людей, подобных «рыжему». И как это высказать, Федька не знал. Что-то помычав и промямлив про себя, он ответил:
 - Да… Не по-мужски это, девушку обидеть. Хотя райкомовские такие и есть, с наглецой.
Девушка поднималась по ступенькам рядом с Федькой. Ее походка была настолько плавной, что казалось, она не идет, а летит по воздуху, а держится за Федькину руку только из-за того, что не хочет улетать... Да что и говорить, самолюбование все больше овладевало Федькой. Шагая рядом с этой милой девочкой, он ощущал себя чуть ли не сверхчеловеком. Красивые девчонки увиваются за ним, карманы полны денег. Хотя для Федьки последний момент и не столь важен. Опять же и без них никуда. «А авторитет?» - с гордостью задавал он вопрос сам себе. Вон как слушали историю с Васькой, аж про мужей забыли.
Тем временем они поднялись на Федькин этаж.
 - Тише! – шепнул ей Федька.
Неожиданно ему стало стыдно за то, что он идет к себе в номер с женщиной. Тихонько щелкнув замком, он открыли дверь.
 - Фу, - выдохнул он, - вот мы и дома. Что-то я сегодня устал.
Не зажигая свет, он от растерянности стал приглаживать свои волосы. Сквозь темноту он спросил у девушки:
 - Извини, но так получилось, что я забыл, как тебя зовут.
 - Марина, - доброжелательно ответила она.
 - Вот, Марина, не стесняйся, хочешь, прими ванну, хочешь, рядом ложись. Я вот, наверное, усну сейчас.
И как бы подтверждая свои слова, повернулся на бок, лишь озорно подумал: «Вот это русалочка ко мне завалилась».
Марина ещё немного посидела, осторожно встала с кресла и, чуть скрипнув дверью, зашла в ванную комнату. Федька ни разу в жизни не изменявший своей жене, оказался в новой для него ситуации. С одной стороны, была она: крепкая, стройная, красивая, а с другой, женушка Клава - женщина властная, иной раз даже диктаторша, но верная, нежная в постели, родная, в общем. «Эх, жалко, нет ее сейчас здесь, лежали бы с ней в обнимочку, полеживали, - помечтал Федька, - а теперь вот неизвестно с кем лежать придется. От нее и пахнуть-то будет не так, как от Клавки».
Тем временем в ванной лилась вода, а через некоторое время все стихло, и по тихому плеску было понятно, что девушка принимает ванну. «Надо уснуть, пока она там, а то точно не утерплю. А потом вдруг Клавка узнает, да заразы вдруг какой ей привезу из санатория».
Отгоняя эти мысли, Федька пытался уснуть. Почти уже засыпая, он услышал за стенкой в другом номере всхлипы. ещё раз, прислушавшись, - опять всхлипы и постукивание. «Е-мое, - подумал он, - трахаются, гады, так точно не уснешь». Наконец Федька уснул. Ночь пролетела незаметно.
Федька открыл глаза, ощущая под боком спящий теплый комочек. Это была Маринка, она ровно посапывала, как будто тем самым сообщала, что у нее все замечательно. Чтобы не разбудить ее, Федька осторожно встал и, мягко ступая по полу, прошел в ванную. Почистив зубы, он впервые обратил внимание на свое отражение в зеркале. «Надо же, какие морщины прорезались на щеках. А на лбу-то аж три штуки, и не свести их уже ничем. Хохма какая, - надо почаще на курорты ездить, а то все Север да Север, рыбалки да охота. Морда точно скоро кирзовой станет. Ну, да ладно…». Он вышел из ванной. Марина, уже одетая, сидела в кресле.
 - Ну, - ласково, почти как к дочке, обратился к ней Федька, - как спалось? - и присел рядом на кресло.
 - Как здорово! Я, наверное, так хорошо спала, как не спала лет десять.
 - А мужа-то нет, что ли?
Она сразу как-то сникла и грустно ответила:
 - Да есть. Армянин он у меня. Работать мало где работает, ужиться нигде не может. А я вот работаю в ожоговом на две с половиной ставки, а домой прихожу - ещё готовить надо и порядок наводить. А он ревнивый у меня страшно, начинает приставать, иногда ещё и руки распускает. А потом ночью спать не дает. Утром разбитая - опять на работу, и так каждый день.
Федька с удивлением слушал ее повествование, а один раз даже чуть не воскликнул: «Да разведись ты с ним, черт побери!» Но знал, что в таких делах советчиков нет. А она, словно угадав его мысли, добавила:
 - Я уже привыкла так, мне ничего не надо.
В коридоре между тем началась санаторная суета. Все куда-то спешили, торопились.
 - Ну что, Мариночка? Пора и на нам на лечение. А после обеда давай возьмем такси и подружку твою и съездим в Минводы.
 - Ой! Я с удовольствием, - искренне обрадовалась она, - и Галка, наверное, тоже.
 - А вот скажи, Марина, сколько денег у тебя выходит за две с половиной ставки?
Она гордо расправила плечи и сказала:
 - Сто шестьдесят на руки!
 - Молодец! – поддержал ее Федя.
 - А у Вас? – Почему-то на «Вы» назвала его Марина.
Федьке впервые в жизни стало неловко из-за денежного неравенства. Сказать ей, что он зарабатывает от тысячи до полутора в месяц, означало отдалить ее от себя. А этого ему не хотелось. И Федька соврал:
 - Пятьсот, - сказал он уверенно.
 - Хорошие у вас зарплаты, - уважительно протянула она.
 - Да, - мотнул головой Федька.
 - Ну ладно, я пойду, - сказала она и, встав с кресла, обняла и поцеловала его в щеку. Его как будто током дернуло, когда он почувствовал прикосновение ее упругих сосочков.
 - После обеда увидимся, - сказала Марина и исчезла в коридоре.
Федька остался в комнате, и ему стало очень одиноко. Захотелось пойти вслед за ней и вместе проходить процедуры, только б не быть одному. «Ну, ладно, - отогнал он от себя эти мысли, - пойду и я». Взял в руки санаторную карту и направился на процедуры. Давясь пеной, Федька выпил кислородный коктейль, потом пошел принимать минеральную ванну. Ну, вот и последнее - прогревание грязью. С чувством выполненного долга Федька возвратился в свой номер. Не раздеваясь, он бухнулся на кровать, успев перед сном подумать, что с Клавкой, конечно, хорошо, но с Мариной было приятнее. Сквозь сон ему послышались чьи-то шаги, скрипнуло кресло. Федя открыл глаза и увидел сидящую в кресле Марину, которая приветливо смотрела на него.
 - Почему в столовую не ходишь? – спросила она.
 - Сил не хватает до нее дойти, - ответил он, - ну, ничего, перекусим где-нибудь. Харчо хочу настоящего, давно не ел, - сказал Федька и, потянувшись, встал. – Ну, Мариночка, едем в город или не едем?
Опустив глаза, Маринка ответила:
 - Едем, только вот Вадим увязался за Галкой, не отстает от нее ни на шаг.
Федька почему-то расхохотался:
 - Ну, прямо диктатор он какой-то у вас… Ладно, возьмем и его. Кто за кем заходит?
 - Не знаю, - пожала плечами Маринка.
 - Тогда сделаем так, - взял инициативу в свои руки Федор, - сейчас два часа, в два тридцать - на выходе из санатория, кто не успел, тот не едет. Идет?
 - Идет, - улыбнулась она.
 - Все, - скомандовал Федя, - время пошло.
 - Слушаюсь, товарищ, командир, - взяла под козырек Марина и юркнула в коридор.
 - Задача! – вслух сказал Федор и снова бухнулся на кровать.
«А что это я? – спросил он сам себя, - живу на Кавказе, а на воздухе почти не бываю, на солнышке не греюсь. Пойду, посижу на скамейке».
«Гора Машук красивая, вот бы до самой вершины добраться пешком, здорово было бы», - думал Федька, продвигаясь на улицу. Было так жарко, что Федя тут же устремился в тенек, под тополь. «Здорово-то как! У нас уже, наверное, дожди идут, морось, зато комаров и мошек не стало.
Утяну-ка я в Минводах всю компанию в церковь, поставим по свечке Господу, а потом - на центральный рынок, оттуда куда-нибудь харчо поесть, да и все.
 - А вот и мы!
Ух, ты! Перед ним стояли две девушки необыкновенной красоты - одна с длинными черными, как смоль, волосами, другая – с янтарными. Неужели это они? - не верил своим глазам Федька. Позади них, распушив рыжие усы, уже без гипса на руке ковылял на костылях Вадик.
 - Ну что, едем? - спросил он у Федора.
Федька встал со скамейки:
 - Конечно, едем, - и шутливо подставил девчонкам свои локотки.
 - Ой, как приятно, - заверещали они.
 - Ну, такого блаженства я не испытывал никогда в жизни, - смеялся Федька, ведя девчонок под ручки.
Действительно, Федька радовался как десятиклассник. Ему хотелось бежать вприпрыжку и что-нибудь кричать.
 - Не торопитесь, я ведь не успеваю за вами, - взмолился Вадик.
 - Иди, - сказала ему Галка, - пока мы такси поймаем, ты как раз доковыляешь.
Вот и дорога.
 - Ну, что, - шутил Федька, - это делается так.
Он величественно поднял руку, как шлагбаум, и проезжавшая мимо «шестерка» с визгом тормознула возле них. Федька открыл дверь и спросил:
 - Шеф, до Минвод подбросишь?
 - А куда именно?
 - До храма центрального надо.
 - Пятак устроит?
 - Устроит, - улыбнулся Федька. - Ну, раненые, вперед, - показал Вадиму на переднее сидение.
Вадик гордо выпрямился и съязвил:
 - Раненые вперед, казначеи сзади.
Компания дружно погрузилась в маленькую «шестерку», и машина помчалась вперед. Солнце нещадно пекло, и через открытую форточку струями врывался горячий, как кипяток, воздух. Проехав несколько горок, они наконец выехали из Пятигорска и погнали по равнине в сторону Минвод. Мелькнул указатель «Железноводск».
 - В Железноводске, - сказал Вадим, - прекрасный курорт и пиво дешевое. Я там прошлый год отдыхал.
 - От чего? - ехидно спросила Галка.
«Действительно, - подумал про себя Федька, - отчего может устать райкомовец? От авторучки и халявной водяры? Ну, ладно, это его проблемы. Но то, что он мне не нравится, это факт». Федька жадно вглядывался в южные пейзажи: пшеничные поля, сады, гуси, утки, бараны на выгоне. Так, молча, доехали до Минвод. В отличие от Пятигорска город располагался на равнине и своими домами и улицами больше напоминал обычный российский город.
 - Ну, вот и наш центральный храм, - услужливо пояснил таксист.
Федька отдал пять рублей, и они дружно высыпали из машины.
 - Ну что, грешницы, - спросил девушек Федька, - готовы ли вы покаяться в грехах своих?
 - Готовы, - почти хором ответили они.
 - А если так, то вперед, - скомандовал Федька.
 - А я принципиально к попам не пойду, - заявил «рыжий».
 - Твое дело.
 - Тогда я тут прогуляюсь, и через полчаса встретимся.
 - Идет, до встречи.
Девчонки надели на головы платки и, перекрестившись перед вратами храма, вошли внутрь. Идя по церковным асфальтированным дорожкам к храму, все примолкли и лишь озирались по сторонам. Да, тут был порядок: отбеленные бордюры, ровные ряды цветников, ухоженная с крупными плодами яблоня. Они вошли в церковь.
 - Что вам, братья и сестры? - спросила их женщина в черном.
 - Да вот, свечки хотели купить и поставить во славу Божью, - ответила ей Марина.
 - А вот здесь, - служительница подвела их к стеклянному окошку церковного киоска.
Федька купил всем по три свечи, затем, подумав, взял ещё одну.
 - Поставим от раба Божьего Вадима, может Господь все-таки вразумит его и приведет на покаяние в храм православный. А то так в безверии и помрет.
Федя, посмотрев на Маринку, спросил:
 - Ты хоть знаешь, куда ставить-то?
 - Нет, - ответила она.
 - Я тоже не знаю. Давай спросим.
 - Угу, - закивала она головой.
 - Матушка, мы в первый раз в храме, - сказал Федор, - объясните, куда нам поставить свечи.
Матушка доброжелательно посмотрела на них и сказала:
 - Молодцы, что пришли к Господу нашему. Вот, возьмите, - она подала всем по картонке, на которой была напечатана молитва «Отче Наш», - сначала помолитесь вот здесь и прочитайте эту молитву, по свечке зажгите, потом помолитесь с левой стороны Богородице.
 - А за упокой? - спросила Галка.
 - За упокой вот здесь, - указала матушка место слева от входа, - там и молитва есть.
 - Спасибо.
 - Молитесь, - ответила она, - молитесь, и Господь услышит и поможет вам.
Она отошла в сторонку. Федя раздал девушкам свечи, а сам стал внимательно разглядывать иконы с ликами святых. Федор перекрестился, на душе у него стало необыкновенно спокойно и умиротворенно. Заметив, что у центральной иконы никого нет, он подошел к ней, зажег свечу и начал читать «Отче Наш».
Потом помолился Богородице и, перекрестившись, поставил ей свечку. Не забыл и за упокой души умерших родственников поставить. Молитва была написана на листке, прикрепленном к стене, оставалось только прочитать ее и вставить имена усопших. Произнеся последнее слово молитвы: «Аминь», Федя пошел к выходу. Возле урны «Пожертвование на храм» остановился, достал из кармана двадцать пять рублей и бережно опустил их. Обернувшись, он ещё раз перекрестился и вышел во двор храма. Девчонок ещё не было. Возле галереи, ближе к выходу, стояла свежевыкрашенная скамейка. Федька присел на нее. Сквозь резную чугунную ограду было видно, как нервно взад-вперед ходит Вадик. Встретившись с ним взглядом, Федька махнул ему: заходи. Тот отрицательно помотал головой:
 - Не, лучше ты иди сюда.
Федя кивнул в сторону храма, мол, девчонки выйдут, и пойдем.
Вот и Галка с Маринкой. Федя встал им навстречу и сказал:
 - Там «рыжий» на улице взад-вперед ходит, как бы не лопнул от злости.
Когда они оказались на улице, Федя ещё раз перекрестился и, глядя на храм, добавил:
 - Ну, самое главное в этой поездке на Кавказ, что я посетил храм Господний.
 - Дураки, - презрительно скривился Вадик, - верят попам, а те невесть что наговорят. Вон после революции люди пнули их, и правильно сделали.
И он демонстративно пошел вперед, нелепо ковыляя и стукая себя по ноге пакетом с покупками. «Подарки, видно, жене да детишкам купил, - подумал Федька, - а девчонкам хоть бы по шоколадке дал. Атеист хренов».
 - Ну что, Вадик, поехали на рынок, купим всяких вкусностей на вечер?
 - А мне что, поехали, - ответил он.
Федька поднял руку, и черная «Волга» с шашечками остановилась возле них.
 - До центрального рынка, - попросил Федька.
 - Два рубля, - ответил водитель.
 - Поехали.
Федька опять показал Вадиму на первое сиденье, а сам с девчонками плюхнулся назад.
 - Неплохо ты устроился, - подколол его Вадик.
 - Ну и тебе не так уж плохо.
Тем временем машина доехала до перекрестка, свернула влево, и через триста метров показался рынок. Остановившись у рынка, водитель обернулся к Федьке.
«Ах ты, шельмец, заулыбался про себя Федька, - тут по счетчику всего копеек тридцать. Ну, ладно, бери с барского плеча, мы сегодня гуляем».
 - Ну, девчонки, вперед, - и все двинулись к центральному входу. Перед входом Вадик остановился и, повернувшись ко всем, сказал:
 - Если потеряемся, то встречаемся вот здесь, у ворот. Мне, если честно, есть не хочется, а вот свои дела сделать надо.
 - Ну, ладно, - сказала Галя, - мы сами все купим.
Южный рынок есть южный рынок, он поражает покупателя сказочным изобилием, дурманящими запахами, изобретательностью и остроумием продавцов, с легкостью превращающих торговлю в захватывающее действо.
 - Девчонки, давайте приправ наберем. Так, товарищ, - обратился Федька к узбеку, - для борща три кулечка, только подпиши.
 - Покупайте, - обрадовался тот, - не пожалеете. Хороший приправа, борщ сваришь, друга позовешь. Во будет! – и он поднял большой палец кверху.
 - Ты нам не хвали, и так видим, - оборвал его Федька. - Так, - передавая кулечки девчонкам, продолжал Федька. - Теперь три - для харчо и три - для ухи. Для начала хватит.
Узбек аккуратно сделал кулечки, отдал их Федору и, подумав, сказал:
 - Пять рублев.
 - Четыре, - возразил Федька.
Тот радостно закивал головой.
Походив по рядам, они накупили всякой всячины, и Федька скомандовал:
 - Ну, все, вперед, на встречу с «рыжим».
Они двинулись к выходу. Проходя мимо висящих на перекладине маечек и блузочек, Маринка замедлила шаг и стала разглядывать одну из них. Федька поставил свои пакеты и спросил:
 - Нравится?
 - Ага, - кивнула она головой.
 - Ну-ка возьми, примерь, - и, повернувшись к Галке, шепнул, - давай и ты выбирай.
Девчонки с азартом взялись за дело, а Федька просто стоял и наслаждался жарким летом, солнцем, людской толчеей. Здорово!
Девчонки между тем выбрали себе обновки.
 - Сколько? - сурово спросил продавца Федька.
Сразу поняв, что с такого баса много не попросишь, продавец тут же в уме сбросил пятерочку и объявил:
 - Девятнадцать.
 - Это дело, - удовлетворенно хмыкнул Федька и отсчитал деньги.
Девчонки обняли Федю с двух сторон и расцеловали в обе щеки.
 - Спасибо тебе, Федечка, за все. Мы тебя будем долго помнить.
 - Ага, - улыбнулся Федька и стал глазами выискивать в толпе Вадика.
 - Ну, где он? - спрашивала Маринка.
 - Как где, - подхватила Галка, - подарки жене выбирает и наверняка с нами на халяву харчо есть собирается.
 - Действительно, - поддакнул Федька, - полчаса уже стоим. Ладно, подождем ещё немного.
Вдруг из толпы появился Витька, который работал в санатории охранником.
 - О! - обрадовался он, - ну, как рынок, купили себе чего-нибудь?
И увидев пакеты с товарами, заулыбался ещё больше:
 - Молодцы! А чего стоите-то?
 - Да вот Вадика ждем, в гипсе который, - пояснил Федька, - уже минут сорок как должен появиться, а его все нет.
 - Да и не появится, - уверенно заявил Витька, - набрал покупок жинке да дитям и уехал в санаторий. А вы куда?
 - Да вот хотим зайти куда-нибудь, харчо отведать.
 - О, я знаю, где один армянин вкусно делает. Берете в компанию?
Все хором ответили:
 - Берем!
 - Ну, тогда тут недалеко.
Витька взял один пакет у Федьки, и все двинулись в кафе «Эльбрус».
 - Вот сюда.
В кафе уютно жужжал советский кондиционер, создавая спасительную прохладу.
Подошла официантка.
 - Нам по харчо, по большой порции.
 - Хорошо, - сказала она, записав заказ. - А пиво будете?
Девчонки отказались.
 - Ну, а мы по кружечке перед харчо выпьем.
Минут через двадцать заказ был готов.
 - А это от директора, - сказала она, - денег не надо.
 - Ну, давайте, - поднял кружку Витька, - за ваш удачный отдых, чтоб здоровья набрались, и домой с настроением поехали.
Мужчины чокнулись и выпили.
 - Директор этого кафе, армянин, - начал свой рассказ Витька, - так вот, из-за чего, ты думаешь, он нас угостил? Ты знаешь, у здешних армян, чтоб они такой подарок сделали, нужно суперуважение иметь в городе.
Федька пожал плечами.
 - Так вот, я тогда в ОБХСС работал, - продолжил свой рассказ Витька, - а он директором столовой возле площади на железнодорожном вокзале. Ну и попал он мне в поле зрения: «Волгу» купил, одеваться стал круто, дом строить. Ну, я, значит, давай наблюдать за ним, круг интересов и прочее. И в конце концов вычислил, откуда у него денежный ручеек появился. Звоню ему: «Слышь, Сурен, надо поговорить». «О чем?» - спрашивает. «Да знаешь, о чем - говорю я ему. - Так давай, в два часа дня на площади. По крайней мере, там уютней беседовать, чем в моем кабинете». «Да, да, да», - радостно согласился он. Ну, вот в два часа встречаемся мы с ним между вокзалом и столовой. Я ему все прямо в лоб выкладываю и смотрю ему в глаза. Он опешил, напрягся, затем расслабился и, что вы думаете? - многозначительно спросил Витька, отпив из своей кружки.
Федька опять недоуменно пожал плечами: не знаю, мол.
 - Так вот, - продолжал он и тихо произнес Витька. - Вот взял и с полным треском в штаны наложил. Так вот, я не про это хотел рассказать, а просто объяснить, что угостил он нас вовсе не из-за того, что нас уважает или боится. Нет, товарищи, он меня не боится сейчас и не уважает.
 - Тогда что? - переспросила в нетерпении Галка.
 - А очень просто. Угощает, чтобы я эту историю никому не рассказывал, - и хитро улыбнувшись, ещё раз чокнулся с Федькой и допил пиво. - Ну что, примемся за харчо?
 - Ага, - согласился Федька, которому не терпелось отведать любимое блюдо.
 - Да, харчо настоящее: и острое, и душистое, и наваристое, - похвалил Федька,
Все молча согласились, наслаждаясь вкусом.
 - Ух, хорошо-то как, - сказал Федька, доев харчо и откинувшись на спинку стула.
 - Да, что-что, а харчо он делать умеет, - согласился Витька.
 - Ой, а я не могу осилить, - простонала Маринка.
 - Ну, ничего, большой беды нет, - сказал Федька.
За окном уже вечерело.
 - Ну что, девчонки на сегодня программа выполнена. Надо ехать в санаторий.
 - Подождите, я вас на такси посажу, - вызвался Витька.
Задвинув стулья, они встали и вышли на улицу. С наступлением вечера прохладнее, увы, не стало - нагретые за день стены домов и асфальт продолжали источать жар.
Вот и такси. Через полчаса они были у ворот санатория.
 - Ну, девчонки, вот мы дома.
Не спеша, с сумками в руках, двинулись они в свои апартаменты. Явно любуясь собой, Федька с шутками и анекдотами шагал по кавказской земле. Жизнь его была прекрасна и удивительна. Вечер прошел, как в сказке. Отдохнув после поездки, девчонки накрыли в кафе столик из тех продуктов, которые они купили в городе. Федька поставил на стол вино, и они отлично посидели, вспоминая истории из своего детства, делясь своими планами. Девчонки жаловались на мужей и даже рассказали о своих любовниках.
 - А у меня вот нет любовницы, и не было никогда, - заявил Федька. - Если честно, мне кроме моей Клавки, никого и не надо. Скажу даже больше, - горячился он, - пробовал изменить, да не могу.
 - Правильно, - поддакнула Галка.
Марина же молча глядела куда-то в темноту.
 - Странно, - подумал вслух Федька, - а где же мой земляк, Вадик-то?
 - Как где? - сказала Галка. - Буженины набрал в городе, да ест ее у себя в номере. По нему же видно. ещё в женихи метит.
 - Да, - согласился с ней Федька, - лётчиком бы он не стал. Есть такие молодцы, которые не могут переступить через себя, через свой страх, свои комплексы и сосредоточиться на главном, четко и грамотно сделать дело. И тогда ты герой. Приходят к нам из училищ такие как он, но надолго не задерживаются. Их место, как правило, - комсомол, райком да торговые базы. В общем, можно с уверенностью сказать: они востребованы жизнью. Так что рано мы начали его жалеть.
 - Да, - согласилась Галка, - у нас главврач такой же. Даже похожи чем-то, оба рыжие. Нормальных врачей, хирургов, выживает, а на их место своих ставит, по три ставки им платит, а они операции делают плохо. Больных жалко.
Было уже далеко за полночь. Дружная компания, сидя за пластмассовым столиком, все болтала и болтала, забыв про сон и про то, что завтра с утра процедуры. Неожиданно в темноте аллей появилось сначала белое пятно, затем человеческий силуэт, который медленно надвигался на сидящих в летнем санаторном кафе.
 - Вадик?! - удивленно и радостно воскликнула Маринка.
 - Точно, Вадик, - завороженно подтвердила Галка.
И, правда, в надвигающемся силуэте легко узнавался Вадик с кукишами в карманах. Правда, в его облике не осталось ничего от солидного инструктора райкома. В эту минуту он больше походил на жалкого бродягу: белая рубашка изорвана, облеплена шишками лопуха, вместо костыля какая-то палка, левый глаз заплыл.
Вадик плюхнулся на стул, налил без спроса в стакан вина, выпил его и тут же зарыдал, как рыдают маленькие дети, урывками пытаясь рассказать, что с ним произошло. Все, видя, что он цел и невредим, безмолвно сидели, ожидая, когда он справится с собой и расскажет все по порядку. Собравшись с силами, Вадик встал, повернулся ко всем спиной и вымолвил:
 - Вот, смотрите, бандиты карман вырезали. Деньги украли, а меня убить хотели.
Действительно, правый задний карман его джинсов тверского производства был надрезан сверху вниз.
 - Сколько украли-то? - спросил Федька.
 - Двести тридцать пять, - всхлипнув, сказал Вадик.
Было видно, что он находится в шоке, и вся компания, не сговариваясь, стала думать, как вывести его из этого состояния. А Вадика словно прорвало:
 - Я его опознал в толпе. Здоровый такой, небритый, белая кепка на нем, тряпичная. Я оглянулся, ни одного милиционера рядом нет, а потом смотрю, ещё двое небритых за мной следят. Я к выходу - они за мной, пасут. Я между рядами, потом раз, за грузовую машину - и на улицу. Оторвался, короче. Иду по улице, слышу, машина едет. Я в калитку чью-то зашел и наблюдаю. В «Волге» не тот, который карман мне подрезал, а те двое небритых, меня ищут. Я выждал, когда они скрылись, и опять на улицу, от дома к дому. Денег-то нет, да и все таксисты между собой повязаны.
Вадик то рассказывал свою историю, то умолкал.
 - Эх, - неожиданно прорвалось у него, - вечерний сарафан жене увидел. Малиновый бархат. Почти купил, но деньги украли.
 - Да, - промычал Федя, - не может человечество извести эту древнюю профессию: вор-карманник. C сибирской язвой справились, с чумой, с оспой. Летать научились. А с ними - нет. На Марс переедем, и они за нами.
 - Как я домой-то поеду без подарков? Платье жене в самый раз было бы, - продолжал гнусавить Вадим.
 - Вот, что, - сказал ему Федька, - я денег-то с собой в избытке взял. Давай я тебе рублей двести займу
 - Ага, займу, - промычал «рыжий», - потом же отдавать надо.
 - Ну и отдашь, - Федька полез в свой карман и положил на стол четыре полтинника.
Вадик молча взял деньги.
 - Федя, адрес мне дашь завтра.
«Рыжий» встал и, ни с кем не прощаясь, понуро поковылял к себе в номер. Вроде бы ничего особенного не произошло, с кем не бывает, в принципе никого этот случай не ошеломил. Просто для этой компании Вадик как личность перестал существовать.
 - Ну что, милые мои, будем разбредаться по номерам? - зевнув, предложил Федька.
 - Да, пора, - тоже зевнув, поддержала его Галка.
Следующий день в санатории ничем не отличался от предыдущего: та же ходьба по этажам и кабинетам, те же процедуры. Возвращаясь в свой номер после процедур, Федька неожиданно увидел на лавке знакомое лицо.
 - Ух, ты! Маркелыч, что ли? Сейчас я его напугаю, - подумал вслух Федька и стал на цыпочках подкрадываться к сидящему.
Когда осталось метра три, человек обернулся, и стало ясно, что это не Маркелыч. Тот, так же, как и Федька, трудился в авиации - был мотористом в аэропорту. Ну и, естественно, как и все русские нормальные мотористы, был не равнодушен к зеленому змию. Фантазия у него была богатая…

В шестидесятые годы начал бурно осваиваться Крайний Север. Авиация по значимости вышла на первое место. Бывало, идут с утра геологи на вертолёт со своими рюкзаками и мешками, а летную погоду иногда по целой неделе ждут. Кроме как на вертолёте, добраться им было не на чем. Вот тут Маркелыч-то и был королем. Наденет фуражку пилотную, и к вертолёту. Обойдет его важно, сядет в кабину.
 - Ну что, ребята, - скажет он геологам, - через часок полётим.
 - Надо, надо, - закивают они.
Зная пагубную привычку геологов к тому, что покрепче, он бил в десятку.
 - Что понурые сидим, может, отправим авиатехника за горилкой, скинемся?
Ну, лётчик был у них авторитет. Тут же все скидывались, и Маркелыч уходил с добычей, только его и видели. Но потом стал делать это осторожнее. Соберет денежки с геологов и наблюдает за вертолётом из-за угла: так, экипаж пришел, геологи нервно топчутся возле вертолёта, ждут гонца, то есть его. А он все глядит: вот экипаж загнал их внутрь, и вертолёт стал запускаться. У Маркелыча нервы в порядке, он ждет с зажатыми в руках «пузырями». Вот вертолёт запустился, командир уже взял шаг газ, и в этот момент из-за угла с криком «Я купил, я купил!» выбегает Маркелыч. Но вертолёт, подняв в небо клубы пыли, увозит в своем чреве так и не опохмелившихся завоевателей Севера.
«Пойду, отдохну. Да, наверное, пора домой, коль земляки стали мерещиться, - подумал Федька. - И опять: номер, диван, сон. Ну что ж, как говорит врач, лучшее лекарство - это сон. Опять же дома-то я что расскажу, что приехал на Кавказ и не выходил из спячки? Лучше пойду на воздух. За санаторием деревенька имеется, прогуляюсь по ней. Посмотрю, как люди на юге живут».
Федор развернулся и, подставляя лицо палящему солнцу, направился в деревеньку. «Хорошо тут все-таки, ни комаров тебе, ни мошек, ни дождя, ни грязи, хотя наша северная природа ничуть не хуже. Тут как-то все ненатурально выглядит. А у нас кедры косматые да ели. И листвянки в небо втыкаются». За поворотом виднелись заросли высокой осоки. «Ага, водоем небольшой», - сообразил Федя.
Это на самом деле было небольшое озеро, и вода в нем прозрачная как слеза. Остановившись, Федька любовался им. Соскучившись по водным просторам Оби, Федька решил искупаться. Он тут же снял с себя рубашку и шагнул к берегу. Вдруг под ногой что-то зашевелилось, зашипело, и в воду стрелой плюхнулась черная змея. Сердце у Федьки бешено заколотилось. «Нет уж, пусть тут пятигорцы купаются, а я так погуляю», - подумал Федька.
От испуга ноги у него ещё дрожали, но Федька упрямо шагал к деревне. Вот и первые дома, стайки гусей и уток прогуливались тут и там. Важный серый гусак стоял посередине дороги, и по его боевому настрою угадывалось, что уступать пришельцу дорогу он не собирается. «Эх, ты, твое счастье, что нет на ваши шеи северных собак. Что б тут было», - подумал Федька. Улыбаясь, Федька любовался этим птичьим царством. Неожиданно кто-то сзади больно ущипнул его за ногу. Да так больно, что Федька аж подпрыгнул на месте. Оглянувшись, он увидел улепетывающего восвояси гуся. «Да вы ещё тут и борзые», - засмеялся про себя Федька.

Как-то на Севере Федька прилетел с базировки из Медвежьего. Сосед его, Сережка, любовно приколачивал последние деревянные планки к просторному вольеру.
 - Кого держать-то собрался? - спросил его Федька.
Тот гордо выпрямился и, прищурив глаз, ответил:
 - Кур!
 - Ух, ты! - изумился Федька, - а ты не боишься, что собаки их подавят?
 - Да ты что? - возразил сосед, - смотри, какой я им замок построил. К ним не то что собаке, но и человеку не проникнуть. Да и окна напротив. Зато Федя, смотри, просыпаешься утречком с похмелья, берешь крупы и выходишь в трусах во двор. Открываешь вольер и: «Цып, цып, цып». А тебя с похмелья мутит, настроение дрянь. А тут вот оно, наслаждение. Заходишь к несушкам, берешь пару яиц, делаешь дырочку и пьешь свежачок. Одно, другое. А курочки клюют и клюют зернышки. Да спасибо тебе говорят. Ты говоришь с ними, а они в ответ тебе: «Ко, ко, ко». Вот так, Федя.
 - Да, - согласился Федька с его доводами, - молодец! Позовешь на первые яйца?
 - Конечно, - обрадовался Серега, - обмоем, как полагается.
Прошло с полмесяца. И вот как-то ранним утром Федька услышал петушиный крик. «Вот так Серега, молодец! Добился все-таки своего. Зайду-ка я сегодня к нему».
И вот вечерком Федька открыл калитку Сережиного дома и зашел во двор.
 - Ну, Серега, - сказал он ему, - обескуражил ты своим нововведением весь Крайний Север.
 - Что сделаешь, Федя, надо же кому-то быть первым. Вот я и оказался им. Через недельку, думаю, и яичками свеженькими побалуемся. Садись, сейчас концерт услышишь.
Федя послушно кивнул головой и присел на крыльцо. Арчик, охотничья лайка, соболятница, юлой крутилась на привязи, вожделенно глядя на вольер, в котором чинно прогуливался красавец петух с ало-красным гребнем и десяток куриц. Серега подошел к своему псу и сказал:
 - Смотри, какой у него охотничий азарт, - и отвязал Арчика с привязи.
Как пружина, оторвавшись от земли, Арчик, видя перед собой живых кур, которых надо мгновенно уничтожить, с бешеной скоростью летел к вольеру. И если его глаза видели кур, то железную вольерную сетку они не замечали. И как результат, пес с грохотом ударился об нее. Повисев с долю секунды, Арчик упал. Немного отдышавшись, он снова отошел на исходную позицию. Федька и хозяин, сидя на крыльце, еле сдерживали смех. Арчик же лежал на земле, неотрывно наблюдая за суетой в вольере и проглатывая слюни. И когда он, окончательно потеряв терпение, соскочил и повторил тот же трюк с ударом, Серега, еле сдерживаясь от смеха, сказал Федьке:
 - Вчера раз десять так шваркнулся, пока я его не привязал. Боюсь, как бы шею не сломал. И не объяснишь ведь ему, что куры-то свои. Пойду, привяжу, может, привыкнет.
 - Ну, ладно, Серега, пока. Я пойду, - сказал Федька.
«Да, - думал Федор про себя, - молодец он все-таки, взял и завел курочек. Теперь вон благодать-то какая. Яички круглый год свежие. Никакого тебе сальмонеллеза или ещё чего-нибудь. На новый год взял, общипал одну, и мясо свое». С такими мыслями Федька и уснул. Спал он как убитый, проснулся от собачьего лая, который слышался со стороны Серегиного дома. Федька быстро соскочил, надел трико - и на улицу. Действительно, истошный собачий вой исходил из Серегиного дома. Федька двинул туда. Перед калиткой слышался сиплый голос Сереги:
 - Козел! Убью, сука!
Зайдя в калитку, Федька увидел, как сосед ногами бьет своего верного пса, а в вольере валяются задавленные куры.
Федька присел на крыльцо и, едва сдерживая смех, наблюдал за расправой. Немного поостыв, Серега заметил соседа. Открыв дверь вольера, он дал напоследок хорошего пинка своему верному псу. Арчик, словно ожидая этого, пулей вылетел из вольера и скрылся.
- Да как он проник-то туда? - удивился Федька.
 - Да как, как. Я его на ночь отпустил, вдруг другие собаки залезут к курам, так чтоб охрана была. А он, змей, смотри, что сделал.
Серега отогнул вольер снизу:
- Подкопал и залез снизу, всех кур передавил. Сложил их в кучку, как на охоте уток, и лежит там, как хозяин, меня поджидает. Ну, сука… Ну, сука, - то и дело срывалось у него.
Едва сдерживая улыбку, Федька тут же возразил ему:
 - А ведь не виноват он. Ведь по его уму, он задавил кур на благо хозяина.
 - Да я ему задавлю, блин, на благо! - взъярился Серега.
 - Ну, теперь что, ещё покупать будешь?
 - Не знаю, - чуть не плача ответил Серега и сел на крылечко.
 - Ладно, Серега, не переживай. Пойду на работу собираться. Сегодня как раз явочный день, - и Федька направился к выходу.
 - Подожди, - окликнул его сосед, - возьми пару штук.
Немного подумав, Федька оглянулся и согласился:
 - Клавка выходная сегодня, вот и займется.

«Да, братцы гуси и петухи, курицы и несушки. Вот бы сейчас сюда пару Арчиков с Севера запустить, и через пару часиков в деревне бы тишина была. Но с вами тоже хорошо, красотища-то какая! - Федька вздохнул полной грудью, потянулся. - Хорошо, особенно когда не пьешь. Не умею я это делать. Когда молодой был, водка не нравилась. А чему нравиться-то: горькая, вонючая. А сейчас-то ведь и вкус нравится. Иной раз выпьешь, и не закусываешь, чтоб подольше ее на языке ощущать. Смакуешь, и тянет ещё выпить». Тут же Федька поймал себя на мысли, что сейчас бы бахнул граненый стакан водки, и соком томатным запил. Федька решительно отогнал эти мысли: «Ну, их!» Зашагал дальше. Через заборы свешивались ветви яблонь. Федька приостановился у одной из них.
 - Красиво, - сказал он прохожему.
 - Ага, - согласился тот, - нынче урожай на них. А ты откуда?
 - С Севера.
 - А что растет у вас там?
Федька улыбнулся и ответил:
 - Зато шишки кедровые у нас есть, а здесь нет.
 - Слышать, слышал, а не пробовал, - поддакнул тот.
 - Ну, как живется вам тут?
 - Да как, - ответил тот, - живем, да и живем, вот только гроши маленькие платят.
 - Вот сколько ты зарабатываешь? - спросил у него Федька.
Тот выпрямился, посмотрел ему в глаза и горько ответил:
 - Восемнадцать рублей и все, хоть ты умри.
 - Да, маловато, - согласился Федька.
Мимо проходила какая-то очень старая женщина, ноги у нее уже не сгибались, и она делала маленькие-маленькие шажки. Было ощущение, что она сейчас куда-то дойдет и там преставится. Но поразило Федьку не это. Поразил ее радостный, куда-то вверх устремленный взгляд и счастливая улыбка на лице. Федька подумал про себя: «Не это ли философия жизни? Неужели все возрасты прекрасны? И в такой дряхлости люди тоже счастливы? Смотри, какая уверенная и строгая старушка».
 - А что на эти деньги сделаешь? Да ничего, - продолжал сетовать мужичок, - хату новую не построишь, машину не купишь.
 - Зато тут у вас живность: и утки, и гуси, и куры, и овечки.
 - Да, что есть, то есть, все бесплатно. Что я, зерна для них не украду или кукурузы с совхозных полей? Украду. Лишнего не надо, а сколько надо, возьму. Так-то все тут есть. Земля богатая, можно и больше живности держать. Да не дают. Сразу ОБХСС: где комбикорм взял? Сколько скотины держишь? Покажи справки. А где справки? Ни у кого нет, все воруют. Вот и живем так.
 - А что, нормально живете, - стал разделывать его Федька, - комары вас не кусают, радикулит и простатит вы не зарабатываете. Зима у вас два месяца, а у нас восемь.
Разговор явно не клеился, но Федька не отступал и продолжал задавать вопросы:
 - Народ-то как? Сильно пьет?
- А ты знаешь, есть такие. Но так-то нет, народ у нас работящий.
Постояв ещё немного, Федька попрощался с мужиком и пошел обратно. Разговор этот укрепил его позицию в собственных глазах. «Как так, я получаю тысячу в месяц, могу себе позволить и загулять, и деньги на ветер пустить, а у них что за жизнь? Восемьдесят рублей в год, от зари до зари на полях, потом хозяйство дома. Ни курортов тебе, ни санаториев. Неужели они не понимают, как они несчастны? Опять же по нему не видно, что он обделенный, взгляд у него уверенный. А вот я боюсь, что сегодня или завтра опять нажрусь. А что ему? Ему б мои деньги, он вообще бы ни с кем здороваться не стал», - грустно размышлял Федька.

Все было как обычно. Шестой лётный день, дальше, по саннорме, выходной. На Севере никто ни на что не жалуется. Все действуют по принципу: назвался груздем - полезай в кузов. Вот и тут. Заполярный город, мороз под сорок. Авиатехники с шести утра на вертолётных стоянках, готовят борты к вылету. И никого не волнует, каково им откручивать гайки на холоде. Они авиатехники, и это их работа. Подготовил вертолёт к полёту, выпустил его и жди, когда он снова прилетит, и опять работа.
Федькин вертолёт в тот день стоял в наряде по заполярному совхозу «Займорацкий». Для заказчика задача простая: туда - продукты, оттуда - рыбу. Место было не ближнее, на речке, которая впадает в Байдарацкую губу. А Байдарацкая губа - это уже Северный Ледовитый Океан.
Сложно выполнять полёты в северных широтах. Во-первых, короткий световой день, во-вторых, отсутствие каких-либо ориентировок - белая безмолвная тундра и такое же белое небо.
 - Постарайся найти сразу, - умолял Федьку заказчик, - водочку закинуть им надо, Новый год ведь через неделю.
 - Ладно, попробуем сразу выйти на них, - буркнул Федька и, пройдя все предполётные формальности, зашагал к вертолёту.
«Ну, - мысленно обратился он к вертолёту, - как ты, друг, себя поведешь? Ведь сегодня черт знает куда полётим, хотя где наша не пропадала, выдюжим».
Авиатехники между тем заканчивали подготовку вертолёта, грузчики закидывали в вертолёт последние коробки. Неожиданно одна из коробок рассыпалась, и на стоянку посыпались грохотки с яйцами.
 - Странно, а почему яйца не бьются? - Федька взял одно яйцо и бросил его на бетонную плиту.
Яйцо ударилось об нее и покатилось.
 - Да, - покачал головой Федька, - ну и товар.
 - Все, - крикнул грузчик водителю машины, - отъезжай!
 - Ну, как, - спросил Федька инженера.
 - Все в норме, можешь ехать.
Федька внимательно осмотрел вертолёт, обойдя его два раза и убедившись, что все в порядке. Уже сидя в кабине на своем командирском кресле, он обратился ко второму пилоту:
 - Ну что, Аркаша, давай-ка ещё разок глянем, посчитаем, как лучше лететь.
Тот положил карту на планшет и придвинулся к Федьке.
 - Так, - рассуждал Федька, - до фактории «Новая» триста сорок километров. Это два часа туда и столько же обратно. Там у нас на круги и на все про все ещё минут двадцать. А теперь посмотрим, где последний ориентир, после которого белая тундра. Ага, если идти напрямую, то через восемьдесят километров ориентиров нет. Так, рассмотрим самый ближайший до факторий. Вот вершина речки Симиюган, от нее до факторий девяносто километров.
 - Ага, - кивнул головой Аркаша, - но на шестьдесят километров дальше плечо получается.
 - Итак, - решил Федька , - если идем напрямую, то можем не найти эту точку, и мужиков оставим без водки и без продуктов. А если идем через вершину Симиюгана, то находим ее без проблем. Ну и хрен с ним, с этим временем. Все, запускаемся, - скомандовал он.
Бортмеханик занял свое место в кабине. Все-таки здорово ощущать мощь ревущей машины, особенно когда она подвластна тебе. Взметнув клуб снежного вихря, вертолёт поднялся вверх и как бы нехотя стал разгоняться вперед. Набрав высоту, взял курс на факторию «Новая». Это поселение из пяти домов, в одном из которых - метеостанция. Есть ещё вырытый в мерзлой земле ледник, где хранится добытая ещё летом рыба. Задачами фактории были лов рыбы, заготовка мяса, прием пушнины у местного населения.
Турбины вертолёта пели свою песню. Экипаж четко выполнял полёт. Аркаша, держа на коленях карту, визуально вел контроль. Вот и Симиюган. Аркаша показал ладонью курс вдоль реки, и вертолёт плавно повернул. Лес начинал редеть, по березовым колкам было понятно, что здесь течет речка.
 - Курс триста сорок от этого озера, - сказал Аркашка.
Это означало, что, летя этим курсом, ровно через двадцать минут вертолёт должен выйти на факторию «Новая». Больше никаких ориентиров, за которые можно зацепиться, нет. Впереди белая пустыня. Да и фактория зимой уходила под снег, оставляя наверху лишь антенны радиостанций, да метеоплощадку. А наличие жилья под снегом подтверждали норки, выходы.
Как сурки в норах живут, - всегда смеялся над ними Федька.
Так что, промахнись они чуть в сторону, факторию уже не найти. И, как правило, вертолёт делал два-три контрольных круга и уходил на базу.
 - Кстати, - крикнул Федьке Аркаша, - завтра у нас выходной, а послезавтра домой.
 - Хорошо, - кивнул Федька, - хоть в баньке попаримся. А сегодня можно будет водочкой спрыснуться.
Аркашка, вечный второй пилот, никогда не отказывался от доброй рюмки, и выпить мог много. Только в последнее время его стал тревожить геморрой. А геморрой - это боль, жжение, зуд. И сейчас в кабине Аркашка то и дело ерзал задом по сидению, успокаивая таким образом «брата», как ласково он его называл. Тем временем вертолёт летел, оглушая тундру своим ревом. Расстояние до фактории сокращалось.
 - Так, - насторожился Аркашка, - через пару километров должны выйти на точку.
Они всматривались в тундру, но фактории было не видать.
 - Проходим точку, - доложил второй.
Федька развернул машину вправо и пошел по касательной в виде полукруга назад.
 - Есть! - подпрыгнул бортмеханик, ткнув пальцем куда-то вперед.
Федька развернул машину в направлении, которое указал бортмеханик, и вот под брюхом вертолёта мелькнули антенны фактории.
 - Молодец! - похвалил его Федька, - глазастый. Ну что, доложим прибытие?
Федька набрал высоту, чтоб связаться по командной радиостанции, и доложил прибытие.
 - Верочик, борт 25202 прибыл на точку, стоянка сорок минут
 - Понял, - ответил диспетчер.
 - Верочик, - опять запросил диспетчера Федька, - борт 5202, подскажите прогноз погоды на ночь.
 - Прогноз погоды на ночь, - диктовал диспетчер, - высота облаков сто-двести метров, видимость тысяча.
 - Ну, что, - сказал экипажу Федька, - запасной аэродром у нас. На ночь погоды нет, значит, даем ночь. По саннорме у нас завтра выходной. Даем план на послезавтра.
Федька вновь связался с диспетчером. Дал ночь на фактории и план на послезавтра.
 - Ну что, придется нам спрыснуться сегодня здесь, в этих снежных казематах. Где-где, а вот в них ещё ни разу не ночевал.
Ярко-оранжевый вертолёт дал круг, и со стороны моря, вернее с Байдарацкой губы, стал заходить на обозначенную красными флажками вертолётную площадку. Наконец, раздув по сторонам снежный вихрь, он ткнулся колесами в площадку.
Неожиданно, как муравьи из муравейника, на поверхность стали выходить люди. ещё бы! Прилет вертолёта - это всегда событие. Ну, а бывалые прихватили с собой ведра, зная, что у экипажа всегда можно керосинчиком разжиться. А керосинчик авиационный - это и лампа с ярким пламенем, не то, что на солярке, и примус лучше работает. Федька открыл блистр кабины и спросил:
 - Ну, привет, мужики, кто у вас тут управляющий?
 - Я, - ответил здоровенный бородач.
 - Зайди к нам, - попросил его Федька.
 - Иду, - добродушно улыбнулся здоровяк и протянул свою лапищу сначала Федьке, потом остальным.
 - Сколько стоянка? - спросил здоровяк.
 - Сегодня и завтра, - ответил Федька, - найдешь нам комнату на экипаж?
 - Найдем, - улыбнулся тот.
 - И еще, - продолжал Федька, - у нас юбилей у экипажа. В счет того, что мы вас на Новый год без водки не оставили, ящик «Пшеничной» нам выделишь и ящик тушенки?
 - Выделим, - с той же неизменной добродушной улыбкой ответил управляющий.
 - Бортмеханик деловито бегал вокруг борта.
 - Аккумуляторы заносить будем? - спросил его Федя.
 - А как же, - ответил он, - выдели пару человек. Вертолёт чехлить будем.
 - Аркаша тем временем собрал в портфель всю документацию.
 - Ну что, тогда показывай нам апартаменты, - сказал Федька управляющему. - Сколько сегодня, - спросил он у какого-то очкарика.
Тот, свернув губы трубочкой, слегка выдул воздух.
 - Сорока нет.
 - А как ты определил? - поинтересовался Федька.
 - А вот так, когда дуешь слегка, и пар с шуршанием выходит, значит сорок есть, а если без шуршания - то нет.
 - Понятно, - улыбнулся Федька, - ну ты дуй пока, а мы сходим с твоим начальником и посмотрим, как вы живете тут.
И они двинулись за управляющим, одетым в огромный овчинный тулуп. Его черная борода была то ли в инее, то ли с проседью, а с лица не сходила улыбка.
 - Откуда сам? - спросил его Федька.
 - Ворошиловград.
 - И как тебя сюда занесло?
 - Да, как и всех, приехал на шабашку в Салехард, так тут и остался.
 - А домой часто ездишь?
 - Нет, - ответил он, - денег матери отправляю, а сам тут.
 - Женился, что ли?
 - Ага, - подтвердил тот, - на хантыйке.
 - Ну и как? - допытывался Федька.
 - Да как, рожает вот без перерыва хантыхолов мне.
 - Как это, хантыхолов?
 - Ну, как, я хохол, она хантыйка, вот и получается национальность новая - хантыхолы.
Управляющий рассказывал без тени иронии, а Федька едва сдерживая смех, шел за ним. Ну, вот и ход вниз. По ступенькам, вырезанным в снегу, они стали спускаться.
 - Как Брестская крепость, - пошутил Федька, увидев, как в снежном коридоре появились ответвления в другую сторону.
Вот и дверь. Зайдя в нее, Федя вдохнул теплый воздух. В помещении ярко горел свет. По аппаратуре было понятно, что это радиостанция.
 - Это наша связь с землей. По ней мы узнаем, что делается дома и в мире. Ну, а вы будете спать здесь. Это комната для гостей, - показал бородач комнатушку три на четыре, в которой стоял диван, а по бокам две кровати с перинами. Посередине уместился стол и четыре стула. «Наверное, три стула для гостей, а один для управляющего», - с ухмылкой подумал про себя Федька.
 - О! - воскликнул Федька. - Шикарно. Пойдет.
Здесь и не думалось, что помещение находится под толщей снега.
 - И тепло, и свежо, - согласился Федька, - теперь давай нам, начальник, ящик водочки обещанный и закусочку.
Управляющий в раздумье почесал пятерней бороду и ответил:
 - Хлеб печем, рыба, мясо всякое… яйца привезли.
 - Вот ведро яиц и неси, а рыба, мясо – они на любителя. Туалет покажи.
 - Пойдем, - все с той же улыбкой сказал управляющий.
В одной из отвилок был дощатый туалет.
 - Ну, а сюда выход, - показал Коля.
 - Пойду, борт посмотрю, - сказал Федя и вышел на улицу.
Бортмеханик заканчивал чехлить вертолёт.
 - Ну, все нормально?
 - Да, - ответил тот, - аккумуляторы уже в тепле.
 - Ну, а ты что? – укорил Федька его. – Аркашку давай в комнату, стол налаживать, есть пора.
Вдалеке показалась оленья упряжка, приближающаяся к фактории. Через некоторое время она остановилась возле Федьки. Ненец в малице привязал передового к нартам. Подошел к Федьке:
 - Водку привезли?
 - Да, привезли, - ответил Федька.
 - Ну, ладно, - сказал тот и пошел в факторию, видимо, искать управляющего.
Бортмеханик завершил работу.
 - Ну что, пойдем, посмотрим, что они нам на стол поставили? – сказал Федька, и они двинулись в свою комнату.
Посреди стола стояла сковорода с яичницей. На тарелке лежал большой кусок отварной оленины. Коробка с «Пшеничной» расположилась на тумбочке, а возле нее, на полу, - полное ведро белых яиц.
 - Да, получается у нас сегодня яичный день.
 - Ну, яичный так яичный. Давайте по сто грамм рванем, - предложил Аркаша. - Кстати, Колька, управляющий, обещал нельму на строганину принести.
 - Я сырую рыбу не ем, - ответил Федька.
 - А я ем, - сказал бортмеханик.
И почему-то Федьке загорелось вдруг тотчас выпить. Аж слюнки потекли. Он решительно подошел к коробке, достал оттуда «пузырь», оторвал за язычок пробку.
 - Ну, - сказал он, - что чешетесь? Яичница остынет, - и разлил поровну в три стакана. - Ну, давайте!
Все чокнулись. Федька большими глотками выпил свой стакан. Произнес, крякнув:
 - Всяк пьет, да не всяк крякает, - и сел на диван.
Мишка с Аркашкой забрякали вилками о сковороду, уплетая яичницу.
 - А ты что?
 - Пусть разойдется, - Федька с умилением погладил свой живот, - тогда и закусим.
Действительно, было здорово. Осознание того, что ты сидишь в тепле, что рядом есть мягкий диван, что никуда не надо идти, делало застолье прямо-таки домашним. Водка начинала обжигать желудок. Хмель теплом обволакивал голову.
 - Вот, теперь в пору и закусить.
Федька взял из ведра пару яиц, сделал дырочки, посыпал туда соль и со смаком выпил.
 - Да, знатная закусь… Природная, а значит, полезная, - заключил Федька. - Хорошо все-таки, ребята. В тишине посидим, попьем. Никто не мешает, не видит, благодать-то какая! Как они тут живут-то? Ты смог бы, например, с полгода так пожить, - спросил он Аркашку.
Аркашка, сам родом с теплого Кременчуга, засмеялся и ответил:
 - Конечно же, нет, ни за какие гроши. Я лучше домой уеду.
 - Ну, а ты, абориген? – посмотрел Федька на Мишу. Тоже, поди, не загонишь.
Мишка, улыбнувшись, ответил:
 - Если только весной на охоту, на гусей. Тут гусь прет валом.
 - Ну ладно, мы! Работаем, деньги большие получаем. Работа почетная, интересная.
 - Ну, вот, Федя, выгонят тебя из лётчиков, чем будешь заниматься? – спросил его Аркашка, - так в деревянной двухэтажке и будешь жить?
 - Да ну! – возмутился он, - вообще уеду с северов. Я что, дурак? Уеду или в Ставропольский край, или в Краснодарский. Ты знаешь, что там почти коммунизм наступил. В селах, например, представь: домишко у тебя, двор, банька, сад. Хозяйство опять же: овечки, куры, гуси, утки.
 - А корма? – возразил Мишка.
 - Тю, - сплюнул Федька, - бесплатно, ну или почти бесплатно. За магарыч. Выставил магарыч, тебе зерна КАМАЗ во двор высыпет. Да за магарыч тебе хоть что привезут.
 - Да это ж воровство!
 - А не воровство, Мишка, на государственных вертолётах за лосями летать или за гусями выбрасываться? А? А не воровство «зайцами» в Сочи в отпуск летать? Так вот и там. Только там это называется – магарыч. Это одна сторона, - продолжал Федька, - а сама жизнь? На Севере морозы, метели, комары, дожди, морось. А там тепло. Купайся все лето. Раки. Ну, рыба не такая, но ведь и ее там много. Эх.… ещё лет пять полётаю, и уеду. Уеду, к чертовой матери, с этого Севера. И все! Баста! Наливай, - кивнул он Мишке.
Неожиданно открылась дверь, и с огромной рыбиной в руках зашел управляющий:
 - Вот нельму на строганину вам принес.
Рыба была чуть меньше самого управляющего.
 - А как мы ее строгать-то будем? – спросил Аркашка. Ведь она мерзлая как камень.
С той же улыбкой на лице управляющий вытащил из-за пазухи деревянный рубанок.
 - Вот им. Давайте газету.
Он тут же положил нельму на пол и стал строгать громадную, как доску. Настрогав приличную кучку, Колька собрал ее в эмалированное блюдо и поставил на стол:
 - Ешьте. А ее я на мороз вынесу, чтоб не таяла.
 - Строганину люблю, - тут же с бутылкой в руках к столу подсел Мишка.
Аркашка, смеясь, тоже придвинулся:
 - А як хохол не любит строганину.
 - А я вот сырую рыбу не ем, - сказал Федька, - закушу яйцом. Вот что-что, а яйца я люблю, - и достав из ведра яйца, проделал в них дырки и пододвинул ко всем стаканам свой.
Мишка зубами стянул с горлышка пробку, разлил водку. В комнате опять появился улыбающийся Колька.
 - Садись, - показал ему на стул Федька.
Колька снял у порога шубу и сел со всеми за стол.
 - Водку будешь? – спросил Федька.
 - Нет, - ответил тот, - я вот лучше рыбки поем.
 - А мы будем, - вожделенно произнес Федька, взял свой стакан и, чокнувшись со всеми, выпил. – Ну, маленькие мои, - обратился он к заранее заготовленным яйцам и по очереди выпил их.
Остальные принялись за строганину. Что ни говори, а строганина – это особое блюдо, признанное царями. И не из каких-то рыб, а из муксуна и нельмы. Куда там до нее каким-то японским суши. Подождав, когда водочка уляжется, Федька спросил Колю:
 - Слышь, Коля, не надоело тебе тут, среди белых медведей жить?
 - Нет, - добродушно ответил он.
 - А уезжать пробовал?
 - Пробовал.
 - Ну и как?
 - Да как, - продолжал Колька, - неинтересно там. Жизнь как бы остановилась на месте, скучно. Пожил я у матери три месяца. Сижу на крылечке, курю, не знаю, куда себя деть. Слышу, что-то знакомое урчит. Ближе и ближе. Дивлюсь, вертолёт летит. Я проводил его взглядом и понял: все, не смогу больше так ни дня. Через пять дней - в Салехард, оттуда меня в Салемал, из Салемала в Педу, потом в Ниду. И вот досюда добрался, - улыбаясь, рассказывал он.
 - Ну, а дальше Коля, Новая Земля, да и островов много, - съязвил Федька.
 - Да, - произнес Аркашка, - а ты, однако, волк. Предлагаю выпить за тебя. Знатную ты закусь для нас сообразил, – и достал уже третий пузырь. – Кстати, хорошая водочка, и пьется хорошо, и кайф нормальный.
 - Хорошая, - согласился Федька.
Неожиданно дверь открылась, и вошел ненец в малице, с откинутым назад капюшоном. Глядя на сидящих черными глазенками, он молча топтался на месте.
- Это кто? – спросил у управляющего Мишка.
Коля добродушно посмотрел на всех и с гордостью произнес:
- Это Иван Ермолаевич, наш секретарь партячейки. Начальник здешней метеостанции.
 Тот, сделав паузу, произнес:
 - А кто начальник у вас?
 - Я, - ответил Федька.
 - Пойдем, надо говорить.
 - Ну, пойдем, - Федька встал и вышел вслед за ним.
Когда они оказались в коридоре, секретарь партячейки обернулся и стал горячо говорить:
 - Слышь, друг, песец надо? Жене?
 - Жене надо, а ещё что есть?
 - Есть, есть, - радостно закивал тот, - выдра есть, - и развел по сторонам руками.
 - И сколько?
 - Песец один бутылка водки, выдра - три бутылки.
 - Так… чтоб шапка и воротник жене, надо три шкурки. Ну, а выдры средней на шапку хватает. Ну, что, неси, - сказал ему Федя.
Тот радостно закивал головой:
 - Начальник, через два часа привезу, до чума только съездить надо.
 - Никому водку только не отдавай, - взмолился секретарь партячейки.
Федька снова зашел в комнату. Управляющий поболтать был не дурак и в этот момент травил байку про этого самого Ивана Ермолаевича:
- Он на метео работает, а зрения у него нет, дальше десяти шагов ничего толком не видит. А когда снимает показания и заносит их в журнал, то видимость у него каждый день шесть километров. Хоть в солнце, хоть в дождь, хоть в снег. Так что учтите эти наблюдения. А облака он знает и пишет каждый день одни: стреть кумулюсы. Из них у него идет снег, из них у него идет дождь. В общем, знатный метеоролог. Зато докладные писать на всех мастер, так не просто пишет, а по исходящим у него за семь месяцев написано сто семьдесят три докладных. Вот какой у нас Иван Ермолаевич.
 - Так-то оно так, но давайте выпьем за нас, ребята, за лётчиков, за северных людей в белых рубашках.
Конечно же, ни Аркашка, ни Мишка не могли ничего возразить против такого тоста. И взяв в руки по граненому стакану, все выпили до дна. Федька тоже выпил и, сделав паузу, громко крякнул и торжественно констатировал:
 - Эх, жаль, яичек-то я не заготовил. Теперь после придется.
Мишка проворно достал из ведра яйцо, колупнул его и вручил Феде:
 - Давай, командир, закусывай.
Не поблагодарив, Федька взял из рук Мишки яйцо и выпил его содержимое. Мишка утянул с блюда кусок оттаявшей нельмы, съел его и попросил Николая:
 - Строганины бы еще, уж больно вкусно.
Колька улыбнулся и тут же скрылся за дверью.
 - Хороший мужик, - сказал Федька, - да… водочка берет все-таки.
 - Хорошо! – млеющим голосом подтвердил Аркашка. - Завтра выходной. Поспим до обеда, похмелимся, снова выспимся, и домой, как огурчики. А тишина-то какая - ни жен, ни начальства.
Дверь открылась и в комнату вошел секретарь партячейки.
 - Начальник, пойдем в нарту, смотреть будешь.
Федька встал, надел шубу и сказал:
 - Скоро приду.
Опять лестница, ведущая вверх, и земля, если толстенный снежный покров можно так назвать. В сторонке, уныло свесив лопасти, стоял вертолёт, в ожидании своего дня.
По периметру фактории в разных местах стояло несколько оленьих упряжек. Секретарь партячейки подошел к нартам, достал из-под шкуры мешок.
 - Привез я тебе шкурка, - и сначала вынул связку из трех белых песцов.
 - Крупные.
Он потряс шкурками и, держа за мордочки, обвалял их в снегу, а потом с силой, как хозяйки трясут половики, выхлопал и сунул Федьке: смотри. Действительно, мех был толстый, ость ровная, казалось даже, что это не шкурки, а зверь целиком.
 - Пойдет, - согласился Федька и взял шкурки, - жена шапку сошьет.
 - Вот выдра, - и Иван Ермолаевич вытащил из мешка шкурку выдры.
 - Зимний, - пояснил он, - зимний.
Это означало, что шкурка добыта зимой, то есть высшего качества.
 - Да, - удивился Федька, - вот уж не знал, что она такая здоровая.
Он наступил унтом ей на хвост, а голову поднял вверх. Носик выдры был выше Федькиной головы.
 - Хорошая, чертовка, - обрадовался Федька, - ну, что, складывай в мешок и пойдем за расчетом.
Иван Ермолаевич быстренько уложил шкурки обратно и, догнав Федьку, дернул его за рукав. Федька обернулся.
 - Начальник, управляющему только не говори, что шкурки у меня купил. Ругаться будет. Норму на новогоднюю водку не даст.
 - Ладно, - успокоил его Федька и, взяв в руки мешок с пушниной, пошел вперед.
Мишка с Аркашкой, пригубив по рюмке водочки, критиковали замполита лётного отряда. Аркашка с обидой рассказывал, как завалил зачет по политической экономии:
 - Сидит напротив меня и спрашивает: расскажи-ка мне, товарищ второй пилот, про Кемп-Дэвидский сговор. Ну, я долго не стал думать, что это за сговор, и ответил ему прямо, что не знаю. А он мне: «Как ты летать будешь, если ничего не знаешь?» «Да как летал, так и буду», - отвечаю. А он: «Нет, вот сходи в библиотеку, изучи, а потом расскажешь, после чего и летать будешь снова, понял?»
 - Ну и что, пересдал?
 - Ну, а как? Конечно, пересдал, а то не было бы этой базировки.
Увидев вошедших, Мишка обрадовался и спросил у Ивана Ермолаевича:
 - Ну, рассказывай, товарищ секретарь, какой партячейки?
 - Кислорской! Бунгурский лангорт, - ответил тот.
 - Какой, какой? – засмеялся Аркашка. – Так вот ты как секретарь партячейки в первую очередь должен знать про Кемп-Дэвидский сговор.
Секретарь партячейки потоптался на месте и поморщившись сказал:
 - Голова болит, налей сто грамм.
 - Вот это ответ.
Все засмеялись. Федька кинул мешок со шкурами под кровать и сел вместе со всеми за стол.
 - Ну, давай, Миша, наливай.
Дверь открылась, и в дом вошел управляющий с тазиком, полным строганины. Так же улыбаясь, он поставил тазик на стол и спросил Ивана:
 - А ты что людям отдыхать мешаешь? Они сейчас выпьют ещё по сто грамм и отдыхать будут. А ты шарахаться будешь всю ночь, спать им мешать.
Иван Ермолаевич втянул голову в плечи, но с места не встал.
 - Ну, ладно, - сказал Федька, - налейте ему, Миша, рюмку, и все! Чтоб видел я тебя, Иван, только на партконференциях. Но никак не на пороге этой комнаты.
Миша налил ему и подал. Секретарь партячейки, поморгав ресницами, нелепо улыбнулся и сказал по-русски, по его разумению, веселое:
 - Русская девочка, кровь с молоком!
Федька сложил в мешок шесть бутылок, проводил его и подошел к ведру с яйцами. Достал три штуки, проделал в них отверстия, посмотрел на всех и с укором произнес:
 - А командир не пьет. Не наливаете что-то ему.
Мишка тут же подскочил и достал ещё одну бутылку. Управляющий улыбнулся, видя наметанным взглядом, что гулянка назревает крепкая, и вклинился в разговор:
 - Хорошо, что этого друга проводили, а то потом невозможно было бы выгнать. Да ну их на хрен. Во-первых, половина вшивые, во-вторых, баня у нас тут есть: не ходят. Иду вот позавчера из баньки, и вода осталась там, и жарко. Говорю: «Иди с дизелистом, сходи, помойся». А он посмотрел на меня и говорит: «Как я с дизелистом пойду? Голый ведь буду, стыдно». И ни я, ни другие не видели, чтоб секретарь партячейки ходил в баню.
 - Да, - серьезно добавил Федя, - пятно на всю партию наносит Иван Ермолаевич. А вы вот скажите замполиту, какой там Кемп-Дэвидский сговор, если не все секретари партячеек ходят в баню. Вот вам и лозунг: «Всех секретарей партячеек – в бани!»
Тем временем все жахнули по полстакана водки.
- Я что предлагаю, - обратился ко всем управляющий, - чтоб сильно не закосеть, давайте, я принесу примус, поджарим на сковороде рыбу, и закуска хорошая, и сытно.
 - Так давно надо было, - подпрыгнул Федька, - а то на одних яйцах долго не протянешь.
И тут же про себя подумал: «Что-то меня качает, наверное, с усталости закосел».
 - Ну, вы тут хозяйничайте, а я покемарю. Как рыбки поджарите, так разбудите меня обязательно, - сказал Федька и, сняв унты, завалился на кровать.
Состояние было прекрасное: легкое, приятное головокружение, во рту привкус водки. Никто его не беспокоил, все что-то говорили, что-то делали. А Федька просто лежал и балдел. Наконец он уснул. Проснулся сам. В комнате стоял запах жареной рыбы. В углу, у сковородки вовсю орудовал Колька, а Аркашка крутился у него в подручных.
 - Вода где? – спросил Федька.
Мишка как хозяин сказал:
 - А вон, на табуретке в ведре.
Федька натянул на ноги унты, подошел к ведру, зачерпнул оттуда и с жадностью выпил. На столе в том же эмалированном блюде, вместо строганины лежала горка румяной поджаристой рыбы. Федя взял один кусок и съел.
 - Да, - сказал он, - как масло во рту растаяло.
 - А ты как думал? – ответил из угла управляющий, - плохо не жарим.
 - А ты вот с «маканиной» попробуй, по рецепту Николая, кстати.
В железной чашке стояла томатная паста. Федька взял ложечку, зачерпнул и попробовал. Вкус томатов, чеснока и черного перца говорили о многом.
 - Ну что, под такую закуску не грех и выпить, - сказал Федька. - Ты, Коля, дожаривай, а мы жахнем. Водку тут же разлили.
 - Эх, давно я с таким смаком не пил, - сказал Аркашка.
 - И я, - поддакнул Мишка.
Все дружно саданули ещё по стакану. Нельзя было обделить вниманием рыбу, и все стали есть с Колькиной «маканиной».
 - А я вот вам ещё горяченькую, - поднес Колька каленую сковороду с рыбой.
В голове у Федьки опять зашумело, и он почувствовал, что язык уже плохо слушается, а мысль как бы тянется, и для того, чтобы что-то сказать, надо сосредоточиться. «А! – подумал он, - ещё дерну стаканчик, и на диван». В центре внимания оказался Николай.
 - Ну, Коля, вот скажи, хочется тебе на Украину или нет? - допытывался Мишка. - Родина ведь.
 - Да так, - отвечал управляющий, поглаживая бороду, - не особо. Тут у меня сейчас Родина. Хочется, конечно, туда, когда вишня, черешня поспевает, потом другие фрукты. У реки полежать на солнышке, на костре раков сварить, сверчков теплой ночью послушать. Но Север как зараза. Тянет своей мощью. Ведь он и создан не для простых людей, а для сильных духом.
 - Вот видишь, уже и тост созрел, - сказал уже изрядно подпивший Мишка, - за покорителей Севера! Хотя какой я покоритель? Покорители же те, кто за длинным рублем сюда приехали. Грамоты, медали получают. А я и мой отец, и дед, и прадед родились и выросли здесь. Так выпьем же за северян! – почти прокричал Мишка.
Федька в знак солидарности кивнул ему головой, так как говорить уже не мог и, глядя в стакан, выпил. Закуски уже не осталось. Водка просто сама лилась внутрь. Через минуту в голове что-то стрельнуло, вследствие чего в ушах появился какой-то звон, похожий на гудок. Тела своего Федька уже не чувствовал.
 - Перебрал! – вырвалась у него вслух.
Все разом посмотрели на Федьку.
 - Давай, Федя, на диван, - заботливо предложил ему Мишка.
Федька лишь кивнул головой. Мишка - с одной и Аркашка - с другой стороны подхватили Федьку под руки и положили на диван. Управляющий заботливо предложил:
 - Может, ведро поставить?
 - Да ты что, - возразил Мишка, - он у нас не блюет.
Федька ничего этого уже не слышал, потому что его состояние его можно было определить медицинским термином «кома». Уложив Федьку, Мишка и Аркашка снова сели за стол.
 - Ну, что, - спросил Мишка, - еще?
Аркашку перекосило и он, поморщившись, ответил:
 - Не… не пойдет!
Сидевший в сторонке Коля добавил:
 - Через сорок минут свет погаснет. Вот лампу на малый, если что.
Парни согласно закивали. Колька оделся и, улыбнувшись своей фирменной улыбкой, ушел к себе. Мишка с Аркашкой как по команде переместились на кровати. Между тем через полчаса свет потух, и в комнате стало чернее ночи. На столе лишь тускло горела керосиновая лампа, заботливо оставленная управляющим. Где-то около двенадцати ночи подал голос Федька.
 - Налейте! – его просьба прозвучала утвердительно.
Кто-то из парней лениво пошевелился. Видя, что никто не торопится выполнить его просьбу, Федька повторил ещё раз:
 - Налейте!
Встал Мишка.
 - Ну, ты, командир, даешь.
Он добавил света в лампе. В комнате стало светлее. Федька взглядом следил за бортмехаником и когда увидел, что Мишка наливает, добавил:
 - Умираю, Миша, честно!
 - Тебе закусить дать?
 - Яйцо!
Мишка проколупал дырку в яйце и вместе со стаканом подал Федьке. Федька, приложив немалые усилия, заставил себя сесть на диван. И вот он - спасительный стакан. Федька бережно взял его из рук Мишки, осушил в три глотка и, взяв яйцо, выпил и его. Увидев, что Федя принял свою дозу, Мишка добрел до своей кровати и опять уснул.
Водка огнем зажгла пищевод, затем желудок, побежала по венам. «Хоть и пьяный опять стал, зато голова соображает», - поймал себя на мысли Федька.
Спать больше не хотелось, и он встал со своего дивана и переместился к столу, к лампе. Не хотелось ни о чем думать, говорить, ходить. «Как в космосе», - подумал он. И вслух произнес:
 - Состояние невесомости.
Он стал неотрывно смотреть на горящий фитиль пламени. Долго смотрел он или мало, но в дверь неожиданно постучали.
 - Кто там? – опять соскочил с места Мишка.
Стук повторился. Мишка запрыгнул в свои унты, подошел к двери, открыл. В комнату вошел секретарь партячейки Иван Ермолаевич.
 - Ну? - грозно спросил его Мишка.
Тот, преданно глядя Мишке в глаза, попросил:
 - Налей сто!
 - Да ты что, собака, нам спать не даешь? Хочешь, чтоб я тебе рыло разбил? – напустился на него Мишка.
Тот потоптался на месте и снова произнес:
 - Тогда пятьдесят!
Наглость его обескуражила Мишку так, что он на секунду лишился дара речи. Федька налил ему водку и сказал:
 - Выпей, но если ещё раз зайдешь, бить тебя буду я! Понял?
 - Хорошо. Спасибо, - ответил Ваня.
Мишка угрюмо подал ему стакан водки. Ваня с достоинством принял его и медленно выпил. Вернув стакан, секретарь партячейки развернулся, и что-то по-ненецки бормоча себе под нос, ушел. Мишка захлопнул за ним дверь, и тоже что-то бормоча, явно не очень приятное, дошел до своей кровати и тут же уснул. «Да-а, - подумал про себя Федька, - один я сегодня лунатик. Спать тоже, что ли, лечь. Так ведь не усну. Тогда надо опять вкатить, и опять «кома». Он посмотрел в ведро с яйцами. Процедура была не сложна. Как там, у Блока: ночь, улица, фонарь, аптека. А тут ещё короче: лётчик, водка, стакан, закуска. Федька выпил больше полстакана водки. Запил яйцом.
 - Вот теперь я точно усну, - пробормотал он и, убавив пламя в фитиле, занял свое место на диване. Сон его был беспокойным: то по бурелому он бегал босиком от каких-то бандитов, то на болоте мочился на зеленых лягушек. При этом ему было тепло и приятно.
Утром до обеда Федька опять требовал свои сто грамм, и парни наливали ему. Казалось, разум покинул его навечно. Вот и опять Федька поднял голову и нараспев сказал:
 - Налей сто грамм!
Мишка, хотя и похмелился, но уже не пил.
 - Хватит уже, наверное.
 - Налей! – жалобно произнес командир.
Усмехнувшись, Мишка налил вместо водки полстакана воды. Федька тут же схватил его и выпил. Чуть посидев, снова рухнул на диван.
 - Так и не врубился, - хихикнул Мишка.
 - Ну, что, - сказал Аркашка, - четверть пузыря оставляем себе, а остальное отдаем управляющему. Федора-то надо выводить из комы. Завтра домой лететь.
 - Все! Не наливаем ему больше, - согласился Мишка, - вот четвертинку до ночи споим ему, и хорош.
Покемарив минут пятнадцать и не почувствовав дозы алкоголя, Федька открыл глаза и прорычал:
 - Налей!
 - Не, Федя, шабаш. Водку всю выпили. Надо «отходить», завтра лететь тебе.
 - Ну, последнюю! – взмолился он.
 - Последнюю? – переспросил Мишка.
 - Да!
 - Ну, вот, при свидетелях наливаю тебе последнюю, и шабаш.
Федька выпил и провалился в сон. Мишка с Аркашкой уже умылись, выпили чаю.
 - Давай оленины отварим, костей побольше.
 - Где?
 - Ведро шулюма. До утра все равно съедим его.
 - Давай, - согласился Аркашка.
 - Пойдем, найдем Кольку.
Парни оделись и вышли на улицу. На улице во всю бушевала заполярная метель.
 - Не, дальше не пойдем, а то уйдем, и… сам знаешь.
 - Угу, - согласился второй.
Только они собрались нырнуть вниз, как в метели появился силуэт человека. Через минуту стало видно, что это не кто иной, как Колька.
 - А мы тебя ищем.
Управляющий поздоровался с лётчиками.
 - Ну, как командир?
 - Налили ему последнюю, пусть отлеживается. Хотим оленинки отварить, не организуешь мяска, Коля, чтоб костей побольше.
 - Как не организую? Организую, конечно, - улыбаясь, ответил тот. - Пойдемте, я ваше ведро возьму, и с Мишей сходим до склада, нарубим.
 - Решено.
Они взяли ведро, Аркашка остался в комнате ответственным за командира вертолёта.
 - Ух, ты, - поразился Мишка, увидев штабеля оленьих туш.
 - Выбирай, - улыбаясь, сказал ему Коля.
 - А какую? – растерялся Мишка. - Да и не разбираюсь я в тушках.
 - А вот смотри, - улыбаясь, стал объяснять Коля, - вот туша видишь, какая жирная, вся жиром залита, на жопе-то вон пальца три сала будет. Конечно, мы едим тут такое мясо, а вам оно, наверное, жирновато будет. Желудки непривычные к жирному, поедите и обдрищетесь, - засмеялся он. – А вот смотри туша – ни жиринки, мясо аж синее. Олень этот, видно, больной был или ездовой, навару с него почти не будет. Ну, а вам вот эту возьмем, - Колька снял со штабеля тушу весом килограммов тридцать и подтащил к выходу, где стояла гурка. – Вот видишь, это самочка-сырица, мясо нежное и не очень жирное.
 - Теперь что, рубить его будем?
 - Ага, - засмеялся Колька.
 - Я тебе сейчас помогу.
 - Отойди только.
Мишка послушно отошел в сторонку. Колька взял тушу за переднюю часть, затем поднял ее над головой, как топор, и с силой ударил поясничной частью о гурку. Туша тут же раскололась на две части. Затем Колька взял задок - и так же наружной частью о гурку.
 - Вот, - улыбаясь, сказал, - мы отделили задние ляжки без топора. А теперь без топора не обойтись. На шулюм вам надо грудину, ребра.
Колька топором ловко порубил грудину, ребра. От ног, для навара, отрубил лытки.
 - Все! – радостно показал на полное ведро нарубленного мяса. – Воды наливай и вари.
 - Спасибо, - поблагодарил его Мишка, - куда б мы без тебя.
 - Подожди, - сказал Колька. – Держи мешок. Мяса остатки сложим, домой увезете.
Загруженные поклажей, они вернулись в комнату. Аркашка и Федька тихо спали.
 - На примусе долго вариться будет, как раз до завтра, - усмехнулся управляющий, - пойду-ка я в кабельную, через пару часиков готовое принесу.
Аркашка от нечего делать стал слоняться из угла в угол.
 - Да… скукота, принцип подводной лодки.
От шума проснулся Федька. Увидев Аркашку, он протянул:
 - Налей! Налей, Аркашка, умираю!
 - Короче, Федя, говорю тебе конкретно, как мужик мужику. Лежи, больше тебе никто ничего не нальет. Это раз. Два. Тебе завтра лететь, должен быть трезвым. Если ещё выпьешь, отказываемся с Мишкой от полёта, вызываем комэска, и все! Короче, думай!
 - Суки! – вырвалось у Федьки.
«Ну что, надо давануть ещё один заходик», - подумал Аркашка и снова бухнулся на кровать.
Федька лежал на своем диване в верхней одежде, в авиационных ползунках, кителе, свитере, из-под которого выглядывал воротник белой рубашки. Но в настоящий момент это был не тот Федька, командир вертолёта, а всего-навсего бренное тело, пропитанное водкой, из которого улетучился разум. Федька это понимал, но не более. Тело было не его и ему не подчинялось. Да и душа-то была не в теле, а где-то под потолком, откуда Федька наблюдал за самим собой, лежащим на диване. Неожиданно он все-таки ощутил свое тело, что-то горячее стало охватывать его зад, потом спину, выше… И тут он понял: «Обоссался!» Федька зарыдал, ощущая себя маленьким и беспомощным. ещё через мгновение он уснул. «Высохну, пока сплю», - лишь успел сообразить он.
Прошло какое-то время, и Федька снова открыл глаза. В комнате было тихо. На столе горела керосиновая лампа. На своих кроватях мирно посапывали парни. Воздух казался спертым. Было ощущение, что он находится в большой могиле. «Действительно, - мелькнула мысль, - не выдержу, наверное, до утра. Помру без допинга. Эти гады все равно не нальют, а я вот возьму и назло им сдохну. Вся ответственность пусть на них ложится». Состояние действительно было ужасным. Легкие почти не дышали, грудная клетка ныла. «Наверное, пищевод отвалился», - подумал Федя. Сердце аналогично легким делало последние удары. Успокаивало лишь только то, что не было боли. «Ну и хорошо! – смирился он со своей участью, - умру тихо». Пошевелить языком тоже не получалось. «Конечно, слюны нет, спеклось все. Странно. А почему голова не болит? Да и хрен с ней, все равно уже не пригодится». Было даже обидно за себя, что из такого классного лётчика он превратился ни во что, а потом накатила обида: он представил, как его тело выносят из вертолёта. Мимо хмуро и виновато идут, повесив головы, Мишка и Аркашка, Клавка рыдает на весь аэродром, затем кладбище. Алый гроб, яма. В воздухе, над гробом делает прощальные круги вертолёт «Ми-8», ревом турбин заглушая последние слова замполита. Представив все это, Федька хотел опять разрыдаться, но не смог. Сил не было даже на это. «Действительно помираю». И опять наступило забытье, сквозь которое он все же учуял острый запах мочи, исходящий от его тела. В очередной раз Федька проснулся от окрика бортмеханика:
 - Федя, вставай! Вылет через пару часов.
Федька медленно открыл глаза. На столе по-прежнему горела керосиновая лампа. И вдруг на смену ей резко включился электрический свет.
 - Уф, - выдохнул он.
Было такое ощущение, что не было ни вчера, ни позавчера. Никакой пьянки, просто кто-то взял и ударил его обухом по голове. Да и чувствовалось, что с ней далеко не все в порядке. Нестерпимая боль, в висках стучит. Казалось, что голова его – это какой-то инородный предмет. Поразмышляв, Федька понял, что без посторонней помощи ему не встать. Даже не сесть.
 - Дай руку, - попросил он проходящего мимо Мишку.
Тот усадил командира, от которого пахнуло смесью перегара, мочи и ещё каких-то неизвестных науке запахов. Пока что тело Федора ему не подчинялось. Федя был как тряпичная кукла, которой придали сидячее положение. Он это осознавал и старался что-нибудь придумать. К его радости начала работать голова. Сознание стало возвращаться. «Два часа! – думал он, - это по-ихнему. А для меня два с половиной, полчаса ещё накинем, оттянем взлет. Значит, время ещё будет». Он сидел на диване и как филин глядел на окружающее, словно заново открывая для себя мир. Голова по-прежнему нещадно болела. «Вот, получай», - мысленно ругал ее Федька.
 - Чайку сделай, тепленького, - попросил он Аркашку.
 - Сейчас, командир, сделаем, - оживился Аркашка.
Через минуту он протянул ему железную кружку с чаем. Федька взял ее двумя руками и поставил на колени. ещё одно усилие, и Федька сделал глоток, немного посидев, сделал ещё и еще, пока не допил до конца. Минут через пять у него закружилась голова, и он чуть не потерял сознание. «Держаться!» - приказал он сам себе.
 - Твоего друга, Ивана Ермолаича, секретаря партячейки, который в бане не моется, раза три ночью выкидывали. Выпить просил. Завел ты его, командир, - рассказывал Мишка.
Аркашка колдовал на кухне возле газовой плитки:
 - Сейчас, командир, шулюмчика из оленинки разогреем, пару кружечек выпьешь, и ты человек, - подбадривал Федьку второй пилот.
«Да, - думал Федька, - бульончик бы сейчас помог».
Минута за минутой, и в один момент Федька почувствовал, что может встать на ноги. Почему-то сильно хотелось выйти на улицу и подышать свежим воздухом. «Так, - задавал он последовательность будущих действий, - надо обуться. Где же унты?» Окинув комнату взглядом, не нашел их. С досадой опустил глаза вниз, стараясь не показывать свою беспомощность. И вот! Унты ладно сидели на его ногах. «Ну, что, - скомандовал он себе, - вперед!» Оперевшись руками о диван, Федя встал и гордо глянул на окружающих, словно говоря, ну что ж, теперь я снова ваш командир. И тут же вслух:
 - Аркаш, сообразить не могу, а где шуба и шапка?
Аркаша тут же достал из угла шубу и шапку и подал Федьке. Тот, поблагодарив его кивком головы, оделся и вышел на улицу. Каждый шаг давался ему тяжело. Уже на выходе, на последней ступеньке Федька почувствовал, как под шапкой намокли от пота волосы. «Хорошо, - подумал он, - значит, организм заработал». И уже на улице к горлу подкатила рвота, а вдогонку к ней страшная слабость во всем теле. Он успел добежать до сугроба, упал на четвереньки и из него исторгнулась вся гадость, накопившаяся за это время. «Никогда. Больше никогда», - клялся он в перерывах рвоты. Сколько это продолжалось, он не знал. Стоя на четвереньках, тяжело дыша, выплевывая тягучие слюни, Федька почему-то ликовал, повторяя одну и ту же фразу:
 - Выжил! Выжил! Так, теперь буду медленно вставать.
Федька встал на ноги. В светлой полярной ночи виднелся одиноко стоящий вертолёт. Как бы встретившись с ним взглядом, Федька заулыбался. На щеке выступила слеза. Он вслух поздоровался с ним:
 - Здравствуй, мой родной!
Ноги сами повели его к вертолёту. Федька осторожно подошел к машине и, понимая, что ему с ним в этот момент не справиться, сел на колесо, спиной оперся об амортстойку. Глядя в полярную ночь, глубоко вдохнул, расслабился. Небо сияло сполохами северного сияния, по земле стелилась снежная поземка. «Градусов тридцать, не больше», - подумал он.
Через некоторое время он почувствовал, как холод стал пробираться под шубу. Ну, все, теперь назад. Федька встал и уверенно пошел в дом. Было плохо, страшно болела голова. Но уверенность и силы прибавлялись с каждой минутой. Кряхтя, Федька спускался по снежным ступенькам, зная, что если хочешь восстановиться, то выход один: перемаяться. Аркашка налил в большую алюминиевую кружку шулюм из оленины, запах которого стоял везде, даже в коридоре.
 - Садись, - сказал ему Мишка, указав на место рядом с собой.
Скинув на диван шубу и шапку, Федька подсел к столу и взял свою кружку, от которой исходил прямо-таки сказочный аромат.
 - Да, если б тут был не шулюм, а столовский борщ или бифштекс, то навряд ли я смог бы есть. А вот шулюмчик попью с удовольствием.
И Федька маленькими глоточками стал пить олений бульон. Допив его, он встал из-за стола, подошел к своему дивану, снова лег:
 - Когда взлет?
 - Через час, - ответил Аркашка.
 - Хорошо, - пробормотал Федька, - через час разбудите, через час тридцать взлет, - и снова уснул.
Спать долго не пришлось. Через некоторое время зашел управляющий, выяснил насчет загрузки. Аркашка, посчитав количество топлива на борту, дал предельную загрузку: тонна восемьсот. Дальше разговор пошел, как и принято на Севере, о политике. Да что тут говорить, полярники, живущие на факториях, вечерами прикованы к спидолам, из которых и узнают последние новости, как от «Маяка» так и от «Голоса Америки». Вот и спорили экипаж вертолёта и управляющий фактории. Спор их разрядил неожиданно зашедший секретарь парт ячейки.
 - Вот реши, Ваня, политвопрос. Ответишь, налью, не ответишь, не налью.
Секретарь партячейки, потоптавшись на месте, сказал:
 - Говори.
 - Вопрос простой: как называется столица Японии.
Иван Ермолаевич закатил глаза, было видно, что заработать водку при помощи мозгов очень хочется. Спустя некоторое время он ответил:
 - Китай.
 - Правильно, - поддержал его Мишка, - а столица Китая?
Озаренный успехом, Иван Ермолаевич, не мигая, ответил:
 - Япония.
 - Вот, молодец! – засмеялся Мишка и полез в угол.
Он достал оттуда спрятанный от Федьки «пузырь» водки.
 - Держите, секретарь партячейки Байдарацкого совхоза.
Бутылка тут же исчезла в малице Ивана Ермоловича. И сам он исчез вслед за ней. В комнате раздался истерический смех.
 - Так ведь самое главное,- утирая слезы, говорил управляющий, - что он теперь до самой смерти будет думать, что столица Китая - это Япония. А Япония - столица Китая.
 - Вы что над аборигеном издеваетесь? – Спросил их Федька, приняв сидячее положение.
 - Ну, а что тут ещё делать? – смеялся Мишка.
 - Ну, что ж, надо шевелиться. Ты все? Загрузку посчитал, сколько возьмем?
 - Да, - ответил Аркашка, - тонну семьсот.
Мишка оделся и пошел на улицу готовить вертолёт к полёту.
 - Пойдем, Коля, - сказал он управляющему. – Поможете аккумуляторы к вертолёту донести.
 - Пойдем, - все так же улыбаясь, ответил Коля. – Нарты уже с вечера стоят.
И они вышли на улицу.
 - Забыл спросить у него, - сказал Федька, - медик-то есть у них тут? По идее народу много здесь живет, должен быть медик.
Аркашка тут же оделся, взял портфель с летной документацией и побежал искать управляющего.
 - Да, – Федька сидел на диване и думал о смысле жизни, - и как они тут живут? Без цивилизации, без кино, без ресторанов, без чистой одежды. Видно, так оно и есть: не всем суждено икру черную трескать да шампанским запивать. Вот я могу себе позволить, например.
Эти рассуждения подняли Федьке настроение, даже головная боль уменьшилась. Он встал с дивана и направился к газовой плитке, напевая под нос какую-то песенку. В общем, все было хорошо, за исключением запаха закисшей мочи, которая исходила снизу, а затем из-под рубашки вверх при каждом шаге. Поморщившись, Федька осудил себя:
 - Вот это и есть высшая каста, что ли? Факт есть факт, и опровергнуть это нельзя. На базу прилечу, придумаю что-нибудь.
Затем он налил себе слабенького чайку и подошел к столу. Но предполётное беспокойство уже охватило его. Сделав пару глотков, Федька оделся, собрал свои вещи, взял мешок, в котором лежала купленная у секретаря партячейки пушнина, и двинулся на улицу к вертолёту. Там было по-прежнему темно, лишь светлая полосочка белой мглы на горизонте говорила о том, что наступает утро, хотя уже было около одиннадцати.
Вертолёт стоял так же, с понуро опущенными лопастями. Рядом расположились несколько оленьих упряжек, на которых лежали оленьи туши. Мишка сидел на откинутых створках двигателя и, светя фонариком, внимательно осматривал силовые узлы вертолёта.
 - Ну, как там? – для проформы спросил Федька.
 - Да пока все в норме,- ответил Мишка.
 - Ну, если в норме, значит, скоро полётим.
Управляющий руководил загрузкой вертолёта. Увидев командира, он доложил:
 - Все мясо пропускаем через весы, ни килограмма лишнего не положим.
 - А лишнего он и не увезет, - кивнул в сторону вертолёта Федька.
В темноте появился Аркаша. Подойдя ближе, он выдохнул и сказал:
 - Штампа нет. Тут фельдшер есть, он расписался, я расписался в задании, как полагается: экипаж здоров!
 - Ну и ладно, давайте готовиться к вылету. Видишь, как оперативно загрузили мясо.
Мишка закрыл створки двигателя, спрыгнул на землю и, подойдя к Федьке, доложил:
 - Все в порядке, поддевов масла и других неисправностей нет.
 - Ну, что поехали тогда, - сказал им Федька.
 - Сейчас, только за вещами сбегаем.
Глядя им вслед, Федька подумал: «А я б, наверное, в эти снежные катакомбы зайти больше не смог».
 - Ну что, опять полётим, что ли? – обратился Федька к вертолёту, похлопал его по фюзеляжу и зашел в салон.
Груда мяса была навалена под потолок. «Хорошо нагрузили, опять, наверное, придется покорячиться, пока взлетишь. Но, как говорится, не впервой, да и места для разгона здесь достаточно».
 - Слышь, - обратился он к Николаю, - если будет тяжело, будем выбрасывать туш по пять, смотри, чтоб не потерялись, или чтоб собаки с песцами на стоянке не съели.
 - Ладно, посмотрим, - все так же улыбаясь, ответил верзила Николай.
В сумеречной темноте, как привидения, появились Мишка с Аркашкой. «Ну, вот и полётим опять домой, в цивилизацию», - подумал про себя Федька. Экипаж вошел в салон. Аркашка сел на свое место, Мишка закрыл входную дверь.
 - Ну что, полётим? – спросил Федя.
 - Полётели, - ответил Мишка.
Выполнив предвзлетные формальности, Мишка, пощелкав АЗСами, стал запускать двигатели, приговаривая:
 - ещё минут десять в этой железяке, и мы примерзнем к сиденьям.
Надрывно загудел стартер, и неподвижно висящая лопасть нехотя сдвинулась с места и медленно пошла по своему кругу, плавно набирая скорость. Наконец в двигателе произошло воспламенение и он, как бы приобретя второе дыхание, стал стремительно раскручивать громадные лопасти. «Ну, вот и загудел», - обрадовался Аркаша.
Все-таки это необыкновенно, и к этому невозможно привыкнуть. Когда вроде бы неживой летательный аппарат запускается, движки начинают набирать мощь, все становится серьезно и торжественно, а в салоне - тепло уютно как дома. Экипаж начинает четкую работу, внимательно отслеживая все, что происходит с машиной и вокруг нее. Все остальное становится второстепенным. Вот и завизжала бортовая печка. В салоне стало теплеть. ещё через некоторое время движки вышли на свой лётный режим. Федька посмотрел на экипаж и с ухмылкой спросил:
 - Ну что, Аркаша, ответишь?
 - Давай, - ответил Аркаша.
 - Столица Китая?
И через секунду экипаж взорвался дружным смехом, вспоминая секретаря партъячейки этой забытой богом фактории
 - Ну что, поехали? – сказал вслух Федька и осторожно подобрал на себя ручку шаг газа.
Машина послушно оторвалась от земли и на высоте около трех метров зависла, как бы ожидая от командира дальнейшей команды. Федька, чуть отдав ручку управления от себя, плавно направил машину в разгон. И вот, чуть вздрогнув, вертолёт стал набирать скорость.
 - Да… ещё можно было килограмм триста добрать, - сказал Федька, - легко пошла.
Минут через пять вертолёт набрал высоту, Федя связался с базой, доложил время и расчетное время прибытия на аэродром. Держа курс на базу, экипаж как обычно сосредоточился на выполнении полёта.
Белая мгла тундры простиралась под вертолётом. Из-за отсутствия на земле ориентиров казалось, что вертолёт не летит, а висит на одном месте. Лишь стрелка прибора говорила о том, что истинная скорость вертолёта относительно воздушной массы сто девяносто километров в час. После недавнего загула бравады у Федьки поубавилось. «Да и хрен с ней, с этой пьянкой, - отгонял он точившие его мысли, - в следующий раз умнее буду». Вот впереди стали появляться небольшие островки леса, а затем и вершинки речек. Аркашка тут же заводил пальцем по лежащей у него на коленях карте и, водя глазами по местности, стал определять точное местонахождение вертолёта. И вот, указав на излучины речушки, показал на карте их место. ещё через некоторое время вертолёт вошел в зону аэродрома и приземлился на одну из вертолётных площадок. Откуда-то вынырнул авиатехник, Мишка открыл ему дверь. Все происходило как в обычный трудовой день советского лётчика. Вроде бы и не случилось ничего особенного, но усталость чувствовалась, был какой-то психологический надлом.
«Надо бы перерыв сделать, да домой к Клавке», - подумал Федька.

Неожиданно послышался какой-то гул. Здесь на курорте Федя впервые услышал звук вертолёта «Ми-8». Его собеседник гордо пояснил:
 - Племянник баранов нам из дружеской Грузии везет. Вон, - показал он в сторону пустыря, - здесь у нас вертолёты обычно садятся.
Меж тем на пустыре засуетились люди. Подъехал автофургон, на котором было написано: «Автолавка». Вертолёт сделал круг и стал заходить против ветра на подготовленную площадку. Ноги сами понесли туда, захотелось вдохнуть родной запах керосина, постоять рядом. Но Федя пересилил себя, сказав:
 - Да ну его, постою тут, посмотрю со стороны.
Вертолёт коснулся колесами поляны и, поработав ещё винтами на земле, сбросил обороты и выключил двигатель. ещё через минуту открылась дверь, и оттуда выскочил бортмеханик. Возле вертолёта началась суета. В одном из лётчиков Федька неожиданно узнал знакомый силуэт. «Неужели это Димка?» - мелькнула мысль. С Димой Майсурадзе Федька начинал летать ещё на «Ми-1» в Балашихинском ДОСААФе. Что тут говорить, Сиса – такое у него было прозвище, был гордостью курса. Лезгинкой он мог поразить любое общество ресторана. Танцуя ее, он перевоплощался в сильного, темпераментного джигита. И, как правило, после исполненного им танца на стол, в подарок от изрядно подпивших посетителей ресторана, ставилось щедрое угощение. Так что ребят, желающих сходить с ним в ресторан, было хоть отбавляй. Девчонки тоже всегда были их, презентов хватало, ещё и в общагу несли… Да и характер у него был взрывной. Когда Сиса стал летать на вертолёте, на Севере его подводил сильный грузинский акцент, особенно при ведении радиосвязи. Как-то раз, выполняя очередной полёт, Дима доложил диспетчеру маршрут полёта, место, борт, порядок и расчетное время, на что диспетчер огрызнулся:
 - Говори по-русски!
Такого отношения к себе Дима стерпеть не мог.
 - Щас я тебе дам, - ответил Дима диспетчеру.
И изменив маршрут полёта вопреки заявкам на полёт, он прилетел на аэродром, вбежал в диспетчерскую и кинулся на диспетчера в драку, крича:
 - Кто нерусский? А? Ты дурак, а не я.
Хорошо, что рядом были люди и драка не получила продолжения.
Проработав на Севере лет двадцать и получив к лётному опыту все что можно, правда, кроме квартиры, Дима перевелся на летную работу в родной Тбилиси. Дело было за малым. Собрал весь свой скарб, нажитый на Севере, жену грузинку, в длинном пальто до пят, которую сослуживцы за двадцать лет видели в поселке раз пять, и пропал у себя на исторической родине. Правда, видели его потом во Вьетнаме специалистом от Вооруженных сил СССР. Затем была о нем статья в «Правде» о том, как на Каспии он спас оторвавшихся рыбаков на плоту. И вот Федька увидел его сейчас. Дима ходил вокруг вертолёта и давал какие-то указания, бортмеханик тем временем открывал задние створки. Приближаясь к вертолёту, Федя думал: «Вот это встреча! Кто б мог подумать!»
До Димы оставалось метров пять. Федька остановился и, глядя на него, крикнул:
 - Сиса!
Дима, услышав свое юношеское прозвище, от неожиданности замер, стараясь отгадать: кто? А ещё через секунду резко обернулся и, узнав в стоящем Федьку, кинулся к нему.
 - А, дорогой, - кричал он, обнимая Федьку, - ты что, тут живешь?
Ликуя, Федька ответил:
 - Да нет, отдыхаю вот в Пятигорске, а сюда прогуляться вышел, да на тебя вот наткнулся.
 - Здорово! – продолжал орать Димка, хлопая Федьку по плечам.
На некоторое время разгрузка вертолёта приостановилась. Кавказский темперамент рвался из Димки во всю мощь.
 - Вы знаете, кто это? – крикнул он всем стоявшим у вертолёта.
Никто ничего не говорил, все стояли и улыбались, радуясь встрече друзей.
 - Это полярный лётчик! Это хороший лётчик, мы с ним вместе на Севере летали, - орал Димка. - Вот ти, кто? – обратился он к одному из встречавших вертолёт.
 - Ветеринар, - ответил тот.
 - Вот ты как смотришь на летящий вертолёт? Снизу вверх?
 - Да, - согласился тот.
 - Так, вот, - гордо сказал Димка, - а он смотрит на вас всех сверху вниз и видит вас всех сразу. Потому что он выше вас.
Федя, улыбаясь, смотрел на Диму и тоже был искренне рад встрече. Как-никак год совместной учебы, двадцать лет работы на Севере говорили о многом.
 - Я сейчас, Федя, выгружусь и уеду на Минводы заправляться. Поедем со мной, хоть поговорим. Ой, как давно не видел.
 - А что, давай. Из Минвод на такси уеду. Что там, двадцать минут езды.
Димка засыпал друга вопросами:
 - А кто командир лётного отряда? А комэск? Четвертушка моя ещё стоит?
 - Стоит, - улыбался Федька.
 - А барыга Гера, сосед мой, живет? Не посадили еще?
 - А что ему, как торговал самогоном, так и торгует, - смеялся Федька.
 - Ай, сколько денег я у него оставил, - восклицал Димка.
Так за разговорами живой груз - черных рогатых орущих баранов выгрузили, бортмеханик стал готовить машину к вылету. Посмотрев на Димку, Федя спросил:
 - Ну а ты, Дима, расскажи, как летаешь в Грузии?
 - Хорошо летаю, - заулыбался он, - перевелся в Тбилиси, прошел тренировку, и вот первая работа в горах на заказчика. Летим, вдруг второй пилот мне говорит: «Командир, вот тут, на этой горе, на склоне хороший человек живет. Ему надо отару овец на другую гору перевезти, давай поможем?» Ну, сам знаешь, Федя, пастух в Грузии – это свято. Три рейса я сделал, и вот отара вместе с пастухом на той горе. Отработали и на основного заказчика, летим на базу. Вдруг бортмеханик мне подает пачку денег и говорит: «Вазми командыр, харашо летаищь!» Я посмотрел на него и говорю: «Ты ещё молодой лётчик, неопытный. Если я возьму эту пачку денег, то вот», - показал ему свой партбилет, – выброшу его за борт». Тот спорить не стал, деньги спрятал. Ну и все, прилетели на базу. Сам, Федя, знаешь, какой я лётчик. Допуски на выполнение работ у меня все были, и минимум по погоде, - таких в Грузии ни у кого не было, кроме меня. Северная школа - сам знаешь.
 - А дальше?
 - Ну, а дальше что. После этого полёта, день не летаю, два не летаю, десять дней не летаю. Не вытерпел я! Прихожу к командиру лётного отряда и спрашиваю: «Скажи, командир, почему я не летаю?» Тот посмотрел на меня сурово и говорит: «Слышь, Дима, не летаешь потому, что летать не умеешь!»
 - Ну и что потом? – засмеялся Федька. - Научился летать?
 - Пришлось научиться, - виновато улыбнулся Димка. – Ну, пойдем в вертолёт, - подтолкнул он Федьку.
Федька посмотрел на него и сказал:
 - Знаешь что, Сиса? Нам не хватит этой пары часов поболтать. Тем более что ты на работе. Ты лучше дай мне свой адрес и телефон, в следующий раз к тебе в отпуск приеду. Жену возьму.
- Давай, - Димка чуть не подпрыгнул от радости, - приедешь, возьмем вертолёт, улетим в горы на озеро: зарежем барашка, вино будем пить настоящее. Сейчас, подожди, - и он заскочил в вертолёт.
Через минуту выбежал оттуда с бумажкой, на которой был записан его адрес. Федя посмотрел на друга, обнял его и сказал:
 - Ну что, брат, давай. Мечтаю приехать к тебе в гости. До встречи.
- До встречи, - пожав Федькину руку, сказал Дима.
Федор, широко шагая, направился обратно. За его спиной загудели турбины, а затем Дима взлетел на вертолёте навстречу собственной судьбе, которая у каждого лётчика своя, и Дима не был исключением. Как оказалось, исключением не оказался и громадный СССР. Началась перестройка, затем Беловежская Пуща. И как итог всего этого - события в Сухуми. Перемены произошли и в судьбе Дмитрия Майсурадзе, прекрасного лётчика и человека.
К тем или иным событиям каждый человек относится по-разному. Один становится лидером, второй трусом, третий предателем, четвертый равнодушным. Димка, конечно же, стал участником. Просто ему было обидно за Грузию. А слово Грузия означало для него то же самое, что и слово мать.

Федька благополучно дожил свой отпуск в санатории. С грустью на глазах его проводили девчонки, но ни с одной из них романа у него так и не получилось.
Наконец он прибыл на Север для продолжения летной работы, к своей родной Клавке. На вопрос о том, как отдохнул, отвечал уклончиво, так как история с белой горячкой оставила в его памяти неприятный осадок.
Федька был лётчиком, умел летать. У него была жена Клавка. Но когда Федька задавал себе вопрос, для чего он живет и какое его ждет будущее, то ответа, увы, не находил.

Продолжение: https://dzen.ru/media/id/5ef6c9e66624e262c74c40eb/v-rijskom-letnom-uchilisce-656ad80524c97f15f6532570