Год назад. Алёна
Идея Платона была, как обычно, простой и одновременно изощрённой, а строилась мысленная конструкция, разумеется, на инициативности Алёны Дмитриевны.
Дело в том, что Кольская со свойственной ей склонностью ко всякого рода тимуровской работе (кстати, Платон был уверен, что по весне сотрудники компании начнут выходить на субботники в общественные места и привлекать добровольцев со стороны к своим "выходам"), организовала в компании нечто вроде службы взаимопомощи.
С наступлением осени всегда повышается сезонный порог заболеваемости всякого рода вирусами, а зимой и ранней весной ситуация лишь усугубляется. Многие заболевшие сотрудники компании - люди одинокие по какой-либо причине, и многие живут одни.
Конечно, сейчас хорошо организована работа службы доставки, однако Алёна Дмитриевна полагала, что простая человеческая забота незаменима, потому собрала группу добровольцев, посещающих заболевших на дому. Разумеется, с соблюдением всех необходимых требований безопасности.
Волонтёры приносили необходимые продукты и лекарства, а также делали дома у заболевших влажную уборку. При необходимости даже выгуливали домашних животных.
Платон в принципе крайне редко болел, а если и случалось, то восстанавливался очень быстро. Пока он размышлял о том, какую же болячку ему придумать, Кольская сама исчезла на неделю, - оказалось, загрипповала.
Через неделю появилась - бледная и осунувшаяся, но по-прежнему энергичная. И вот тут-то Платону выпала редкая удача: грипп добрался и до него.
Раньше Платон досадовал бы и негодовал на свою временную немощность, но только не в этот раз. Он сразу позвонил на службу, предупредил о том, что заболел, и вызвал врача на дом.
Теперь оставалось только ждать. Если он не ошибся по поводу того, как Алёна Дмитриевна относится к нему, то она не упустит возможности "поухаживать" за болящим.
На следующий день к Платону приехали Алёна Дмитриевна и ещё одна молодая сотрудница, - кажется, из бухгалтерии. Платон на всякий случай строго-настрого запретил приезжать Кристине (исключительно из соображений заботы о ней и безопасности), и не прогадал.
Девушки сделали влажную уборку, сходили в магазин и в аптеку. Платон в этот день чувствовал себя очень плохо, как и в два последующие дня. Зато радовался, как ребёнок, что не ошибся: Алёна Дмитриевна навещала его ежедневно.
В первые три дня Платон категорически отказывался от еды, только пил горячий чай, а на четвёртый день Кольская сварила бульон и заставила больного поесть.
Даже будучи по-настоящему больным, Платон не переставал строго контролировать процесс обольщения Алёны Дмитриевны. Он безошибочно чувствовал, какое именно поведение способно сильнее всего расположить девушку к нему, и вёл себя именно так.
Сначала был немногословным и покладистым пациентом, не стонал, не ныл и не жаловался. А как только Платону стало легче, к нему как бы начали возвращаться его обычные язвительность, насмешливость и небольшое упрямство (небольшое - это потому, что он ещё недостаточно окреп).
Конечно же, за прошедшие несколько дней Алёна Дмитриевна совсем растаяла, Платон видел это по её сияющим глазам. Разумеется, при помощнице и компаньонке Алёны Дмитриевны Платон держался очень скромно, однако удача улыбнулась ему вновь: на четвёртый день Кольская пришла к нему одна. Вполне возможно, что она именно так и хотела поступить, и дело тут было вовсе не в сложившихся обстоятельствах.
Алёна Дмитриевна готовила бульон, а Платон лежал в комнате, но потом встал, пришёл в кухню и сел на один из табуретов.
- Зачем вы встали, Платон Васильевич? - сразу всполошилась добровольная помощница. - Ещё рано! Я всё принесу вам сама.
- Я хорошо себя чувствую, Алёна Дмитриевна. И я устал валяться в кровати, как овощ. Давайте, помогу вам.
- Ещё чего! Тем более, бульон практически сам варится. Вы, должно быть, проголодались?
- Ну да, есть немного, - ответил Платон, рассматривая миниатюрную и стройную фигурку Алёны Дмитриевны.
Хорошо, что девушка стояла к нему спиной и не могла видеть его изучающий нескромный взгляд. Ведь перед Кольской необходимо было разыгрывать этакого положительного во всех отношениях парня, но в меру откровенного, упрямого, занудного и с характером.
- Ох, а пакет-то я оставила в коридоре! - спохватилась Алёна Дмитриевна. - Я же купила овощи и зелень.
Она собиралась рвануть в прихожую, и в этот момент Платон встал и сделал то же самое, рассчитав всё так, чтобы они с Кольской столкнулись на подходе к двери.
- Простите, - Алёна Дмитриевна вспыхнула до корней волос.
- Я принесу, - пояснил Платон. - Должна же от меня быть хоть какая-то польза.
- Такой большой жёлтый пакет, - в спину ему сказала Кольская.
Видимо, с целью хоть что-то сказать и прикрыть своё явное смущение. Платон даже не ожидал, что всё пойдёт настолько хорошо.
- Тут ещё какие-то кисти, - сказал Платон, разбирая пакет и выкладывая его содержимое на стол.
Достал две упаковки с разнокалиберными кистями, повертел в руках, улыбнулся.
- Вы что, пишете картины, Алёна Дмитриевна? - вот и повод для неформального и лёгкого общения нашёлся.
- Нет, что вы! - улыбнулась Кольская. - Это я на работу купила. Будем завтра с девочками окна в офисе разрисовывать к Новому году. Это кисти для гуаши.
- А что, кисти бывают разные для разных красок? - удивился Платон.
- Ну вообще, да, - кивнула Алёна Дмитриевна.
- А я рисованием занимался только в школе, на уроках изобразительного искусства. У меня была одна кисть - такая, знаете, из коробки с акварельными красками.
- Такая синтетическая, в меру тонкая и с пластмассовой ручкой? - продолжала улыбаться Кольская.
- Ага, - кивнул Платон. - Я её ещё прижимал изо всех сил к листу бумаги, и кисть становилась похожа на причёску бездомного.
- А в какой школе вы учились, Платон Васильевич? - казалось, Алёна Дмитриевна очень рада тому, что может вот так запросто болтать с ним.
- Я вырос в соседнем регионе, не здесь. Учился в обыкновенной средней школе, в обыкновенном классе. И учился средне, звёзд с неба не хватал.
- Надо же, - искренне удивилась Кольская. - Я была уверена в том, что вы были отличником и учились в очень престижной школе.
- Вы разочарованы?
- Что вы? Наоборот!
- А почему наоборот? - сузив глаза, Платон пристально смотрел на девушку.
- Не люблю мажоров, - коротко ответила Алёна Дмитриевна и отвернулась к плите.
- Почему, Алёна Дмитриевна?
Девушка пожала плечами, по-прежнему стоя спиной к Платону, и ничего не ответила.
- Простите, я не должен был спрашивать, - в меру виновато и расстроенно произнёс Платон. - Это совсем не моё дело.
- Это вы простите, - повернулась к нему Кольская. - Я же сама затеяла этот разговор. Сказав "А", нужно говорить и "Б". Я чуть не вышла замуж за одного из представителей столичной золотой молодёжи. Мы даже прожили вместе полгода, на более долгий срок меня не хватило. Если бы папа не ушёл в мир иной, меня бы всё-таки дожали и выдали замуж, я думаю, очень уж выгодная партия была. Но папы не стало, и я почти сразу сбежала от Стаса.
- Ну и ну, - только и смог сказать Платон, и на этот раз реплика проистекала полностью из глубины души.
А ведь он почему-то считал Кольскую невинной простушкой, и даже не поинтересовался её личной жизнью.
- Осуждаете?
- Да Бог с вами, Алёна Дмитриевна! Кто я такой, чтобы судить других людей? Тем более, вы прекрасный человек, очень порядочный и добрый. И ещё я бесконечно благодарен вам за помощь в эти несколько дней. За вашу неоценимую и своевременную поддержку. Теперь мне стыдно за то, что я был несправедлив к вам. Вы действительно делаете нужное дело.
- Что вы, Платон Васильевич... Я ведь не одна, мы с девочками всем стараемся помочь по мере сил, - опять залилась краской Алёна Дмитриевна.
- И всё же. Пообещайте, что разрешите мне в виде хотя бы малой части моей огромной благодарности пригласить вас на ужин, как только я буду выглядеть по-человечкски.
- Хорошо, конечно. Я обещаю.
Платон ясно видел, какая неподдельная радость мелькнула в глазах Алёны Дмитриевны.
Что ж. Необходимо признать, что всё опять оказалось слишком просто. Даже с ней.
Продолжение: