Рынок - это целый мир. Здание новое, двухэтажное. Алёна торгует всем. Вот натурально, всем. Бутылки с постным маслом соседствуют с пачками кофе, колбасы с сырами, тут же крупы, сахар, деревенский хлеб и яйца, среди которых есть «люкс» - столь крупные яички, что большинство из них – с двумя желтками. Таких как Алёна - продавщиц «мини-магазинчиков» - тут несколько. Но у большинства торговцев всё же – специализация.
Вон, наискосок от Алены стоят женщины с творогом, сметаной. Там царит белизна, белые фартуки, блюдечки, ломтики домашнего сыра на пробу. И там же плотными рядами выстроились стаканы с топленым молоком кофейного цвета, с запеченной даже корочкой. Алёна иногда покупает такой стаканчик – перекусить.
Чуть подальше – рыба, на любой вкус: от связок сушеной чехони - к пиву, до большущих сомов, которые даже здесь пахнут рекой и илом. А чуть поближе – сладкие запахи, там расположилась Марина с бесчисленными коробками печенья.
Есть тут и «зимний сад» — уголок, где торгуют комнатными растениями – маленькими, чуть прижившимися в горшках фиалками, и метровыми пальмами. Пахнет ладаном и благовониями из церковной лавки. В конце торгового зала – закуток аптеки. Алёна нередко ходит туда – к Ларисе, купить таблетки «от головы».
Когда-то Алена устроилась на рынок – временно, подменить соседку. Не могла найти другой работы, а соседка очень просила. Но, к удивлению своему, Алена тут прижилась. Вокруг были люди, с утра и до вечера – множество людей, и среди них, в их водовороте, ей тоже было спокойнее, чем в одиночестве.
Но тот ряд, что был самым длинным, тянулся вдоль окон, занимая лучшие места – этого ряда она старалась избегать. Здесь торговали мясом, и тонкий, но все же различимый дух «убоины» заставлял Алену обходить торговцев, разложенные на прилавках сви-ные головы, отводить взгляд, не смотреть в мерт-вые глаза.
**
Тот вечер начался очень круто. Они выбрали место, где безопасно можно было разжечь костер. Ниже – начинались заброшенные пионерские дачи: потемневшая грязная штукатурка и еще яркие, в разные цвета раскрашенные перильца. А чуть выше была старинная дворянская дача, от которой весь этот лагерь и пошел. Когда дача была еще цела, она числилась «главным корпусом». До сих пор, если бы взобраться как-нибудь на второй этаж – отсюда открывался вид – поверх леса – на море, на бухту… И на развалины крепости, да… Однако пол между этажами давно уже провалился, а остатки лестницы точно висели в воздухе. Проемы окон заросли диким виноградом. Это смотрелось бы даже живописно, если бы не мусор – пятилитровые пластиковые баклажки из-под воды, опустевшие «полторашки» из-под пива и прочий хлам, без которого не может род человеческий.
Но тут, на поляне, между дачей и домиками, они развели костер. Жарили на палочках сардельки и маршмэллоу. Валерка, оказывается, тоже взял с собой пиво, да не какое-нибудь, крепкое. Вот почему его рюкзачок даже на вид казался тяжелым – столько банок! Игорь откровенно обрадовался – потер руки. Но Артем нахмурился.
— Мы ж до утра хотели досидеть, — сказал он, — Рассвет встретить…
— Так кто нам мешает? — не понял Игорь.
— Ты с этого пойла через час раскиснешь и спать захочешь. Мог бы и дома похрапеть. Нет, я лично – пас.
Но Валерка подмигнул Игорю – мол, не надо, никто не раскиснет…. А с «Охотой» сидеть всяко веселее будет… Артем точно прочел его мысли:
— Охотнички, — он снова фыркнул, — О девчонках бы подумали… Им тоже эту дря-нь предложите?
— У меня есть кока-кола,— сказала Алена, — Две бутылки.
— Ну хоть одна с головой дружит…
…В тот самый первый час, который давал ребятам Артем — даже он признавал, что пиво свалит их только потом, всё действительно шло хорошо. Как и собирались, они рассказывали друг другу истории, негласно соперничая, чья будет круче.
Ира любила страшные сказки, но вот рассказчицей была никудышней. Когда очередь дошла до нее, она вскинула ладони:
— Нет-нет, мне страшнее «желтой тумбочки» ничего в голову не идет. Ну это ж все знают... Про девочку, и как ее радио дома пугало: «Девочка-девочка, прячься, желтая тумбочка выходит с кладбища….» Я, кстати, потом вот эту песню слушать не могла, старую, — и Ира удивительно верным голоском стала напевать,— «Ой, матушка, что во поле пыльно….» Там девушка чувствует недоброе, а мать ее успокаивает, заговаривает…. Вместо того, чтобы бежать. А беда всё приближается.
— А хотите, я расскажу вам про дом? — спросил Валерка. Он был влюблен в Иру, чувствовал, она смущается, что ничем не может удивить друзей, и решил сделать это за нее.
— Про какой дом? — нельзя было не спросить, и Артем задал вопрос.
— Говорят, где-то у нас здесь, в городе, есть дом. Кто и когда его выстроил – Бог весть. Но даже старожилы не помнят времени, когда его тут не было. Старый-старый дом из серых камней, в два или в три этажа. Не знаю, не видел…Так вот, этот дом – живой.
— В смысле? — Игорь решил, что сарделька дожарилась, попытался откусить кусочек и тихо взвыл, обжегшись.
— Я не сам узнал. Мне это тоже рассказывали… Так что всё может быть как в «глухом телефоне», без точных подробностей. Короче, я не знаю, живут в том доме сейчас люди или нет, но туда можно прийти вдвоем, и тогда такое случится…
— Догадываюсь что, — с иронией сказал Артем, - Он, она и перет-рах...
— Да нет, ты не понимаешь….Но вот ты можешь привести туда своего врага…Как-нибудь обманом уговорить его пойти с тобой. Вы придете туда вместе, и ты скажешь дому: «Возьми его!»
— Фас! — не выдержал Игорь.
— И дом его заберет, — Валерка еще пытался пробиться к ним, впечатлить, но компания уже окончательно развеселилась, — Не сожрет, конечно, нет…Но выпьет все жизненные силы, всю удачу, все, короче… И всё это достанется тебе. Проживешь две жизни…
— Мы ж, вроде, договорились про страшное. — Артем палкой ворошил угли в костре. — Ненаучная фантастика – это другая опера…
— Можно просто помолчать немножко, — предложила Ира, — Послушать тишину. В городе такой не бывает. А здесь только горы, море и мы… И звезды…
Звезд действительно было столько, что это казалось нереальным… Валерка вспомнил планетарий – он недавно ездил в Питер, Игорь стал показывать девчонкам очертания созвездий.
— Сейчас самые короткие ночи, — сказал Артем, — Скоро уже светать начнет.
Ира передвинулась. Устраиваясь поудобнее, и вдруг указала на старую дачу:
— Смотрите! Вы не видели?
— А что там? — спросил Валерка.
— Какая-то тень… Там кто-то есть…
— Там птицы, наверное, живут, — предположил Игорь, — Может, лиса забрела. Тут много…
— Там вроде что-то большое, — Ира обхватила себя за локти. Она стояла, не решаясь сесть, точно уже готова была обратиться в бегство, — Одно дело слушать страшные истории дома, или смотреть ужастик в кинотеатре. И совсем другое – если вокруг только лес, покинутые, заброшенные дома – и до людей ого-го сколько…
Алена почувствовала, что у нее пересохло в горле. Он вспоминала, что в сумке у нее – пара бутылок кока-колы. Сумки они сложили на краю поляны, там, где сейчас сгущались тени. Идти туда ой, как не хотелось. Но Алёна, которая и так всего и всегда боялась, и приучала себя бороться со страхами, сейчас заставила себя подняться, и пошла за газировкой. Она шагнула под дерево, отыскала среди других свою сумку, пляжную, в бело-синюю полоску, расстегнула молнию. Нащупала прохладное стекло. Она и пить стала тут же – это тоже было преодолением страха. Ведь ребята рядом, Алена отлично их видела. Другое дело, что они ее видеть не могли – там, где она стояла, для них была — тьма, даже лунный свет сюда не проникал.
А потом Алёна увидела, как из пустого дверного проёма старой дачи вышел мужчина. Он показался ей огромным. Белая грязная майка, шорты, борода… Он шел к ним неверной походкой, слегка покачиваясь. Ребята оцепенели. И тогда навстречу ему поднялся Артем…
**
Алена обычно умела рассчитывать свои силы. Рынок под открытым небом сворачивался рано, там уже к двум часам дня никого не было. В крытом же торговали до шести, и Алена уходила одной из последний. Где-то среди дня она просила соседку, торговавшую копчеными курами, присмотреть за ее «лавочкой», и на четверть часа поднималась на второй этаж. Там рядами шли маленькие магазинчики – продавали платья, куртки, белье, обувь, косметику. А в самом конце коридора была столовая. Дрянная в общем-то, как худшие из забегаловок прежней поры. Алена обычно брала себе здесь только кофе и какой-нибудь бутерброд или пирожок. Этого ей хватало до вечера.
Кофе давал некое чувство бодрости. Но на этот раз, на обратном пути стоило Алене ступить на лестницу – по которой она обычно сбегала, как произошло что-то странное. Алена вдруг перестала понимать, где находится верх, где низ, чувство равновесия покинуло ее и, чтобы не упасть, она крепко ухватилась за перила. Вцепилась в них. И эта резкая слабость….Обычно она накатывала, если повышалось давление….
«Только не грохнуться со второго этажа», — Алена готова была на несколько минут сесть или даже лечь на лестничной площадке, пусть даже ее примут за пьяную. Всё лучше, чем скатиться по ступеням. Прежде всего ей подумалось об инсульте – она проходила это со свекровью: с первой минуты, когда вызвала Марии Захаровне «скорую», и потом, когда ночевала с нею в больнице, когда видела других таких, как она, беспомощных…
Алена потрясла головой — вроде бы не болит. Потихоньку в глазах «развиднелось», как говорила еще ее бабушка. Алена осторожно встала и, перебирая в руках перила, спустилась в аптеку, к Ларисе.
— Измерь мне давление, пожалуйста, — попросила она.
Алена уже пару раз приходила с такой просьбой, и Лариса достала тонометр, уступила молодой женщине стул.
— Ты чего-то бледная очень… У тебя рабочее какое?
— Верхнее – девяносто, — слабость накатила такая, что Алена с трудом шевелила языком.
— Ну, получай полноценный гиперто-нический криз. Сто пятьдесят на сто двадцать. «Неотложку» вызвать?
— Не надо….Я сейчас позвоню Наде, попрошу выйти, а сама – домой. Отлежусь. Завтра у меня выходной.
Надя была ее сменщицей. Она будет очень недовольна, на ней сегодня внуки. Согласится ли еще подменить? Но, наверное, у Алёны был совсем уми-рающий голос, потому что сменщица лишь вздохнула и сказала:
— Сейчас приду…
— Держи пока, — Лариса засунула Алене в рот пару маленьких таблеток,— И не спрашивай что….То, что надо….
…Вечер для Алёны, можно сказать, стал отдыхом. Она лежала в своей комнате, встать у нее просто не было сил. Костик, тысячу раз с ней посоветовавшись и всё уточнив, сам дал матери лекарства и накормил ее кашей.
Алёна думала, что надо заканчивать с морскими эскападами. Может быть, давление поднялось из-за того, что она нынче столько ныряла. Вода еще холодная. Глубина… У нее слабые сосуды – ноги вон вечно в синяках. Так один раз можно и не всплыть.
Ей очень захотелось побыть маленькой. Чтобы не было этого мучительного беспокойства – сумеет ли она завтра встать, и снова взяться за дела? А если нет, то кто будет это все делать?
Если бы рядом была мама…
Алёну воспитывала мама, с отцом она разошлась так давно, что папу своего девочка не помнила. Знала его только по рассказам матери, не слишком-то доброжелательным. Но эти блаженные годы, еще до всего, до всех событий…. Алёне двенадцать лет, тринадцать, пятнадцать… Несколько раз в год она непременно болела – приносила из школы какой-нибудь вирус.
И мама велела ей целыми днями лежать в постели. Комнатка крохотная – метров пять. Такие закутки хорошо знают те, кто делил советскую квартиру-хрущевку перегородками, пытаясь из двухкомнатной сделать «трешку».
Алена лежала в постели, а мама приносила ей в глубокой пиале дымящийся, огненно-горячий куриный суп с домашней лапшой, и садилась у нее в ногах, смотрела, как Алена ест. Девочка же хитрила – опускала ложку в пиалу медленно, потом держала ее на весу, дула на суп… Лишь бы подольше посидеть вот так, когда мама – рядом….Когда рассказывает что-нибудь, поправляет на дочке носки, а сверху еще кутает ноги Алены одеялом…
На лбу Алены выступает испарина, да она вся мокрая…И мама приносит ей свежую ночную рубашку. Можно утянуть с собой в постель книжку, и заснуть, читая, и ни о чем не беспокоиться, так как с мамой рядом не может случиться плохого. Это – точно заколдованный волшебный круг. Круг добра.
А потом, когда все это произошло, когда о резне в лесу говорил весь город… Алена вскоре так поспешно вышла замуж за Костика. Маму все это подкосило, конечно. Она состарилась на глазах, и Алена всерьез стала думать о том, что им нужно жить всем вместе. Может быть, продать то жилье, что есть, и купить один большой дом, где хватит места и им с Костиком, и старшему поколению.
Но мама не слегла – она вышла замуж. Познакомилась с мужчиной из соседнего курортного поселка. Бывший военный, он воспитывал умственно неполноценную дочь – тихую, ласковую, вечного ребенка. И мама взялась за Лилю – теперь у нее появился смысл жизни, до самого конца, до последнего дня ее, потому что Лиля не изменится. И будет безмятежно улыбаться, рисовать в альбоме картинки – солнышко и человечков. Обнимать маму и прижиматься к ней.
Сложилась семья – муж, который разводил виноград, лелеял свой дом и своих женщин, и мама с Лилей – все трое сидели вокруг семейного очага.
Алена чувствовала себя виноватой перед мамой, хотя если разобраться – в чем же ее вина? Но она старалась не тревожить мать, не просить ее ни о чем, тем более, что сама-то маме помочь никак не могла. Все деньги, что Алена зарабатывала, уходили на жизнь, и еще не хватало.
А этой ночью ей стало плохо так, как не было еще никогда в жизни.
Продолжение следует