В декабре 1764 года родился генерал-лейтенант Лев Дмитриевич Измайлов.
Однако, как справедливо писал историк Сергей Николаевич Шубинский в конце XIX века в статье «Самодур прошлого столетия», прославился Измайлов «не военными или гражданскими доблестями, не делами благотворения или каким-либо особенным подвигом, а единственно своим необузданным, не знавшим границ, самодурством. Пушкин изобразил его в повести "Дубровский" под именем Троекурова. О нем упоминает Грибоедов в "Горе от ума".
Поэт князь Иван Михайлович Долгоруков, который служил вместе с Измайловым в лейб-гвардии Семеновском полку и участвовал в русско-шведской войне 1788-1790 годов, так характеризовал своего сослуживца: Измайлов «был до бешенства запальчив и никому не хотел покориться, своевольничал чрезвычайно и, будучи богат, имел знатных протекторов, не боялся никого».
После воцарения Павла I Измайлов вышел в отставку в чине генерал-майора, жил в своих обширных имениях Тульской и Рязанской губерний. Несколько раз подряд избирался Рязанским губернским предводителем дворянства, но при этом предавался разным чудачествам, не покорялся ни одной из местных властей и с крепостными обходился крайне деспотично.
Историк Николай Федорович Дубровин писал: «Измайлов имел гарем, состоящий из 30 красивейших девушек. Часть флигеля сообщалась только коридором с внутренними комнатами господского дома, да небольшая калитка, в высокой каменной стене, вела отсюда на главный фасад, но она всегда была заперта на замок. В окнах этого флигеля были вставлены железные решетки. Здесь-то и содержался гарем Измайлова. Девушки разного возраста, запертые днем и ночью, лишены были всякого сообщения даже с родственниками. В состав этого гарема поступали не одни дворовые, но и крестьянские девушки, и горе было тем, кто бы ослушался приказания барина о выдаче ему требуемой! Измайлов жег дома ослушников и жестоко сек из крестьян третьего, а из баб десятую. При деревне Хитровщине, где он жил, находился крестьянин по прозванию Гусёк. Он обязан был на тройке собственных лошадей, которые содержались на помещичьем корму, разъезжать по деревням и собирать девок на генеральские игрища».
Доставалось от Измайлова и остальным крепостным. Наказания палками и батогами за малейшую провинность были в его поместьях обычным делом.
Как замечает историк Шубинский, Измайлов был жестоким деспотом в отношении людей, ему подвластных. Даже для того времени, когда злоупотребление помещичьей властью считалось делом обычным, он представляет почти исключение и поражает своим цинизмом и бессердечием...
Зимой Измайлов жил в Москве в своем огромном доме на Мясницкой. Гарем он привозил с собой, поэтому слухи о его развлечениях смаковали в московских салонах. Доходили они и до Петербурга. В 1802 году Александр I даже направил тульскому гражданскому губернатору рескрипт: «До сведения моего дошло, что отставной генерал-майор Лев Измайлов, имеющий в Тульской губернии вотчину, село Хитровщину, ведя распутную и всем порокам отверзтую жизнь, приносит любострастию своему самые постыдные и для крестьян утеснительнейшие жертвы. Я поручаю вам о справедливости сих слухов разведать без огласки и мне с достоверностью донести без всякого лицемерия, по долгу совести и чести».
Следствие велось, но крайне вяло. А тут началась Отечественная война 1812 года. Измайлов был избран начальником Рязанского ополчения, которое прошло по всей Германии. За боевые заслуги он получил чин генерал-лейтенанта и бриллиантовую табакерку с портретом государя.
А после войны Измайлов вновь продолжил свою старую и привычную жизнь.
Писатель Степан Петрович Жихарев, его сосед по рязанскому имению, вспоминал: Зарайский земский исправник, человек бедный, с большим семейством, явился к Измайлову для каких-то служебных объяснений. Его приниженный тон, угодливость и покорность понравились строптивому генералу, который удостоил не только пригласить исправника к обеду, но даже при отъезде вышел проводить его на крыльцо. Увидев поданную невзрачную закладку, он сказал:
- Ты, братец, пришел мне по нраву, и я хочу сделать тебе приятное. Заметно, что ты еще не оперился. Лошаденки у тебя больно плохи, да и ездишь-то в простой телеге. Я это дело поправлю.
И он велел подать к крыльцу тройку хороших лошадей, запряженную в большие, крытые дрожки.
- Дарю тебе, - прибавил он, - кажется, лошаденки изрядные, да и дрожки недурны.
Исправник рассыпался в благодарностях, не утерпел, чтобы не полюбоваться вблизи на полученный подарок и на свою беду вздумал осведомиться, сколько лет лошадям, и стал смотреть им в зубы.
- Ах ты, дурак! - крикнул Измайлов. - Да разве дареному коню смотрят в зубы! Эй, отпрягите лошадей и отведите их назад в конюшню. Но дрожки, господин исправник, твои; только ты запрягайся в них сам и сию же минуту убирайся с моего двора, иначе я выпровожу тебя по-своему.
Растерявшийся исправник не посмел ослушаться, взялся за оглобли и, натужившись изо всех сил, повез тяжелые дрожки с генеральского двора.
В другой раз Измайлов напоил мертвецки пьяными человек пятнадцать небогатых дворян-соседей, посадил их в большую лодку на колесах, привязав к обоим концам лодки по живому медведю, и в таком виде спустил лодку с горы в реку.
А в другой раз проиграл Измайлов тысячу рублей соседнему помещику Шиловскому. После чего вспылил – и бросил всю проигранную сумму мелкими деньгами на пол и заставил подбирать Шиловского деньги под опасением быть выброшенным в окно.
Но, как замечает Жихарев, эти люди не смели перечить Измайлову и сносили от него всякое унижение. Исправник все-таки получил от Измайлова не только дрожки, но и тройку лошадей. Пьяные соседи проспались и так же продолжали пользоваться гостеприимством соседа-самодура, а Шиловский разбросанные на полу денежки все подобрал и опять по временам играл с Измайловым в карты, как будто между ними ничего и не происходило...
Измайлов был завзятым игроком, а поскольку обладал несметным богатством, запросто мог проиграть и миллион. Однажды известные богачи, князья Урусов и Шаховской, решили проучить Измайлова и объявили, что держат банк на любую сумму. Измайлов поставил на даму пятьдесят тысяч. Урусов стал метать и убил его карту. Тогда Измайлов поставил еще дважды по пятьдесят тысяч, снова проиграл – и поставил на одну карту сто пятьдесят тысяч. По воспоминаниям современников, у князей тряслись руки, как у закоренелых пьяниц. Все же они прометали талию – и карта Измайлова была убита. А Измайлов отнесся к потере трехсот тысяч абсолютно спокойно.
«Утро вечера мудренее», - заявил он.
На следующий день Измайлов снова приехал к Урусову и Шаховскому, поставил две карты по семьдесят пять тысяч – и выиграл. Потом еще две – и опять выиграл, вернув вчерашнее. Измайлов решил увеличить ставку до ста тысяч. Урусов в отчаянии бросил карты и отказался метать.
В 1827 году жалобы на Измайлова от его крестьян дошли до самого Николая I. Следствие над генералом-самодуром возобновилось. Он всячески пытался этому помешать, подкупал чиновников, поэтому не удивительно, что в низших инстанциях принимались оправдательные решения. Однако, делом занялись высшие власти, и в 1830 году постановлением Сената над Измайловым была учреждена опека, а сам он выслан на безвыездное жительство в Тулу. Вскоре генерал-самодур умер.
