Как же безмятежно и сладко спится на утренней зорьке. В последней предрассветной минуте, замирает вся округа. От тихой речушки Звенихи, веет покоем и умиротворением. Тянущаяся от её воды прохлада, успокаивает. Только совсем недолго длится утренняя обманчивая тишина. С первым появлением ещё не смелого, ещё такого робкого солнечного луча всё оживляется. И вот уже, чей-то горластый петух, звонко заорал на всю округу. К нему присоединился второй, потом третий, радостное петушиное ку — ка — ре — ку, в один миг переполошило всю Ломовку.
Откинув в сторону атласное одеяло в белом пододеяльнике, Нина спустила ноги на пол. Взяла висевшую на спинке стула шаль, набросила её на плечи, и вышла на крылечко, с наслаждением потянулась а потом ступила на холодную от росы траву во дворе. Прошлась до летней кухни, немного повозилась там наливая тёплой воды в подойник, и пошла под навес, где лежала Пеструха, лениво пережёвывая жвачку. Растолкала её, заставила подняться. Обмыла водой вымя, насухо вытерла приготовленным полотенцем и принялась доить. Потом процедила молоко. И выпустила свою любимицу в стадо. Пеструху Гриша привёл на подворье крошечным телёнком. Бывший её хозяин уверил, что будет это корова ведерница, и не обманул. Такой коровы как у Нины, нет ни у кого в округе. Справившись по хозяйству, она вернулась в дом. Поправила сползшее одеяльце у дочери, Аля безмятежно спала, раскинув в стороны ручки, и огляделась вокруг. Взгляд остановился на букете ромашек, стоящих в глиняном кувшине на столе. Они вчера собрали их с Алей когда ворошили сено на лугу. Воспоминания туже навалились на неё. Ромашки всегда приносил ей Гриша, когда возвращался вечером после работы. Она всегда краснела, когда он протягивал, слегка привядший, пряно пахнущий букет, и прятала в него светившееся счастьем лицо. Мужики даже подшучивали над ним за это, а он только отмахивался от их беззлобных шуток. Кажется, было всё только вчера, а вот уже два года, прошло с той поры, как пришлось ей примерить тёмный вдовий платок. Гриша был старше её на восемь лет, она и мечтать не могла, что этот видный красивый парень обратит на неё внимание. А вышло как-то всё само собой. Однажды, лунной майской ночью, отбились они от стаи деревенских парней и девчат и остановились на бревенчатом, покрытом по краям мхом горбатом мостике, переброшенном через Звениху. Она тогда стояла и смотрела на залитую лунным светом, казавшуюся простым отбелённым холстом, гладь речки, и невольно проговорила.
— Гриша, смотри, речка на дорогу похожа.
Одета она была в белую кофточку и простенькую юбку, вся тоненькая и невесомая, в свете луны казавшаяся, гибкой ивовой веточкой. Он подошёл, осторожно набросил на плечи свой пиджак, а потом приподнял за подбородок голову и поцеловал. Нина до этого ещё ни с кем не целовалась, голова у её пошла кругом, и она чуть не потеряла сознание. Григорий проводил её до дома, а когда расставались, спросил: “Замуж за меня пойдёшь” ? Она смутилась, не знала что ответить, и пролепетав: “Можно я подумаю”, поспешила скрыться за калиткой. Гриша крикнул ей вслед: “Думай, но недолго, вечером за ответом приду”. Рос он с бабушкой Груней, в маленькой избёнке в два окошка. Родители поехали на заработки, да так и сгинули в чужих краях. Отслужил срочную, вернулся в родной колхоз, и решил построить дом. Год он занимался строительством, но дом получился на славу, высокий добротный пятистенок, с тремя большими окнами смотрящими на улицу. К дому срубил хозяйственный двор и баню, а потом обнёс свою усадьбу, дощатым забором с тесовыми воротами. Словом стал Григорий завидным женихом, не одна деревенская красавица, румянила щёки и подводила бровь, в надежде заполучить его в мужья. А он выбрал почему-то её, семнадцатилетнюю скромницу. Она, вернувшись тогда со свидания, уснуть не могла. Всё думала, неужели он серьезно ей замуж предложил за него выйти, не пошутил. Утром рассказала обо всём матери. Полина покачала головой и спросила:
— Не рано ли замуж собралась, школу ведь только окончила, куда торопишься? Погуляли бы сперва, а уж потом о свадьбе говорили.
— Я люблю его, мам. И боюсь, а вдруг кто уведёт, за ним девчата у нас табуном бегают.
Полина переговорила с мужем, и Фрол дал добро: “Пускай приходит свататься. Григорий парень справный, он Нинке нашей хорошим мужем будет. За таким как он, бабы как за каменной стеной живут”. В августе сыграли свадьбу. Нина ходила по большому гулкому дому с высокими потолками и нарадоваться не могла. Она всё обустроила здесь по своему. На окна повесила невесомые тюлевые занавески. На подоконники поставила горшки с геранью. Много герани, с алыми, багряными и почти тёмно-вишнёвыми лепестками. В летнюю жару они роняли свои лепестки на выскобленный до желтизны пол. Нина сразу подметала их, потому что пол в доме всегда должен быть чистым. Через год родилась дочка, Гриша попросил назвать девочку Алевтиной, Алей. Так звали его покойную мать, и Нина с радостью согласилась. Четыре счастливых года, прожила она с Гришей, строила планы на будущее, пока однажды, дождливым вечером, в их дом не постучалась беда. Муж возвращался домой с работы, когда из темноты проулка услышал пронзительный женский крик: “Караул, помогите, убивают”. Он бросился туда. Их сосед, Фёдор Емелин, ухватив свою жену Лизу за косы, бил головой об забор. Гриша налетел на него сзади, заломил руки, и дал возможность Лизе убежать. Фёдор страшно вращая глазами прохрипел.
— Ты чего Свиридов не в своё дело лезешь, тебя кто просил?
— Женщину бить не хорошо Федя, ты разве не знал. Поэтому я и вступился.
— Она не женщина, а баба моя, хочу бью, хочу глажу, и ты между нами встревать не должен. Если цел остаться хочешь.
— Ладно Федь, иди домой, проспись, а угрожать мне не надо.
Григорий повернулся к соседу спиной и пошёл домой. Не успел он отойти на пару метров, как Емелин догнал его и ударил в спину ножом, а потом развернулся и пошёл прочь. Нина в тот вечер долго ждала мужа, не дождавшись, надела дождевик и пошла искать. Обнаружила она Гришу, уже мёртвого. Врачи сказали, умер от потери крови. Если бы Фёдор тогда не ушёл, и Лиза зная скверный характер мужа не убежала, Гришу, можно было бы спасти. Емелину дали восемь лет. Нина не знала как она тогда выжила. Если бы не Аля и родители, неизвестно, что могло бы быть. Мать полгода не оставляла её одну ни на минуту, всюду ходила следом, боялась как бы чего с собой не сделала. Потом крёстная посоветовала выйти на работу: “Среди людей будешь, так понемногу и отойдёшь. У нас в конторе помощник счетовода нужен, ты девка умная, в школе хорошо училась, так что справишься”. Нина вышла на работу, понемногу стала приходить в себя. Боль от утраты мужа никуда не делась, но находясь среди людей, ей было действительно легче.
— Ох, что это я рассиделась, — встряхнула головой Нина, освобождаясь от воспоминаний, — нужно Альку будить, и к родителям отвести, давно пора на работу идти, а я тут сижу.
Она встала, прикрыла окно, и подошла к кроватке дочери.
—Аленький, просыпайся моя хорошая. Маме на работу пора.