*
- Я скоро вернусь. Ты дождешься меня, Аля? – серьезно спросил паренек.
- Васенька, неужто сомневаешься? – лукаво улыбнулась девушка и посмотрела на небольшой букетик васильков, таких же синих, как глаза любимого.
- Больно надо! – важничал Василий. – Но ты прямо скажи, нечего крутить!
- А то и сам не знаешь? Очень буду ждать… - с грустью сказала Аля. – Пора мне! Мамка заругает! Поздно уже!
- Ступай тогда, - нехотя согласился Василий. – Как приеду, свадьбу сладим.
Алевтина покраснела. Нервно сжала красные круглые бусинки на шее, попыталась пригладить ладонью светлую кудряшку, выбившуюся у виска, поправила длинную светло-русую косу.
- Я к твоим приду, буду просить благословения, - сказал парень.
- Тише ты, Васенька, вдруг кто услышит? Нынче в церковь-то нельзя, только расписывают, - прижала палец к рукам Аля.
- Это дело правильное. Но и то, что раньше было принято, забывать нельзя, - настаивал парень.
Скрипнула дверь, взвизгнул лохматый щенок, спавший под раскидистой вишней.
- Алевтина, ночь на дворе. Ступай в дом, не позорь меня! – крикнула строгая мама.
- Иду, иду, матушка! – отозвалась девушка.
Она смотрела на Василия и медлила, как будто знала наперед…
- Жди меня, Аля! – попросил парень. – Хорошо заживем. Я тебе подарок привезу.
- Буду ждать, Васенька! Возвращайся скорее, - прошептала девушка, махнула на прощанье рукой и убежала в дом.
Василий возвращался домой и насвистывал себе под нос. Он был счастлив. Выучился на зоотехника. Профессия на селе была самая нужная. Его, как ценного специалиста, решили отправить в столицу. Чтобы уму-разуму набрался - повысил квалификацию. Директор колхоза похлопотал. Мать с отцом гордились. А тут и еще одна радость нагрянула: Аля согласилась замуж за него пойти. Она гордячка была, интереса не показывала. Пару раз всего на танцах он ее приглашал. После провожал. Но она все больше молчала, скромничала. Он решиться не мог, не мастак был речи выдумывать. Когда насмелился, да предложил замуж пойти, она засмущалась и согласилась. Василий не надеялся, но оказалось, и он ей люб. Пару недель молодой специалист должен был провести на учебе. К концу месяца собирался вернуться с новым удостоверением и подарками.
Шла середина июня сорок первого. Хорошее время, спокойное, безмятежное. И не подумал бы никто, что все могло в одночасье измениться. Тишина лунной летней ночи казалась незыблемой. Теплый воздух плыл над деревней, в нем витали запахи свежескошенной травы, полевых цветов. Из зарослей кустарников по обочинам дороги доносился стрекот насекомых.
*
Наше время
Макс учился на историческом. Поступил по велению сердца и хобби нашел достойное. Поисковики с которыми он подружился, были людьми увлеченными и увлекающими своим энтузиазмом. И при этом очень-очень разными. Долгими суровыми зимами историки и архивисты изучали документы, искали места сражений, далекие и близкие. Те же, кому бумажная работа была не по душе, готовили снаряжение, инструменты. Парочка юристов строчили официальные запросы, выбивали разрешения для раскопок; один муниципальный депутат традиционно договаривался с местными вузами, чтобы процесс проводился под эгидой ученых, в строго научном и полезном для общества русле.
Поначалу Макс не очень понимал, как эта махина работает. Он смотрел на круговорот людей, документов и открытий с нескрываемым восхищением и старался запоминать, учиться. Да, к тому же это было делом чести – поисковики прикасались к истории, хранили память, воздавали почести тем, о ком все еще думали, а может быть и позабыли. Вскоре парень пообвыкся понемногу и стал приносить пользу. Паренек оказался на своем месте. Даже специализацию выбрал подобающую. К последнему курсу института он уже многое знал. Умудрился побывать в городских и армейских архивах и подружиться с такими же энтузиастами из числа молодых преподавателей.
В дождливое лето после очередной сложной сессии он не мог оставаться в городе. Планы у поисковиков были грандиозными. Макс пообещал копать с товарищами. Он звал с собой красотку Вету, но та закатила грандиозный скандал. Не намеревалась она с ним по палаткам мотыляться. Девушка привыкла к городскому комфорту. Макс говорил, что в отряде и девушки работают, что там обстановка дружелюбная, интересно очень. Но Вета распалялась все больше и требовала, чтобы Макс остался. Твердила, что не планирует ждать его пару месяцев. Он думал, что это не взаправду, для пущей убедительности. Парень грустил. Вета отдалялась понемногу, но на расставание не намекала. Прямо не говорила. В один из вечеров Макс застал ее с другим в кафе. Тут вопросы отпали сами собой. Макс разуверился в существовании любви, и решил окунуться в работу.
Он даже к родителям в далекий южный город не поехал. Ведь ждали-то с невестой. А получилось как-то нескладно: он еще не успел уехать, а она уже не захотела ждать. Макс пообещал наведаться домой сразу же после сезона. Мама вздохнула, потому что знала: несмотря на дождливое лето, раскопки могли длиться до бесконечности. Отец невозмутимо заявил: «Мужика вырастил!».
Макса тянуло в лес, туда, где все еще оставались безмолвные свидетели сражений – наполовину заросшие окопы. В этот раз копали место совсем не очевидное. Всего-то каких-то пятьдесят километров от кольцевой дороги. И упоминаний о тех сражениях было немного. Но энтузиасты все же нашли. Палаточный городок обустроили на лесной опушке и договорились с добрыми дачниками, чтобы в баню пускали.
Карты были точными. Несмотря на прошедшие десятилетия, на месте ориентиров оказалось предостаточно. По весне фотографировали с воздуха, сравнивали рельеф с доставшимися из архивов чертежами. Все сходилось. Целыми днями кипела работа. Трудностей, как физических, так и бытовых поисковики не замечали. Метр за метром, шаг за шагом они обследовали лес: траншеи и возвышенности, заболоченные низины и овраги. Копали осторожно, искали с металлодетекторами. Вечерами жгли костер, горячо спорили и делились предположениями, пели под гитару.
По тем лесам ходили грибники. Местные привыкли к траншеям и окопам, изрезавшим лес; чуть сглаженным за прошедшие десятилетия, но все же явственно выделявшимся среди елей и берез. Жители дач рассказали, что жил там когда-то старенький сторож. Говорили, что был он босоногим пацаненком, когда ф р и ц ы к деревне подошли. Он и не рассказывал толком. Все вздыхал больше. Но и он п о м е р давнехонько. Больше свидетелей было не сыскать. Из старожилов никого в тех местах не осталось. Да и вместо деревень понастроили современные дачи. Время неслось вперед.
В середине августа зарядили дожди, и копать стало практически невозможно. Поисковики стали разъезжаться по домам, договорившись вернуться следующим летом, и наметив зону предстоящих работ. Нужно было утрясти ряд формальностей: отчитаться перед историческими факультетами трех вузов, курировавших ход раскопок; сдать находки в местный краеведческий музей. Несколько энтузиастов – историков, среди которых был и Макс, на месте дописывали протоколы, проводили учет обнаруженных предметов.
Узнав о завершении сезона, совершенно внезапно нагрянули высокие гости из администрации района. Несколько человек осмотрели лагерь, поинтересовались находками и одобрили процессы. Следом за ними примчались телевизионщики и репортеры из местных газет. Прямо под проливным дождем они сняли парочку репортажей на большую камеру. Поисковики выглядели весьма колоритно, но журналисты уверяли, что чем натуралистичней персонажи, тем живее получалось видео. Пришлось поверить, других вариантов не было. С газетчиками было комфортнее. Они предпочитали задавать вопросы, выставив под зонтами диктофоны. Вот уж где можно было много наговорить, без нужды втягивать животы, или выбирать нужный ракурс.
Под вечер хмурые тучи расступились, пару раз блеснуло солнце. Все разъехались, и лес затих. Макс закинул на плечи рюкзак и отправился к электричке через лес. Парень не хотел возвращаться. Все-таки уединение в лесу, пусть и без удобств, нравилось ему больше шума города, вечно толкотни и спешки. Его терзали мысли о Вете, отказавшейся его ждать. Он представлял встречу с неугомонными соседями по общаге, веселившимися с утра до ночи, особенно в каникулы. В его комнату почему-то подселили двоих шумных первокурсников. Еще он соскучился по родителям, и намеревался скорее их навестить. Потом в голову полезли мысли о дипломе и его защите; тут все было более-менее ясно. Нужно было много заниматься. А еще параллельно, стоило искать подработку. Вот с этим как раз были проблемы. Везде требовался опыт. Но чтобы получить опыт, нужно было устроиться на работу. И так по кругу. Остаться на кафедре было бы здорово, только на стипендию аспиранта жить было бы сложно. Поэтому диссертацию он обдумывал, но и земную, самую обычную работу искал.
Макс смотрел на окопы, заросшие травой, а местами заваленные прошлогодней листвой. Он сотни раз перечитывал документы из архива. И все время удивлялся, сколько же чувств, эмоций, жизненных историй было скрыто за официальной статистикой. В цифрах отчетов значились номера взводов, рот, батальонов. За сухими данными стояли десятки и сотни судеб обычных людей - молодых и не слишком, семейных и одиноких. Многие до сих пор считались пропавшими без вести. Людей в тот сезон не нашли. Остались в земле вещи, пережившие с т р а ш н ы е бои… И к ним отнеслись бережно, их должны были изучить и отдать на хранение в архивы и музеи. Удивительно было, что вещам все было ни по чем. А люди, такие сильные, но такие хрупкие – у них было меньше шансов. Максу хотелось надеяться, что к людям судьба была милосердна, но реальность штука ж е с т о к а я.
Он спрыгнул на дно траншеи и представил себя на месте защитников. По рукам побежали мурашки. Он ковырнул носком ботинка корягу, лежавшую на дне траншеи. Зачем-то захотелось отбросить ее подальше. Трухлявая с виду палка оказалась вполне крепкой, и Макс рухнул на землю. Он больно ударился коленями и завалился на бок. Через далекие кроны деревьев видно было светлое небо, пробивавшиеся скупые лучи солнца, облака, быстро проплывавшие над лесом. Он представил, что, должно быть и тогда, много-много лет назад, с о л д а т ы тоже разглядывали это невероятное небо, и надеялись все же уцелеть. Только не у всех получилось.
В солнечных лучах что-то заблестело. Парень провел рукой по откосу. Он встал на колени и с усилием вытянул непонятный накрепко застрявший в земле предмет. Металлическая покореженная коробочка. Он встречал такие, в них продавали в тридцатые – сороковые годы леденцы «Монпансье». Только он обычно видел целые коробочки – в музеях и на барахолках, а в эту угодил снаряд, перекособочило всю. Парень попытался открыть. Не получилось.
Он взял вещицу, сфотографировал и отправил фото в чат поисковиков. А потом завернул в пакет и положил в рюкзак. Ему казалось, что вещь ценная, важная. Когда он выбрался к электричке, сообщение, наконец, улетело. Макс сразу получил ответы. Его приятель из музея заявил, что к их поискам покореженная коробка отношения не имеет. Поэтому, сфотографировать, конечно, стоило. И попытаться открыть тоже. Но музейщикам она, по его мнению, была без надобности. Руководитель отряда ничего особенного в покореженной жестянке не приметил. Предположил, что, возможно, туристы, или грибники с охотниками забыли.
Вечер покоя и тишины в общежитии стал неожиданным и приятным бонусом. Соседи в комнату не пришли. Макс быстро привел себя в порядок, бросил в стирку вещи. Он рассчитывал уехать уже на следующий день. Нужно было отдохнуть перед поездкой, но заснуть не получалось. Макс ворочался на узкой скрипучей кровати, продавленной предыдущими поколениями студентов. Через занавеску в окно светил фонарь.
Помаявшись немного, парень решил напиться кофе. Еще на первом курсе во время сессии Макс экспериментальным путем доказал, что лучшего снотворного, чем растворимый кофе не сыскать. Поначалу он, конечно, ждал от напитка обратного эффекта, но так уж повелось, что после пары чашек он засыпал прямо над учебниками. Он достал походную металлическую полулитровую кружку, засыпал туда кофе, сахар и, вскипятив воду на общей кухне, залил кипятком.
По возвращении в комнату, Макс задумал повозиться с жестяной коробочкой. Он очистил ее от земли, поковырял отверткой. Не поддавалась. Пригодились острые маникюрные ножницы. Он с силой поддел слипшиеся проржавевшие и вросшие друг в друга створки. Ножницы погнулись. Но коробочка приоткрылась. Внутри была пожелтевшая от времени и обожженная по краю ткань и оплавленный комочек – что-то темненькое.
Парень подложил лист бумаги и стал разворачивать тряпочку. Она была смотана плотно-плотно, как старые ленточки в бабушкиной рукодельной шкатулке. Когда тряпочка размоталась, внутри он обнаружил маленькую бумажку. Обрывок папиросной упаковки. Там была записка. Вооружившись лупой, он стал разглядывать. Мелкие записи почти сливались с рыжеватым фоном. Парень отхлебнул кофе и поставил кружку подальше. Когда он снова посмотрел на бумажку, несколько слов проявилось под растекшейся каплей воды, нечаянно свалившейся с кружки. Макс попытался смахнуть воду, но размазал ее по всей бумажке. И небольшая блеклая записка, написанная давным-давно химическим карандашом, обрела цвет. Фиолетовые чернила вполне можно было разобрать.
«Выбраться не получится. Если найдете, передайте ненаглядной Алевтине от Василия. Деревня Белопрудиха семья Никитиных. Окт. 41», было в записке…