Найти тему
Святые места

Вышел и 6-7 метров шёл навстречу убийце, и он сказал: «Я Сысоев». Воспоминания о батюшке Данииле

Я знал о блаженной памяти священномученика Даниила еще когда он был диаконом. Он приезжал в мой храм, я тогда служил в храме «Всех скорбящих Радость» на Большой Ордынке, и вот с тех пор и до самой его смерти мы общались. Он приезжал ко мне в гости, я приезжал к нему.

Даже был такой момент, когда умер мой духовник (мой духовник — это протоиерей Димитрий Дудко, который 8 лет сидел в сталинских концлагерях за веру) когда он умер, я позвонил отцу Даниилу и сказал:

«У меня умер духовник, я буду исповедоваться у тебя».

Он категорически отказался, сказал:

«Нет, не смогу».

Потом перезвонил и говорит:

«Ладно, хорошо, я буду тебя исповедовать, но при одном условии: ты будешь исповедовать меня».

И вот мы начали исповедовать друг друга. Это очень удобно. Но первая исповедь меня очень поразила – у меня возникло ощущение, что я исповедовал ребенка. Как вот детские исповеди бывают: там настолько все чисто и настолько все трепетно.

И я был потрясен этой его первой исповедью. Это была исповедь чистой души. Он очень серьезно относился к тому, на что, может быть, многие не обращают даже внимания на исповеди, но он буквально вот отшлифовывал свою жизнь насколько возможно.

Отец Даниил Сысоев – это был человек, который мог часами говорить о Боге. И вот последние два года общения мы с ним обсуждали только один вопрос – было ли у Иисуса Христа детство или не было, или он как следующий Бог все знал, все проницал, все мог предсказать.

Вот сейчас у меня нет человека, с которым я могу два года обсуждать один вопрос. Причем это не просто такое логическое обсуждение. Мы находили разные высказывания Отцов Церкви, мы смотрели особенности переводов библейских, где говорится о детях.

И вот он жил этим, это для него составляло ценность. Помните, как в Евангелии сказано:

«Если человек узнал, что на поле зарыто сокровище, он идет и все продает, чтобы купить только это поле».

Вот отец Даниил был таким человеком. Он все источал ради одного: он был готов все потерять, всю свою жизнь, чтобы главное вот эту сокровищницу иметь – общение с Богом, Отцом, во Христе и со Христом, действием Духа Святаго. Вот к этому он стремился.

Ему угрожали 13 раз. Дело в том, что мусульмане не могут просто прийти и убить человека. Если это касается религиозного решения, они обязаны предупредить. И не один раз. И к их чести надо сказать, что они 13 раз предупреждали.

-2

И был такой момент, когда незадолго прямо до его кончины ему позвонили и сказали:

«Тебе голову отрежут. Что ты делаешь? Мы уже не остановимся».

И он позвонил мне, и говорит:

«Вот 13 раз уже звонили,- он говорит, – голоса разные, разные люди звонят».

Я ему говорю:

«Слушай, тебе может быть прекратить этот газават, который ты объявил мусульманам. Может быть миссию поспокойнее проводить? А то, кто будет заниматься твоими детьми?».

У него же там несколько дочек.

Он говорит:

«Вот ты, Стеняев, и будешь заниматься, будешь издавать свои книги у матушки Юлии. Это будут деньги для семьи».

И так все и получилось.

Когда его не стало, я стал издавать книги у матушки Юлии, она создала издательство, и было издано немало моих книг. И это, конечно, был доход для семьи, но я выполнял те поручения, которые он мне дал.

Но самое интересное заключается не в этом. Самое интересное заключается в том, что он не верил в то, что его могут убить за веру. И я объясню, почему.

Однажды мы с ним беседовали, разговор затянулся допоздна, я ему опять сказал:

«Слушай, они тебя придут и пристрелят, или что-то еще. Или взорвут храм вместе с тобой».

Он меня тогда спрашивает:

«Стеняев, а как ты думаешь, почему первыми мучениками за Христа стали вифлеемские младенцы?».

Я говорю:

«Ну, ты ответь, если ты спрашиваешь».
-3

Он говорит:

«Чтобы стать мучеником, надо быть чистым, как вифлеемский младенец. Ответ очевиден. А я грешник, - сказал он о себе, - значит, я недостоин».

И мне кажется, вот этот момент, когда он сказал, что он недостоин, этот момент и был таким решающим, когда Господь принял решение, что Отец Даниил зайдет на свою Голгофу прямо в своем храме.

Это происходило со среды на четверг, насколько я помню, да, со среды на четверг. По средам отец Даниил проводил библейские беседы вечером с прихожанами: один час Ветхий Завет и другой час Новый Завет. Или это с четверга на пятницу? В общем, это было с обычного дня на постный день – вот это я помню точно.

И вот когда он провел беседу, это был обычный день, а после 12 ночи наступал постный день – вот это я хорошо помню – как рассказывала его матушка и другие, он позвонил домой и сказал:

«Быстро ставьте жарить котлеты, я успею до начала постного дня».

И когда он уже выходил из храма, к нему подошел человек, который попросился исповедоваться. И отец не отказал. Этот человек был алтарник, он алтарничал как-то, и отец завел его в алтарь, чтобы там исповедовать.

В это время заходит убийца – тогда была эпидемия птичий грипп, и он в маске был, этот убийца – и он стал стрелять. Он выстрелил сначала в регента, регент с бородою, по-моему, брат Владимир, ранил его, и стал кричать:

«Где Сысоев? Где Сысоев?».

И женщины закричали, которые были в храме.

А отец Даниил мог из алтаря по лестнице уйти на чердак, там выйти на улицу и бежать милицию вызывать. Он этого не сделал. Потому что женщины закричали, он вышел, вот как он был в епитрахили с поручами, как он исповедовал вот этого Станиловского.

И он вышел, и 6-7 метров он шел навстречу убийце, который стоял с пистолетом, пистолет дымился, потому что он уже ранил регента, и он сказал:

«Я Сысоев».

И тот выстрелил в него, отец упал, он еще добил его контрольным выстрелом. Еще что интересно, он снимал все это на камеру. Вот этот убийца. У него была такая камера в руках маленькая, но эта запись потом нигде не появилась.

-4

Я думаю, что те, которые его убили, испугались такого мужества и поняли, что, если еще дать в эфир… Они, может быть, думали, что он там упадет на колени, будет умолять. А он вышел и сказал: «Я Сысоев».

Помните, как в Гефсиманском саду:

«Кого вы ищете? Это я»,

- Христос сказал.

И вот он действительно как душу положил за братьев, за сестер наших.

Его смерть дала очень много. Обращений было столько много от бывших мусульман в православии именно благодаря его такой мужественной кончине. Его книги, с которыми мы могли спорить, соглашаться, не соглашаться, они приобрели вес. А самое интересное, он все делал быстро: он быстро ходил, он быстро говорил, он быстро ел, он все делал быстро.

И когда его не стало, мы, его друзья, собрались и стали обсуждать, какая вот особенность у него была такая необычная. И все вспомнили и согласились, что он все делал быстро.

Я сказал:

«На самом деле, нет. Он все делал как надо. Это просто мы духовно тормознутые с вами. А святые – это люди, которые опережают этот мир. У них такая динамичность, как у ангелов, они все делают стремительно».

Его очень не хватает. Я никогда не говорю лекции без подготовки. Я проповедь не произношу без подготовки.

И у меня есть специальное время, когда я сижу, работаю, и рядом всегда вот телефон, он лежит рядом, и я уже привык в течение многих лет, что когда я хочу найти какую-нибудь цитату из Отцов, я вот помню о чем, но где это, не могу вспомнить, или библейская цитата, и вот там такие-то слова, я всегда брал телефон, набирал отца Даниила и спрашивал:

«Отец Даниил, вот такие-то слова где?»

Он:

«Исаия 8:4» или «Григорий Богослов гомилия 30-я».

Он жил Писанием, он жил святоотеческой традицией.

Вот сейчас молодые люди пытаются ему подражать, но они даже не понимают, насколько он был церковным.

Если ему надо было ехать, проводить какой-то диспут, проводить какую-то встречу, он всегда писал в патриархию прошение, чтобы ему прислали благословение Патриарха, потому что епископ Москвы – это Патриарх, прежде всего. Тогда не было такого института викариев как сейчас.

-5

Иногда это тормозило его работу, и я ему говорил:

«Сысоев, ты формалист, ты без бумажки никуда не можешь ехать. Это же какая-то глупость несусветная. Ты же знаешь, что тебя благословят».

А он отвечал очень интересно и очень экклезиологично.

Он говорил:

«Стеняев, ты задумайся, это же не просто бумажка, это благословение Патриарха. Это все равно, что ты в штыковую бежишь, а я в танке еду. Это же благословение Святейшего».

Вот настолько он был церковным человеком, для него благословение правящего архиерея – это буквально то, без чего не может быть успеха в его служении.

Отец Даниил Сысоев, он родился в семье священника, и с детства он пономарил, у него не было каких-то вот таких колебаний, как у многих людей бывают колебания, потом они там все-таки принимают решение прийти в церковь, поехать учиться в семинарии.

Его мама рассказывала, что он даже играл в священника все время. Он делал себе какое-то детское кадило, ходил по комнате и как бы слова дьякона повторял, но детским языком, тарабарщиной. У него даже все его игры были связаны с этим.

Конечно, нам не хватает такого человека, как он. Но я вам скажу, что дружить со святым – это нелегко. Во-первых, святой тебя опережает. Догадывались ли мы, что он святой?

Вот я лично после того, как начал его исповедовать, я понял, он этого священника взял к себе в храм, а его уже уволили там из отдела внешних церковных сношений, этого священника, и решался вопрос о его запрете. И отец заботился о нем, как будто это его ребенок, хотя этот священник был старше отца Даниила чуть ли не в два раза.

И до конца, пока он был жив, если он слышал, что кто-то из братьев, кто-то впал в какой-то грех, он говорил:

«Надо же, бесы ранили брата»,

- он так воспринимал,

- «надо что-то делать. Давай читать Евангелие,

- он мне говорил.

- Давай читать Евангелие».

Я говорю:

«А почему Евангелие?».
-6

он:

«Ну, не Псалтырь же читать. Он еще жив».

А я говорю:

«А по священникам как раз Евангелие и читают».

Он говорит:

«Мы будем читать для того, чтобы он воскрес».

Вот он так переживал за священника и так понимал, что это не просто он сам куда-то сорвался. Нет, он говорил:

«Это брань. Это духовная брань. Надо защищать каждого священника. Надо молиться, вымаливать каждого священника. С уважением относиться к пастырю».

И вот те уроки, которые он нам преподавал, мы их вспоминаем, мы живем ими, но нам все равно его не хватает. А когда я хочу что-то вспомнить из Библии или из Отцов, моя рука иногда тянется к телефону, но звонить некому.

Текст основан на видео с канала протоиерея Олега Стеняева . Читайте еще: