Мой средний сын – загадочный человек.
Он имеет статус ребёнок-инвалид (психо-неврологического характера) вследствие недоношенности, но это не точно, генетики склоняются, что так и было, и недоношенность ни при чём, она не причина, а следствие. Нездоровый не потому, что недоношенный, а недоношенный, потому что нездоровый.
Только не могут найти, где поломано, анализы делаются годами, ребёнку уже почти 11 лет, но каждый раз результаты анализов приходят отрицательные. Чтобы что-то найти, надо знать, что искать. Это сведения для любителей покричать, "а почему вы во время беременности анализы не сдали и не прервали". Потому что не всё могут диагностировать даже при наличии человека, симптомов и жалоб. А у плода жалоб нет, и симптомов может не быть.
Сын может вести себя странно и выглядеть, как недалёкий человек, казаться равнодушным. Но, когда он начинает делать записи, открывается совсем другой человек: внимательный, чувствительный, думающий, рассуждающий.
Когда-то медики настраивали нас на коррекционое обучение, но сын справляется с общеобразовательной программой. Ему тяжело учиться, тяжелее, чем многим, но, как сказали на ПМПК: "А кто сказал, что учиться должно быть легко?"
Самым тяжёлым для меня было – объяснять ребёнку, почему мы его постоянно лечим. Как объяснить, что что-то не так, если самочувствие хорошее и человек не болеет, но его лечат. Я до сих пор не знаю, как правильно выстроить диалог и в каком возрасте нужно это обсуждать. Ясно, что всё индивидуально и смотреть нужно по обстоятельствам, но всё равно ничего не ясно.
А сын у меня молчун, я хочу ему помочь, но не знаю, что его тревожит, он ни чем не делится, всё переживает в себе, а переживать он может сильно, иногда я это замечаю. С психологами сын работает, что-то рассказывает им, но просит не говорить мне, психологи не говорят, нужно, чтобы ребёнок им доверял. Я тоже доверяю, поэтому принимаю тактику. Но психологи сходятся во мнении, что парень у меня не такой равнодушный и холодный, как кажется.
В прошлом году по совету психолога вдвоём с сыном я уезжала на несколько дней в другой город. Хорошо провели время, сын писал на свой канал статьи, мы ходили в музеи и общались так, как не общались дома. Психолог говорит, что сын всё правильно чувствует, и всё понимает.
Это было такое длинное вступление для тех, кто не особенно с нами знаком, постоянные читатели всё это знают.
У нас наконец-то открыли мост через Оку после реконструкции, длившейся несколько лет. Тротуар отделён от проезжей части бетонной перегородкой высотой сантиметров 70, на фото ниже рядом с этой перегородкой мой младший сын, рост которого около одного метра.
Средний сын передвигается по улицам рывками, перебежками, прыжками. За руку идёт неохотно. То и дело его мотает из стороны в сторону. Вблизи дорог я держу сына за руку, если это возможно.
В этот раз, когда мы шли по новому мосту, я не держала ни младшего, ни среднего. Автомобильное движение ещё не было открыто, только пешеходов пустили. Ну и главное – на этом мосту теперь случайно на дорогу выбежать невозможно.
И тут мой сын говорит:
– Это ограждение сделано для того, чтобы такие, как я не выбегали на дорогу.
У меня аж защемило где-то в груди, хотелось спросить, какие такие, но не стала.
Но сказала, что ограждения нужны не только для того, чтобы пешеходы не выходили, но и чтобы машины не заезжали. А выбежать могут маленькие дети, также можно любому случайно упасть на проезжую часть, поскользнувшись. Много бывает ситуаций, которые невозможно предсказать, но предотвратить можно, оградив тротуар.