Вот и верь после этого людям… Предсказали синоптики небывало тёплую зиму, но мороз пока только крепчает. После кратковременной оттепели гололедица появилась просто убийственная. Ранним утром в свете фонарей - коварный блеск под ногами, словно гигантский каток залили. Идти пришлось осторожно, мелкими шаркающими шажочками, рискуя в любую секунду грохнуться и развалиться на запчасти, к такой-то матери.
На территории «Скорой», к счастью, всё было посыпано песком. Этакий безопасный оазис получился. У крыльца чадил фельдшер Карасёв из предыдущей смены, у которого были забинтованы большой и указательный пальцы на правой руке.
– Здорова, брат Димитрий! Где тебя угораздило-то?
– На вызове. Стал открывать ампулу, и она лопнула. Глубоко порезал, блин, кровищи столько было!
– Так ампулу-то надо не голой рукой открывать, а чем-то прихватывать, салфеткой или бинтиком.
– Да знаю я, Юрий Иваныч, чего уж теперь, после драки кулаками не машут… Да ещё и больная начала ругаться, что ей всё кровью перепачкал. «Я и так чуть живая, а теперь придётся скатерть стирать и палас замывать. А вдруг я от вас заражусь чем-нибудь?». Блин, как будто я специально так сделал! Вообще уже из ума выжила.
– Так ты один, что ли, работал?
– Да, моя Вероника на больничном, а замену не дали.
– А о несчастном случае на производстве не сообщал?
– Не, ну на фиг. Меня тогда обвинят и <люлей> пропишут.
– А как же ты работать-то будешь с пораненной рукой?
– Не знаю, может на больничный уйду, скажу, что дома поранился.
Бригада, которую мы меняем, в полном составе сидела в «телевизионке».
– Приветствую всех! Как жизнь? Бьёт ключом и всё по голове?
– Нет, Иваныч, жизнь нормальная и по голове не бьёт! – довольно ответил врач Анцыферов. А всё почему?
– Потому что разразилась взаимная любовь с Любой?
– Вот вечно ты, Иваныч, всё опошлишь! Потому что Люба до сих пор на больничном и за неё опять баба Зина работает!
– А, кстати, что-то давно Олега Малышева не видно? Уже прекратил бомжевать?
– Так его уволили за пьянку, по статье. Он пытался трепыхаться, типа выпил не в рабочее время, а в выходной. Но гнилые отмазки за базар не канают. В статье-то ясно написано: появление на работе в состоянии опьянения. Нет там ничего про рабочее время. Выпил, нарисовался, вылетел! Хоть и собирается он судиться, а толку-то?
– Нда, а вроде и жалко его. Уж могли бы и по собственному уволить. Куда он теперь с такой-то записью устроится?
– Нет, Иваныч, не жалей. Я хоть и злостный отрицала, но тут не на его стороне. Сколько с ним нянчились? Можно подумать он дитё несмышлёное. Любая наглость должна свой предел иметь.
Объявили конференцию. Из доклада старшего врача о смертях за истекшие сутки, запомнилось одно ДТП. На загородной трассе отечественная легковушка, пытаясь совершить обгон, выехала на встречку, угодила под фуру и оказалась раздавленной всмятку. Приехавшей бригаде оставалось лишь констатировать смерти водителя и пассажирки. Не поддаётся пониманию столь глупый риск. Дорога была отвратительной, видимость тоже. Вот и получилось, что спешка с излишней самонадеянностью обернулась трагедией.
Далее слово взяла начмед Надежда Юрьевна:
– Галина Владимировна, у меня в руках карта фельдшера Ежовой. Она выставила под вопросом ОНМК, из всего положенного сделала только м***идол, да еще на кой-то чёрт дала г***цин. Затем взяла отказ от госпитализации и уехала. А главное, карта до сих пор не закрыта. Как же так получилось-то?
– Карина, объясни, что это значит? – обратилась старший врач к Ежовой. – Почему ты карту не сдала на закрытие?
– Да я что-то запарилась совсем. Вас не было, и я вам на стол её положила.
– А зачем класть мне на стол? Карты закрывает Валентина Васильевна. Ты забыла, что ли?
– Ой, ну не знаю, так уж получилось.
– Галина Владимировна, я всё понимаю, но с вас вина тоже не снимается, – сказала Надежда Юрьевна. Вы должны были сразу увидеть, что карта не закрыта. Но это ещё не всё. Помощь-то оказана неправильно. Почему не сделана м***зия? Г***цин из стандарта уже сто лет как убрали.
– Надежда Юрьевна, да там нет никакого ОНМК, – сказала Карина. – Я уж так, на всякий случай его поставила.
– Карина, вы в игрушки, что ли, играете? Что значит «Так, на всякий случай»? Вы просто думать не хотите и диагнозы от балды пишете! Если нет ОНМК, то зачем его писать? Но раз уж поставили, то будьте любезны оказать помощь как положено. А ещё вы не расписали, в чём это ОНМК проявлялось? Вот я читаю и не вижу ни общемозговой, ни очаговой симптоматики.
– Надежда Юрьевна, но он же жаловался, что ноги онемели и их как будто иголочками покалывает. И ещё он в позе Ромберга неустойчив.
– Во-первых, сами по себе чувства онемения и покалывания, неустойчивость в позе Ромберга ещё не говорят об инсульте. Во-вторых, при подозрении на него, ставить больных в какие-либо позы недопустимо. В-третьих, г***цин нельзя давать не только из-за того, что его из стандарта убрали, а потому что больные с инсультом могут таблетки аспирировать. Значит так, Карина, я вижу, что вы пока не созрели до самостоятельной работы. Поэтому со следующей смены будете второй. Галина Владимировна, вы поняли, да? Сразу после конференции не забудьте внести изменения.
– Да, всё поняла.
Прослезившись, Карина быстро покинула конференц-зал. Не знаю кто как, а лично я ей не сочувствую. Пусть это прозвучит банально и нудно, но наша работа требует огромной ответственности. Ведь мы не актёры, играющие роли медиков. Если совершим ошибку с трагическим результатом, то никаких дублей, позволяющих всё исправить, не будет. Поэтому нам дан только один из двух путей: накапливать знания, опыт и учиться на ошибках, либо решительно уходить из профессии. И третьего здесь нет.
– Ещё один момент, – продолжила Надежда Юрьевна. – Поступила жалоба на кого-то из наших выездных работников, который внагляка курил в кабине и окурок выбросил в окно. Автор жалобы ехал на своей машине, всё это видел и был крайне возмущён.
– Нет, а мы не люди, что ли? – возмутился врач Чесноков. – Пашем как проклятые, ни на перекур, ни на туалет нам время не выделяется. – Мы что, в чужих машинах курим?
– Евгений Анатольевич, а давайте не забывать, где и кем мы работаем, - сказал главный врач. – С нас спрос особый. Народ считает, что мы роботы, не имеющие ни потребностей, ни привычек. Разубеждать в этом кого-то – дело бессмысленное и неблагодарное. Поэтому давайте поступать так, чтоб не нарываться на грубость. Время на перекур вы всегда найдёте. Для нас не является тайной, что бригады после вызовов не сразу освобождаются. Ну и покурите потихоньку, не лезьте на рожон. Зачем рисоваться-то? А кроме того, в машинах это вообще запрещено.
– Игорь Геннадьевич, я проверила все должностные инструкции и никаких запретов не увидела, – сказала Надежда Юрьевна. – Вот такой у нас пробел.
– Хм, обалдеть можно! – изумился главный. – Ладно, я скажу Ольге, чтоб срочно готовила дополнения. – Но ведь вроде бы закон запрещает курение в санитарном транспорте?
– Нет, не запрещает, я читала. Нельзя только на общественном транспорте, а про санитарный ни слова не сказано. В общем так, коллеги, думаю все всё поняли и нам бы очень не хотелось возвращаться к этой теме. Теперь объявление. Восьмого декабря в гостинице <Название>, в десять ноль-ноль, будут учёба и тренинг по оказанию психологической помощи. Явка обязательна для всех.
– Надежда Юрьевна, а если мы восьмого работаем? – спросила фельдшер Шишкина.
– А мы просто повесим замок и напишем: «Скорая закрыта. Все ушли на учёбу». Ну что за детсадовские вопросы? Само собой, вы должны прийти на работу!
Что касается запрета курения в машинах, то я его полностью поддерживаю. Причём не только из-за возможных жалоб, но и просто потому, что самому противно. Ведь машину как ни проветривай, она всё равно провоняет. Поэтому удовлетворять свою потребность в никотине нужно на улице и без посторонних глаз. Здесь я речь веду только о рабочем времени, когда мы находимся, так сказать, при исполнении. А вот за пределами официоза, абсолютной правильности и непогрешимости от нас никто потребовать не вправе.
– Коллеги, вопросы есть? – спросил главный врач.
– Есть, – ответила фельдшер Курицына. – У нас куда-то пропал ключ от сейфа и теперь приходится наркотики носить в кармане. Но ведь это же не дело!
– Лидия Сергеевна, такой вопрос необязательно выносить на конференцию, – ответил главный фельдшер. – Почему вы ко мне не подошли и не сказали?
– Я говорила Свете Сорокиной, она обещала вам передать.
– Да почему вы всё время бродите какими-то окольными путями? Через Свету, Клаву, Маню! Сейчас подходите ко мне и этот вопрос решим за две минуты!
– Хорошо, спасибо, Андрей Ильич!
Как же всё-таки приятно после нудного сиденья выйти на улицу, вдохнуть порцию ядрёного морозного воздуха и размять мышцы! Как и в прошлый раз, ко мне присоединился Андрей Ильич.
– Слыхал, Юрий Иваныч, чего наши великие начальники замутили?
– Хорошее или плохое?
– Ну кому как. Они проект разработали, называется «Скорая помощь глазами детей». Смысл его в том, что теперь мы будем ездить по разным детским учреждениям и популяризировать «скорую».
– А что, в общем-то неплохо. Думаю, что детям будет интересно.
– Так-то оно так, но угадай с трёх раз на кого они всё это повесили?
– Ооо, теперь понятно, Андрей Ильич, тебя назначили массовиком-затейником!
– Да, меня и Светлану. Будем изображать выездную бригаду и детишек развлекать. В четверг поедем в двадцатую школу. А вот когда нам свою работу делать, это никого не волнует.
– Ну и снарядили бы настоящую бригаду, чего такого-то?
– Нет, тут установка строгая, с линии никого не снимать.
– Думаю, Андрей Ильич, что неспроста эта затея. Не иначе как главный с начмедом решили перед проверялками <выежнуться>.
– Естественно, тут никаких сомнений быть не может. Хотя не знаю, какой толк от этого. Ведь всё, что хотели, уже нарыли. Не будут же они заднюю включать. Ладно, Юрий Иваныч, пойду, а то меня Курицына ждёт.
Вот, наконец, пропала суета. Тишину нарушал лишь телевизор, да и то ненавязчиво, можно сказать, деликатно. Но всю умиротворённость разрушил женский вопль из коридора:
– Ааа, крыса, крыса!
И через мгновение к нам в «телевизионку» стремительно вбежала крупная мерзкая животина с длинным голым хвостом. Тут же дверях появилась фельдшер пункта подготовки укладок и закричала:
– Мужики, ну чего вы сидите-то? Убейте её!
Мои парни вскочили, но видимо гибель не входила в планы крысы, и она, убежав на кухню, скрылась под раковиной. Как оказалось, там была огромная дырища в стене.
– Ой, как я перепугалась! – сказала Светлана, приложив руку к груди. – А если она ко мне прибежит? Ой, мамочки, вдруг ночью на меня залезет?
– А ты ей дай пожрать и приласкай, – посоветовал фельдшер Герман.
– Гера, да ну тебя на фиг! Чего же теперь делать-то?
– Иди к Андрею Ильичу, – посоветовал я. – Может у него есть отрава. А если нет, то значит вызовет кого надо. Потом скажи Лебедеву, чтоб рабочих прислал дыру заделать.
– Ладно, сейчас схожу. Ведь только подумайте, есть свой штатный кот, а крысы как у себя дома бегают!
– Нет, он давно уже внештатный. Только пожрать приходит.
Да, это что-то небывалое. За все долгие годы я ни разу не встречал в медицинском корпусе ни крыс, ни мышей. Раньше их регулярно травили, а сейчас видимо перестали.
Наше безделье прервал вызов: психоз у женщины семидесяти под вопросом лет. Раз написано, что вызвала соседка, значит, скорей всего, там конфликт возник. Случается, что некоторые пытаются использовать психиатрическую бригаду, как инструмент воздействия на своих обидчиков.
Возле подъезда дома нас встречала молодая женщина с ребёнком в коляске.
– Здравствуйте, это я вас вызвала. Вы извините, но мы уже не знаем, что делать. Наша соседка – психбольная.
– Простите, перебью, а откуда вам это известно? Она на учёте состоит?
– Не знаю я ни про какой учёт. Но она реальная психбольная! То в стену нам стучит, то по трубе, то в дверь ломится, ругается постоянно. Из-за неё ребёнок психом станет! Он у нас такой чуткий, от каждого шороха просыпается! А от её стука сразу плакать начинает, еле успокаиваем!
– А с какой целью она стучит-то? Может вы её чем-то беспокоите?
– Нет, ей кажется, что мы её облучаем и газом травим. А сегодня утром пришла и сказала, что мой муж ей дверной замок повредил. Грозила полицию вызвать.
– Она одна живёт или с кем-то?
– Одна, но иногда к ней какой-то мужчина приходит. Не знаю, может сын.
– Ладно, сейчас посмотрим, пообщаемся.
После звонка дверь приоткрылась и выглянула невысокая пожилая женщина с короткими седыми волосами.
– Вы кто? – настороженно спросила она.
– «Скорая помощь».
– А я вас не вызывала.
– Давайте пройдём в комнату, познакомимся и поговорим о вашем здоровье.
– Ну ладно, заходите. Здоровье… Никакого здоровья уже нет… Сейчас расскажу, в каком положении я оказалась.
– Дайте нам, пожалуйста, паспорт и полис. Зоя Борисовна, вам сколько полных лет?
– Паспорт-то у вас, смотрите.
– А вы сами можете ответить?
– Семьдесят пять.
– Какое сегодня число, помните?
– Ой, да вроде второе… Второе декабря.
– Где вы сейчас находитесь?
– Дома. Да что у вас за вопросы? Думаете я уже совсем, что ли, чокнутая? Я всю жизнь учителем проработала, русский и литературу вела. Пока ещё кой-чего соображаю. Если бы не эти соседи чёртовы, я бы жила и горя не знала.
– А что с ними не так?
– Они то и дело включают микроволновку, а всё излучение идёт ко мне.
– А как вы узнаёте, что она включена?
– Что значит «как»? Я пока ещё живой человек, излучение-то чувствую! Сразу головная боль начинается, руки-ноги крутит. Всё тело наэлектризованным становится. Словами не передать, как плохо! Я им сразу начинаю по трубе стучать. Ненадолго отключат, а потом опять, всё по новой.
– Ну и с какой же целью они так делают?
– Они видимо какую-то химию варят. Может наркотики, может ещё чего-то. Но вонь идёт страшная, аж в горле жжёт.
– Зоя Борисовна, а сейчас эта микроволновка включена?
– Конечно!
– А почему же мы ничего не ощущаем?
– Не знаю, вы же всё-таки мужчины, покрепче меня. Нет, всё, хватит терпеть, я милицию пойду. Хотела по-хорошему, а никак не получается.
– Зоя Борисовна, а вы не хотите поехать с нами в больницу?
– В какую?
– В психиатрическую. Там хорошо, спокойно, никто никого не облучает. Полечитесь и будете хорошо себя чувствовать.
– Да вы что, меня дурой, что ли, считаете?! Никуда я не поеду! Я уж сразу поняла, что вы неспроста ко мне приехали. Эта зараза вас вызвала, чтоб меня сбагрить! Наверно думает, мол, бабка одинокая, никому не нужна. А у меня сын есть, и я не беззащитная! Всё, хватит, уходите отсюда!
– Ну что ж, ладно, и вам всего хорошего!
Вызвавшая нас соседка была страшно разочарована тем, что мы не забрали Зою Борисовну. Жалобой грозилась. Но жалоба – это не страшно, поскольку ничего противоправного мы не сделали. Да, несомненно, Зоя Борисовна страдает психическим расстройством. По всей видимости инволюционный психоз у неё. Раньше его называли сенильным или старческим психозом. И без лечения здесь не обойтись. Вот только оно возможно исключительно с добровольного согласия пациентки. Зоя Борисовна не совершала каких-либо опасных действий, не была беспомощной. Поэтому ни о какой недобровольной госпитализации не могло идти речи.
Кто-то может возмутиться, мол, что теперь, сидеть и ждать, когда она сотворит нечто ужасное? Да, по-человечески понятно, что соседство с психически больным чревато разными бедами. Вот только закон не позволяет госпитализировать для предупреждения возможного опасного поведения. А кроме того, уголовную ответственность за незаконное помещение в психиатрический стационар, никто не отменял.
Только освободились, как получили следующий вызов: трясёт мужчину двадцати восьми лет. Каждый раз не перестаю изумляться этим «трясёт» и пребывать в недоумении. Мне дико интересно, есть ли такой повод к вызову в других регионах? Уважаемые коллеги-скоропомощники, напишите, пожалуйста!
Открыла нам страшно перепуганная молодая женщина:
– Идите быстрей, он умрёт сейчас! – крикнула она.
Больной, одетый в бордовый халат, лежал на большой кровати. И его действительно трясло, что называется, не по-детски. При этом лицо было багрово-красным, словно только что из бани.
– Что случилось? С чего такая тряска? – спросил я.
– Не знаю…
Но тут вмешалась открывшая нам женщина, по всей видимости, супруга или подруга больного:
– Да ты идиот, что ли? Ты чё, скрыть хочешь? Ладно, я сама расскажу. Короче, он выпил порошок «Й***мбе». Там написано, что надо совсем немного, пол чайной ложки, а он столовую ложку с горкой сожрал!
– А что это такое? Лекарство?
– Ну типа того. Для потенции.
– Насть, ну перестань! – взмолился больной.
– Нет, не перестану! Я тебе сразу сказала, не покупай это Г!
Измерив давление, медбрат Виталий с обалдевшим видом доложил:
– Двести тридцать на сто десять!
После этого диагноз созрел мгновенно: гипертонический криз. Именно он послужил причиной тряски.
Не теряя времени, ввели внутривенно мощный гипотензивный препарат. Только собрались повторно измерить давление, как больного внезапно вырвало. И тут же чудесным образом его состояние нормализовалось.
– Ооо, как хорошо! – блаженно сказал он.
– Видать вы человек везучий, – ответил я. – Ещё б немного и всё бы закончилось кровоизлиянием в мозг.
– Спасибо вам!
– Уж надеюсь, больше не будете всякую гадость глотать?
– Нет-нет! Я сейчас выброшу.
После того, как мы ушли, в интернете я нашёл нужную информацию. Й***мбе действительно применяется для улучшения потенции. Если бы страдалец купил его в капсулах, то скорей всего дело не дошло бы до передоза. Но, судя по всему, он действовал по принципу «Чем больше, тем лучше!», а потому предпочёл порошок в огромной дозе.
Этот случай наглядно показал, что к биологически активным добавкам нельзя относиться легкомысленно. Некоторые жестоко заблуждаются, думая, что они побочными действиями не обладают и передозировки можно не опасаться. В действительности под видом БАДов зачастую регистрируются очень серьёзные препараты. Так поступают по одной простой причине: без проведения клинических испытаний лекарство никто не зарегистрирует и в оборот не пустит. А вот для БАДов таких строгостей нет. Именно поэтому нужно строжайшим образом соблюдать дозировки и не тешить себя тем, что в инструкции написано про полную безопасность и отсутствие побочного действия.
С этого вызова ушли мы довольными, за исключением Виталия. Неприятность у него случилась: больной ему все штаны облевал. В таком виде работать было нельзя, а потому попросились мы на Центр. Обеденное время ещё не подошло и поэтому никаких посиделок не получилось. Только–только Виталий переодел брюки, как прилетел вызов: термический ожог у женщины семидесяти семи лет.
Открыл нам пожилой мужчина с блестящей лысой головой и сердито сказал:
– Проходите! Вот ведь чего наделала, дура-то, кипятком обварилась!
Пострадавшая сидела на диване, одетая лишь в трусы. На передней поверхности тела от середины груди до стоп, были ожоги I-II степени.
– Как же вас угораздило-то? – спросил я.
– Сама не знаю! Я бельё кипятила, хотела бак снять и всю себя окатила.
– Дура ты самая натуральная! – веско сказал супруг. – Зачем ты сунулась и меня не позвала?
– Так ты лежал, не хотела тебя тревожить.
– Ууу, «тревооожить», – передразнил он её. – Стирала бы в машине как все нормальные люди! А ты видать от безделья страдаешь, сама себе работу ищешь!
– Ой, да перестань ругаться-то, мне и так плохо!
В первую очередь ввели наркотический анальгетик и обложили ожоги специальными салфетками, в составе которых содержится местный анестетик. Кстати сказать, мне в своё время довелось на себе испытать их действие. Тогда я по случайности себе на кисть плеснул кипятком. После охлаждения под проточной водой и обёртывания салфеткой, жжение прошло буквально через несколько секунд.
Симптомов шока у пострадавшей не было, давление держалось нормальное. Но, тем не менее, зарядили ей капельницу со специальным раствором и увезли в ожоговый центр.
Как и следовало ожидать, на обед нас вовремя не отпустили. Дали вызов: без сознания, под вопросом умер онкобольной шестидесяти пяти лет.
Открыла нам плачущая женщина:
– Он вроде умер, посмотрите!
Да, к сожалению, он был мёртв, и никакая реанимация уже не требовалась.
– Чем он болел? – спросил я у новоявленной вдовы.
– Рак поджелудочной.
– Справка из онко есть?
– Да, вот лежит. В голове не укладывается, как всё неожиданно случилось! За месяц сгорел! До этого никогда ни на что не жаловался. Даже не простужался в последнее время. А потом вдруг живот стал болеть, тошнило, аппетит пропал. Пошёл к врачу и сразу рак нашли, уже с метастазами. Не понимаю… Не могу осознать…
После констатации объяснили вдове как действовать и распрощались.
Да, жесток и коварен рак поджелудочной железы, ни единого шанса не оставляет. Он даёт о себе знать слишком поздно, когда время безнадёжно упущено. Точными статистическими данными я не располагаю, но этот вид рака встречается достаточно часто. А смертность от него одинакова для всех, независимо от финансовой состоятельности и положения в обществе.
Вот и разрешили долгожданный обед. На Центре кроме нас были всего две бригады. Значит вызовов много, все в разгоне.
Давно заметил дурацкую закономерность. Поначалу кажется, что всю документацию оформил как положено, прям-таки идеально. Но когда иду сдавать, непременно отыщутся ошибки или недоделки. Вот и в этот раз без них не обошлось. Нет, ничего критичного не было, но, тем не менее, я сам у себя украл двадцать минут свободного времени.
Только было расселись в «телевизионке», как вызов пришёл: перевозка женщины пятидесяти восьми лет из ПНД в психиатрический стационар.
Врач Луиза Александровна встретила нас, как всегда, приветливо:
– Здравствуйте, любимая бригада! Как ваше ничего?
– Спасибо, пока всё в порядке. Кого везём?
– Первичную больную с галлюцинаторно-бредовым синдромом. В стационар сама попросилась, сказала, что с мужем хочет встретиться.
– А что, встречаться можно только в психбольнице?
– Нееет, Юрий Иваныч, ничего вы не поняли. Муж умер семь месяцев назад. Точней погиб, под поезд попал.
– Ну и каким же образом они встретятся?
– Я попыталась эту тему развить, но она уходит от ответа.
– Там не деменция часом?
– Нет, нет, она сохранная, полностью во всём ориентирована. Вот только везде ей муж мерещится.
Прилично одетая, невысокая, стройная, больная стояла в задумчивости, прислонившись к стене. Но не тоскливой была эта задумчивость, а наоборот, какой-то светлой, мечтательной. Проводили мы её в машину и там я не упустил возможности побеседовать со столь интересной пациенткой.
- Эльвира Владимировна, скажите, пожалуйста, вы с какой целью попросились в больницу?
- Ой, тут долго надо рассказывать… Семь месяцев назад у меня якобы погиб муж. Сказали, что поездом сбило. На опознание его сестра ходила, а меня не пустили, потому что мы с ним не расписаны. Формально-то я чужой человек. Она его опознала, потом в закрытом гробу похоронили. А вот кто там был, что за покойник, неизвестно.
– А почему вы считаете, что он жив?
– Потому что вижу его периодически. Я же не слепая, не дура, своего Алика из тысячи узнаю.
– И где же вы его видите?
– На улице. Но только у нас никак не получается остановиться и поговорить, кто-то мешает всё время. Представляете, позавчера иду в магазин и Алик мне навстречу. Но тут мужик появился, как из-под земли вырос, и на меня какое-то затмение навёл. Потом я очухалась, смотрю, Алика уже нет. Никак не пойму, зачем нам мешают? Кому это нужно?
– Эльвира Владимировна, а вы не допускаете, что все ваши встречи – результат болезни?
– Нет, конечно! Ну ладно, допустим я больная. Тогда получается, что и на телевидении тоже все больные?
– Не понял, а телевидение тут при чём?
– При том, что передачи ведут специально для нас с Аликом. Последний раз психолог выступала, говорила про наши отношения.
– А в больнице вы надеетесь с ним встретиться?
– Я на многое надеюсь. Мне во всём разобраться надо, понять в чём дело.
Да, галлюцинаторно-бредовый синдром у Эльвиры Владимировны сомнений не вызывал. Правда, это не самостоятельная нозология, а проявление другой. Но сказать какой именно, в данный момент, к сожалению, нельзя. И тем не менее, этот случай весьма примечателен своей нестандартностью. Дело в том, что бред, как правило, обращён на себя и сам больной выступает главной фигурой. Его «Я» занимает центральное место: «Меня преследуют», «Меня хотят убить», «Я великий и богатый», «Я противодействую злу» и так далее. А вот здесь всё было по-другому. Главенствующее положение в бредовой системе занимала не сама Эльвира Владимировна, а её якобы живой муж.
Следующий вызов был уличный: травма ноги и алкогольное опьянение у мужчины пятидесяти под вопросом лет.
Пострадавший, одетый в засаленный рабочий бушлат, сидел на тротуаре, привалившись к ограждению. Судя по экспрессивному нецензурному монологу, он от души утолил жажду шайтан-водой.
– Что случилось, уважаемый?
– Да <фигли, распутная женщина>, встать не могу.
– Ногу, что ли, повредил?
– <Ни фига, ёп>. Давай, короче, домой меня вези!
Мои парни, взяв его под руки, стали поднимать, но не тут-то было.
– Ааа, <распутная женщина>, нога, нога! Идите <на фиг> отсюда! – заорал он дурным голосом.
Стало понятно, что зайти в машину у него не получится. Поэтому положили на носилки и загрузили. И прямо сразу этот неугомонный затейник стал махать ногами, едва не попав по лицам моих парней.
– Слышь, мамино счастье, утихни или я тебя вырублю! – громко рявкнул Герман и болезный успокоился, словно после волшебного укола.
– Какая нога болит?
– Во, вот эта.
Скорей всего был у него закрытый перелом наружной лодыжки правого голеностопа. Всю положенную помощь оказали и в травмпункт привезли. К тому времени он вряд ли понимал, где находится, потому что стал засыпать. Здесь замечу, что в травмункте мы не передаём пациента из рук в руки, а оставляем в общей очереди, отдав в регистратуру сопроводительный талон. Поэтому неизвестно, дождался ли наш болезный приёма и как он добрался домой.
Следующим вызовом было дежурство на угрозе взрыва. Да, весьма интригующий повод.
Подъехали к «хрущёвке», возле которой возле которой были припаркованы автомобили пожарных, полиции и Следственного комитета. Я подошёл к троим офицерам полиции, мирно беседовавшим между собой:
– Здравствуйте, «скорая» на месте. Что случилось, не подскажете?
– Гранаты и взрывчатку в квартире обнаружили, – ответил подполковник. – Сейчас как изымут, так сразу вас отпустим.
Допытываться о подробностях я не стал. Зачем? Ведь если б хотели, то сами бы рассказали.
Спустя без малого два часа, нас отпустили. При этом Виталий разочарованно сказал:
– Ну и чего? Зачем нас вызывали, просто постоять?
– Виталь, а что может быть лучше, чем просто постоять? – ответил я. – Если у нас нет работы, значит у людей нет горя. Разве это плохо?
– Ну да, тоже верно, – согласился он.
После освобождения нас на Центр пригласили и больше никуда не дёргали. Домой я ушёл вовремя, с приятным чувством исполненного долга. И помня разговор с Виталием, я искренне желаю всем как можно реже становиться пациентами, а нам, скоропомощникам, - почаще оставаться без работы!
Все имена и фамилии изменены