Мир пылал… То, что Джемма увидела, когда аэрон приземлился на площади уже почти полностью разрушенной Мезенлы, вызывало не просто ужас. Это было какое-то другое чувство - отчаянье, замешанное на безысходности, что-то такое, являющееся в кошмарах. Города - сказки больше не было. Изящные стрелы деревьев не стремились в голубое небо, они бессильно роняли сломленные вершины, да и голубого неба больше не было. Голубизна его стала серой, дымной, небо пахло пеплом и кровью, и этот свинцово-кровавый купол отражался в море, которое приняло на себя его мертвенный цвет. Израненные мостовые, в которых гладкая брусчатка была перемешана с землей, казалось, вздыбились, выпуская из недр земли дьявола, и в этот месиве тонули воглые и грязные головки роз, потерявших цвет. Джемма медленно шла за Эдвансом, стараясь не наступить на раздавленный кисель из тех золотых плодов, которые еще совсем недавно свисали к тротуарам, их аромат еще чувствовался, но нотка гнили смешивалась с вонью войны, и от этого было еще страшнее.
- Эдванс… Господи… Зачем мы сюда вернулись… Здесь смерть!
Эдванс обернулся, привлек к себе Джемму, скользнул губами по ее помертвевшей щеке, тихонько сказал
- Вареничка, маленькая моя. Сейчас везде так. Белый город вообще смешали с землей, его просто больше нет. Я Лесю чудом успел вытащить, Эм и Кора остались там. Навсегда. Там почти нет живых, уцелевшие ушли в катакомбы, их там под городом целая паутина. А Эм не захотела прятаться. И Кора ее не бросила. Они ушли вместе со своим городом, наверное для них небо еще лучший дом.
Джемма захлебывалась от сдерживаемых слез. Этому нельзя было верить, но не верить Эдвансу она не могла. Он отпустил ее, сгорбился, как старик и снова пошел вперед, как будто прокладывая дорогу. Шли они недолго, тропинка вела через заросли чудом уцелевшего кустарника, потом нырнула в расщелину между скалами, и вывела их на небольшую полянку среди среди невысоких кряжистых сосен, на которой стоял крошечный домик. Сюда, как будто не дошла война, о ней напоминали лишь свинцовая тяжесть неба и запах пепла. И Джемма вдруг забыла ней вообще, на какую-то долю секунды, потому что дверь домика распахнулась, и навстречу им вышла девочка. Она шла на прямых ножках, шла быстро, и о том, что ей нелегко можно было догадаться только по тому, как странно она взмахивала руками - как птичка, которая только учиться летать.
- Дже! Дже! Ура! Мне папа обещал, что привезет тебя, а я не верила! А он никогда не говорит неправды. Ура!!!
…
- Откуда ты все это умеешь, Дже? Я бы уже умерла, честно, если бы наворотила столько всего, сколько ты. А эту скотину я просто боюсь, как ты к ней подходишь?
Крагна с ужасом топталась в дверях сарая, она боялась даже на сантиметр оторваться от косяка, и пряталась за ним все время, пока Джемма доила корову. Джемму это смешило и немножко раздражало, уж больно эта стрекозка была нежной и пугливой, и основную часть тяжелой работы Джемме приходилось тащить на своих плечах. Но зато Крагна полностью взвалила на себя все работу по дому - она и готовила, и стирала, да и заботы о старухе тоже ложились на нее. И если бы не Леся, ей было бы очень тяжело. Но Леся…
За эти четыре года Леся превратилась в красивую, сильную девушку. Ее несгибаемая воля, терпение, мудрость и неукротимый оптимизм тащили женщин наверх, не давали им впасть в отчаянье, лечили и спасали. Конечно, недавняя болезнь не прошла бесследно, было заметно, что иногда на нее тоже наваливается усталость - но она всегда держала лицо и никогда не сдавалась. Вот и сейчас откуда-то с огорода доносился ее смех-колокольчик, она сегодня полола грядки с морковью и луком на пару с Финой, и они соревновались кто быстрее.
- Держи! Ты иди процеди, а я к индюкам забегу, что0то мне сегодня там одна красотка не понравилась, как бы не заболела…
Джемма сунула ведро Крагне, проводила ее взглядом, с жалостью глядя, как ломко подрагивает ее тоненькая талия от тяжести ноши, вздохнула и пошла по дорожке в птичник.
- Дже… Дже… Погоди…
Скрипучий, надтреснутый, как старый кувшин голос проскрипел откуда-то от колодца, Джемма вздохнула устало - опять! Как ей удается удрать - ведь еле на ногах стоит, с костылем по двору бродит, а нет - нет и ищи - свищи. Вот и сейчас скрюченная фигурка крошечной старушки, закутанная в огромный пуховый платок маячила у дальней калитки, туда-то она дошла, а оттуда никак.
- Сейчас, Рамона. Я помогу. Постой
Кое-как вытащив старушку из зарослей полыни, которая разрослась здесь, превратив заднюю часть двора в дикие джунгли, она поставила ее на тропку, поплотнее закутала в шаль, натянула сползшие варежки. Уже лето началось, а Рамона не снимала теплой одежды, старые кости не грели, было вообще не понятно, как она выжила. Матерей вывезли из полностью разрушенных лабораторий, кое-где еще оставшиеся гианы сначала ухаживали за ними, но потом… Потом гианы начали умирать одна за другой, а Матери стареть. Они старели с такой скоростью, что организм не справлялся со стремительными изменениями, кости лопались, разрывая осколками тела, и Рафаэлла и Румия погибли в муках. А Рамона выжила. Ее тело справилось, за пару недель она превратилась в столетнюю старуху, и она бродила среди дворов Алиставии, похожая на привидение. Такой и нашла ее Джемма. И теперь великая Мать жила у них.
…
- Дже… Дже…Ты где бродишь? Скорее, бегом! Ну же!
Фина влетела в птичник, на ее очень похудевшем лице сияла такая улыбка, что Джемма испугалась, что это сияние распугает птиц. Понимая, что произошло что-то важное, она усадила Рамону на лавку и бросилась следом, чуть не потеряв растоптанный тапок. И, подлетев к дому, прижала обе руки к груди, боясь, что сердуе выпрыгнет наружу. У ворот стоял Эдванс! Он улыбался, чуть придерживая забинтованную руку, а из-за его плеча выглядывали Фин и Лье. И веснушки Фина казались не менее прекрасными, чем изумрудные глаза Лье.
- Девочки! Теперь мир! Будем жить…
Эдванс прихрамывая шел к Джемме, и, раскинув руки, поймал Лесю, бросившуюся отцу навстречу…
А над Алиставией поднимался торжественный Закат. И его пламя больше не жгло… Оно грело - ласково и нежно…