Найти в Дзене
Истории Дивергента

Дом на краю отмели-5

Дом ждал… Его сон был именно ожиданием. В последнее время его находили редко. Склоны гор тут настолько густо поросли лесом, что приходила на ум сказка о Спящей Красавице. Хотя отродясь тут никаких красавиц не было… Пожалуй, одну-две тропки можно было бы отыскать – чуть приметных, вьющихся там, где слегка расходился кустарник. Но из туристов, жадных на впечатления, о доме никто не знал, а среди местных место это негласно считалось недобрым. Проще было бы сюда добраться по отмели. Не в шторм, конечно. Когда штормило, волны захлестывали обрывистый берег, и затея становилась совершенно гиблой. Но когда на море был полный штиль — вполне возможно становилось сюда прийти, прошлепав — от дикого пляжа — полчаса по мелководью. И вот тогда-то можно было заметить вырубленные в скале ступени — уже значительно разрушившиеся, осыпавшиеся. Но еще реально было по ним подняться. И вот он, дом…Даже у тех, кто ничего не знал о нем, при первом же взгляде создалось бы впечатление, что он живой и спит. Цвет

Дом ждал… Его сон был именно ожиданием. В последнее время его находили редко. Склоны гор тут настолько густо поросли лесом, что приходила на ум сказка о Спящей Красавице. Хотя отродясь тут никаких красавиц не было… Пожалуй, одну-две тропки можно было бы отыскать – чуть приметных, вьющихся там, где слегка расходился кустарник. Но из туристов, жадных на впечатления, о доме никто не знал, а среди местных место это негласно считалось недобрым.

Проще было бы сюда добраться по отмели. Не в шторм, конечно. Когда штормило, волны захлестывали обрывистый берег, и затея становилась совершенно гиблой. Но когда на море был полный штиль — вполне возможно становилось сюда прийти, прошлепав — от дикого пляжа — полчаса по мелководью. И вот тогда-то можно было заметить вырубленные в скале ступени — уже значительно разрушившиеся, осыпавшиеся. Но еще реально было по ним подняться.

И вот он, дом…Даже у тех, кто ничего не знал о нем, при первом же взгляде создалось бы впечатление, что он живой и спит. Цвета он был темно-серого, даже голубовато-серого, и уже этот оттенок навевал мысль о сумерках. Единственная входная дверь была настолько массивной, тяжелой, что взломать ее удалось бы разве что с помощью тарана….

Окна же когда-то тут имелись — вы сразу различили бы их следы, но по прихоти хозяина их также заложили камнями. Оставалась разве что труба… Но никто еще не попробовал попасть в дом таким экстремальным способом.

Даже из местных мало кто с уверенностью указал бы, где находится это место – разве что начал бы изучать в интернете те особые карты-фотографии, на которых местность видна будто с высоты птичьего полета. На них – да, дом можно было увидеть. Потому что, как ни крути, он был материален и выстроен человеческими руками. Оставалось только гадать, чего стоило сюда, в глушь, таскать все необходимое для его возведения.

Видна была на картах и обширная отмель – она обозначалась светло-серым цветом, а если сильно увеличить изображение, можно было увидеть даже отблескивающую поверхность воды, мелких волн. Зато сразу за отмелью карта показывала такую темно-синюю глубину, что даже не пробуй достичь дна…

Согласно тем немногим, куцым легендам, которые ходили среди жителей южного городка, дом тут был всегда, и Бог весть, кто его построил. Хотя ясно было, по крайней мере, что он гораздо моложе древней крепости, на чьи развалины ходили посмотреть туристы.

И едва ли нашлась пара человек, которые в своих рассказах приблизились бы к истине. Приезжал де сюда когда-то эксцентричный богач, которому денег девать было некуда. Приглядел место, а потом привез такого же сумасшедшего архитектора. С края земли. Из далекой Португалии. Чтобы построить дом, в котором осталась бы его душа. Богач был болен, оставалось ему жить недолго, и вместо роскошного памятника, вместо мавзолея – он хотел, чтобы душа его поселилась в доме.

— У себя на родине ты строил такие соборы, что ветер, как на органе играл на каменных струнах, — сказал он зодчему, — Ты можешь оживить камень, связать землю и небо. В доме, который ты построишь, я хочу доживать, из него я хочу уйти, и в нем хочу остаться….

Архитектор был веселым человеком. Может быть потому, что его переполняла жизненная сила, ему и удавалась его работа. Он прожил в этих краях два года, и все это время тосковал о своей родине.

Ни одно вино не казалось ему тут слишком крепким, ни одна песня не веселила душу. Но выполнить заказ, равный которому он никогда не получит, стало для него делом чести.

А потом веселый португалец перестал появляться в городе, куда он так часто приходил прежде – и говорили, что он уехал. Никто не видел и хозяина дома, хотя работа была уже закончена. Исполнил ли он свое намерение, и приехал ли сюда, чтобы провести тут последние дни, или передумал, и отправился отдавать Богу душу в какую-нибудь благословенную Италию, никто не знал.

Но те, кто захотел отыскать дом, хотя бы просто для того, чтобы поглазеть на него, рассказать могли немногое. Никому не удалось увидеть двери открытыми, застать какие-то проблески жизни. А потом кто-то сказал, что хозяина уб-или…Не успел он дождаться своего часа.

Но, скорее всего, всё это было враньем. Потому что не было никаких похорон, не приезжали родственники и друзья, чтобы оплакать поко-йного. Словом, был это – человек-призрак. То ли существовал он, то ли нет — теперь уже узнать нельзя.

С тех пор дом спал. И, казалось, засыпало и всё вокруг него. Здесь не было слышно птиц, ни лисицы, ни ежи, ни даже ящерицы не пытались обжить это место. Почему-то только ужей оно не пугало. И те, кто все же добирались до Дома на отмели, могла увидеть как то там, то здесь, черными струйками вьются, текут змеи.

Из построек больше ничего не сохранилось. Кроме небольшого пруда, который, видимо, питал какой-то подземный источник, так как вода тут все еще была, правда, мутная, и затхлая…

Говорили — и это уже точно была легенда, что иные гости заставали двери дома открытыми. А те, кто входил внутрь, слышал, как тихо дышат серые стены…И трещины на них словно сами собой складывались в узоры. А потом начинали походить на чьи-то лица, застывшие в отчаянье и муке. И бывало — раз в тысячу лет — что дом кого-то привечал, принимал за своего.

Но это без сомнения являлось враньем.

**

Конечно, Наина заговорила про Дом на отмели просто для того, чтобы у Алены появились какая-то цель в жизни. Сначала в ход были пущены аргументы послабее. Кормушка за окном – впереди зима, надо дожить до весны, чтобы кормить птиц. Иначе, кто о них позаботится. Из той же оперы были и цветы в горшках, свой зимний садик. Ну да, ну да… Андерсен, помним. Больная девочка и горошинка, которая у нее выросла.

Когда Наина увидела, что ее предложения нимало не соблазняют Алену, она отыскала в своем арсенале средство более сильное. Дом, который может вернуть здоровье. Надо встать на ноги, на этих же своих ногах отсюда выйти и его отыскать. А зачем столько усилий? Может, просто взяться за бумажных журавликов?

По большому счету, у Алены теперь была другая цель, чтобы встать. Она решила подняться на второй этаж и своими глазами взглянуть на человека, который… Наина сказала ей номер палаты, назвал имя – Александр. У него цир-роз, ухаживать некому, так что доживает свой век здесь.

— И это говорит о том, что дом ваш – ничуть не волшебный, — подытожила Алена.

Она называла себя ду-рой, потому что додумывала парадок-сальную ситуацию – ее у-б-ьют в хосписе. Где вообще-то должны продлять жизнь. Наина сказала, что мужик этот нечасто встает с постели, но вдруг он ее увидит, узнает, и решит довершить то, что ему не удалось когда-то. Она же свидетель, в конце концов.

Хотя – совершенно не факт, что этот мужик запомнил ее. Тогда была ночь, он, судя по всему, находился в совершенном неад-еквате, И даже если видел ее мельком, при свете луны, то вряд ли успел хорошо рассмотреть. Да Алена еще здорово изменилась с той поры.

Это у нее его лицо запечатлелось в памяти.

Да и даже бы если он мог ее узнать, чем грозило ему правосудие? Если его раньше не отыскали и не посадили… Что теперь, когда жить ему оставалось, по словам Наины, считанные недели.

Алена решила на него посмотреть. Хотя лечащий врач поначалу понравился ей не слишком, все же, похоже, он был профессионалом. Те лекарства, которые он ей назначил уже облегчили ее состояние. Хоть и ненамного, но всё же. И если раньше Алёна с безразличием относилась к окружающей обстановке, то сейчас ее все больше стала раздражать соседка по палате – со своими семечками, которые она щелкала целый день, с этим вечно бубнящим телевизором и повелительными интонациями. Иначе бабка с Аленой не разговаривала.

Суп, который принесли на обед, выглядел неказисто, но показался Алене удивительно вкусным. Давно она не ела с таким удовольствием. Даже сил вроде как-то прибыло. И после, когда старуха взялась смотреть шоу, в котором — на последней минуте – зрителям предстояло узнать результаты теста ДНК, и выяснить, кто от кого родил, Алена завязала потуже халат, и отправилась в Большое Путешествие..

Больше всего она боялась подниматься по лестнице. Вообще лестницы стали ее главным страхом. Вдруг опять закружится голова, Алена покатится по ступенькам….Но к огромному своему удивлению, Алена увидела, что в хосписе есть лифт. Да, вот такой сервис – между первым и вторым этажами.

В лифте Алена ехала с кастеляншей, которая везла большой тюк чистого постельного белья.

— Погулять хочешь? — спросила женщина, — Иди, это можно, там у нас красиво…

На втором этаже и правда было светло и уютно. Само здание по себе было не таким уж большим, особо идти некуда. Но имелись тут две рекреации, где на полу лежали ковры, на подоконниках теснились цветы. И наверное, на этих диванах неплохо было бы посидеть с книжкой. Если, конечно, забыть, что тут всюду смерть.

Алена же миновала эти приветливые уголки, пошла дальше, отыскивая палату с нужным номером. В коне концов, он же не один лежит…. Она просто приоткроет дверь и посмотрит. Убедится, что память ее не подвела, что это действительно тот самый человек.

Александр лежал один. И это действительно был он. Мужчина спал. Алена стояла на пороге и глаз не могла отвести от лица, которое снилось ей ночами. Сколько раз она просыпалась со сдавленным криком, больше похожим на мычание, и будила Костика.

— Чего ты тут? — окликнула ее санитарка, — Место высматриваешь? Я знаю, что ты с нижнего... В женских палатах пока не освободилось. Это тут вчера деду-шка умер, завтра другого привезут. А когда у женщин появится, сначала, наверное, соседку твою поднимут. Она раньше сюда легла, первая на очереди.

— Да мне это неважно, — сказала, как отмахнулась Алена, — Мне показалось, что… тут мой знакомый…

— Надо же, — санитарка подошла к ней поближе, — Неужели у него кто-то появится? У нас редко так бывает, чтобы к человеку никто не ходил. Ну вообще никто.

— Неудивительно, — пробормотала Алена.

— История ж известная, — продолжала санитарка, — Так что обозналась ты, девка. Скорее всего, не знаешь ты этого человека. Он много лет в пси-хушке лежал.

— Так вот он откуда сбежал… Там ему самое место.

— Ну а что ж ты хочешь. Он уже немолодой, за пятьдесят ему…Еще афганскую застал. Оттуда не он один вернулся…со сдв-игом маленько. У меня вон у знакомой сын…там еще хуже.. Уходил нормальным парнем. А вернулся как одержимый. На мать нередко руку поднимал, она его боялась. А то возьмет у племянника игрушечный автомат и давай в телевизор стрелять. Фильм ли там идет, или передача какая. Сидит, и прямо экран «расстреливает»…Мать его тоже очень хотела «сдать», надеялась, может, вылечат. К врачу ходила — а тот ответил, что, мол, права ему такого не дано. Пусть сын сам придет, и скажет, что согласный лечиться. Ну а разве ж он придет сам?

— Я знала людей, которые приходили и после аф-ганской, и после че-ченской вполне нормальными,— возразила Алена,— Не первый день на свете живу.

— Так для Сашки это было только начало, — сказала санитарка, и Алена отметила, как по-свойски она зовет больного, — Он женился, девочка у них родилась. Правда, жена после операции инвалидность получила, а девочка того…с Д-ауном…Но он их очень любил. Как говорится — на руках носил обеих.

Все это время дверь оставалась чуть приоткрытой, и обе женщины смотрели, как Александр спит.

— У них был дом, хороший такой,— обстоятельно рассказывала санитарка, — Сашка там каждый камушек отделал, каждый цветочек вырастил. Как говорят сейчас…дизайнер, да? Его друзья сбросились, и дочке его коня купили. Маленького такого. Чтобы она, значит, ездила…Для здоровья…

А сам Сашка летал вахтой…И вот без него их и уби-ли. Наверное, ограбить хотели. Хотя там особо и взять было нечего. А потом дом заперли и подожгли. Он вернулся, и всё, — санитарка махнула рукой, — Поехал.

— Нашли того, кто это сделал? — спросила Алена.

— Говорят, компания какая-то молодая…Не нашли никого. А он с тех пор и лечился. Знаешь, за городом у нас есть такая больница…Так он оттуда или сбегал, или пытался сбежать, не знаю уж

— А что Наина говорит?

— Выдумывает она всё, — санитарка снова взялась за ведро и швабру, — Терпеть я не могу всех этих ясновидящих и экстрасенсов. Ты знаешь, что к нам раз в две недели батюшка непременно приходит? Даже комната особая есть, он там молебен о здравии служит. Можно исповедаться, причаститься…Вон, соседка твоя всегда в первую очередь…

— Значит, вы о таком Доме не слышали? Просто Наина говорила, что Александр там побывал.

— Верь ей больше. А еще в инопланетян и летающие тарелки.

Алена в последний раз взглянула на спящего. Тяжелая рука с набухшими венами лежала поверх оделяла. На ней была татуировка – роза.

Алена медленно-медленно побрела к себе на первый этаж. Она начисто забыла про лифт, и спускалась, держась за перила. Пожалуй, Наина права. Хочешь позитива — разведи цветы на подоконнике. Хочешь сверхъестественного — купи книгу сказок.

….Соседка ее, Валентина Федоровна смотрела соревнования по фигурному катанию. Рядом с ней лежала газета, а на ней высилась целая горка семечек. Алена легла на свою кровать, отвернулась к стене и натянула на голову покрывало.

Продолжение следует