История обретения первым советским танком своего названия похожа на анекдот.
Рабочие Сормовского завода, размышляя над тем, как бы назвать первый танк, предлагали разные варианты. Одни предлагали назвать танк «Борец», другие предлагали имя «За свободу». Затем все сошлись во мнении, что танк надо бы назвать в честь вождя пролетариата «Товарищ Ленин». Вдруг кто-то предложил соединить три названия в одно, и предложение было принято коллективом. Когда танк был подготовлен к испытанию, рабочие на правом и левом бортах танка нанесли белой краской надпись: «Борец за свободу тов. Ленин»; а на носу корпуса нарисовали звезду и надпись: РСФСР.
А история создания первого советского танка началась с того, что весной 1919 г. части 2-й Украинской Советской армии под Одессой захватили два исправных и два неисправных французских малых танка Рено.
Один танк командование решило отправить в подарок Ленину в ознаменование праздника солидарности трудящихся всех стран.
В сопроводительном письме украинские красноармейцы бахвалились, что даже босые и раздетые, вооруженные только старыми винтовками бойцы, видящие перед собой зарю мировой революции, способны сладить с любым врагом. Не страшна им и заграничная «танка», которую бойцы захватили голыми руками и преподносят вождю в дар к празднику.
1 мая танк, пройдя своим ходом по Красной площади, въехал в Кремль.
Изготавливать первые Советские танки, скопировав зарубежный прототип, решили на заводе «Красное Сормово», который до этого занимался вооружением и ремонтом судов Волжской военной флотилии, постройкой бронепоездов и плавучих батарей.
Пока в Москве разбирали трофейный танк, Красно Сормовские «Шмондеры», помитинговав, приняли на себя обязательство изготовить «первую рабоче-крестьянскую танку» через девять месяцев (к лету 1920-го), а к исходу 1920 г. сдать первые 15 танков.
Узлы и агрегаты разобранного в Москве танка прибыли на Нижегородский завод в некомплекте, кроме прочего отсутствовала и коробка передач.
И. И. Волков, один из инженеров Сормовского завода, принимавших участие в проектировании первого советского танка, впоследствии вспоминал:
Приступать к строительству танков приходилось в исключительно трудных условиях. В стране разруха. Необходимой техники нет. Что и говорить, было над чем поломать голову. Однако вера Ленина в рабочего человека вдохновляла сормовцев…
К нам на завод был прислан легкий танк «рено», захваченный в боях на Южном фронте. Вот, говорят, наш образец. Делайте. А «образец» этот больше походил на груду металла, чем на настоящий танк. В нём отсутствовали важнейшие узлы. Не было мотора, коробки передач, множества других ценных деталей. Но унывать было некогда. В два месяца нужно было изготовить техническую документацию…
Недостающие детали моторно-трансмиссионной группы предстояло сконструировать самим. Для решения этой задачи в конструкторскую бригаду удалось заполучить двух французов, ранее занимавшихся автомобильным производством на «Рено» и сочувствовавших советской власти.
Сормовский завод не располагал необходимым инструментом для раскройки закаленных листов будущей танковой брони. Местные «Кулибины» придумали и изготовили напайные резцы, упростившие заточку и подготовку инструмента.
КПП, которые изготовлялись в механическом цеху «Красного Сормова», отказывались нормально работать, шестеренки заклинивали, а при попытке их провернуть - ломали друг другу зубья.
К неописуемому удивлению французов инженер Калинин предложил «припиливать» шестерни друг к другу вручную. И, ведь, сработало. И как сработало! КПП оказались даже менее шумными, чем аналогичные на «родных «Рено».
31 августа 1920 года заводом был выпущен первый образец, который получил имя «Борец за свободу товарищ Ленин».
Вот он в компании с Т-34 на постаменте перед заводом.
Каждый из выпущенных танков типа «Рено-русский» имел имя собственное, дававшееся прямо на заводе, непосредственно после постройки машины.
Но, когда суровые первые годы развития советского оборонно-промышленного комплекса на базе национализированных предприятий, оставшихся советской власти в наследство от русских заводопромышленников ушли, за ними пришли другие. Они были тоже трудны.
В 1929 году по делу Промпартии, кое-что о котором я рассказывал здесь, было арестовано свыше 2 тысяч специалистов из категории «бывших людей», доставшихся государству нового типа, как и заводы, «в наследство».
Настоящим гнездом вредителей было объявлено «Красное Сормово», работавшее теперь по своему прямому профилю, в качестве судостроительного предприятия. В ходе операции ОГПУ были арестованы опытнейшие инженеры, бывшие или действующие специалисты Сормовских заводов, те самые «Кулибины», которые своей смекалкой компенсировали катастрофическое технологическое отставание советского военно-промышленного комплекса. Следствие утверждало, что все они являлись сормовской агентурой Промпартии, подчинялись вредительскому центру во главе с Рамзиным, выполняли указания французского Генштаба и премьера Р. Пуанкаре.
И что-то мне подсказывает, что французские специалисты – социалисты (если, конечно, они к этому времени на предприятии оставались) органично вписались в выстроенную чекистами схему взаимодействия красно-сормовских злостных вредителей с французским генштабом и с Пуанкаре.
Но это - всего лишь предположение, возможно, оно ошибочно.
Подавляющее большинство из репрессированных инженеров получило по десятке концлагерей, но позже - в 1930-ом и 1931–ом, власти, офанарев от того, что натворили, части репрессированных «Кулибиных» «десятку» концлагерей заменили «условкой» и вернули на производство.
На ниже приведенном фото - личный состав Экономического отдела ПП ОГПУ Нижегородского края, который вывел вредителей на чистую воду. В центре сидит начальник отдела Буканов (Зильберман), которого в 1937-ом арестуют, обвинят ст. 58-8 (Террористические акты, направленные против представителей советской власти), 58-11 (…организационная деятельность, направленная к подготовке или совершению … контрреволюционных преступлений) УК РСФСР.
Кстати, Зильберман - Буканов, в отличие от большинства репрессированных чекистов, посмертно реабилитирован.
Насколько непростой была в 30-ых годах обстановка на заводах оборонки можно проследить по сводкам СОУ ОГПУ И ИНФО ОГПУ.
Я сделал выборку по заводу "Красное Сормово", коль скоро именно с него начал свое повествование.
ИНФО ОГПУ фиксировал, что уже в 1928 году:
«Особенно напряженное настроение создавалось среди рабочих Сормовского завода (металлообрабатывающий, дизельный, механический, паровозостроительный и другие цеха). …за короткий период времени (с 17 [марта] по 1 апреля) имели место 4 забастовки с 86 участниками. В одной из забастовок (дизельный цех) участвовало 7 партийцев, один из них член бюро ячейки.
Проводившемуся весной 1929 г. сокращению рабочих (1640 человек) из-за недостатка сырья не предшествовало достаточной разъяснительной работы, что использовано было антисоветским элементом для разжигания недовольства сокращаемых.
В начале 1930 г. на заводе «Красное Сормово» имели место несколько забастовок. 8-9 января в погрузном цеху бастовало 117 грузчиков, предъявивших требование о повышении расценок. Была также попытка прекратить работу со стороны артели рабочих; забастовка прекращена в связи с повышением расценок на 20%.
25 февраля 1930 г. в Судотделе завода «Красное Сормово» на постройке одной шхуны была обнаружена фанерная доска со следующим текстом: «Товарищи, до чего вы нам надоели, как собаки. Скоро вас будем давить и вешать, потому что всю Россию разорили. На крестьянском кресте недалеко уйдете. Бросьте все свои грабительские замыслы, иначе скоро будет восстание рабочих».
14 апреля прекратили работу 40 токарей механического цеха. Забастовка вызвана тем, что с введением новых норм зарплата токарей в марте не превышала 50-60 руб., между тем как чернорабочие в том же месяце получали по 65 руб.
«Характерно выступление старого рабочего на митинге в механическом цехе Сормовского завода, посвященном XVI партсъезду: «Докладчик сказал, что мы должны заявить съезду о том, что взятые на себя обязательства выполним. Но я, товарищи рабочие, обращаю ваше внимание на то, надо съезду сказать, что прежде чем требовать с рабочего, надо его накормить, рабочий голодает, дети наши голодные, нет ни черта и вот надо заявить съезду, что прежде чем затопить котел и получить пар, надо ему дать горючего. Так и здесь: с рабочего жмут, выжимают, а ему нет ничего. Это значит: сначала нам дай, накорми голодных рабочих и детей, а потом бери с нас обязательства и выполняй свои планы и т.д.».
Это выступление было встречено бурными аплодисментами всего митинга.
…В группе рабочих дизельного цеха в Сормове один из инженеров-иностранцев (немец) вел такую агитацию: «Плохо вам жить, работать. Если бы у нас давали такие продукты, какие дают вам, тогда не знаю, что было бы. У нас таким хлебом кормят скотину. У нас тоже есть коммунисты и много. Если бы они узнали, как вы живете и кушаете, тогда бы не было ни одного», — и, указывая на большой заграничный станок, продолжал, — «у нас такие машины давно отжили и валяются на кладбище, с кладбища их возьмут, починят, да и продают вам за бешеные деньги, да на разные товары меняют». Эта агитация никаких возражений со стороны рабочих не встретила.
В мае «…недовольство рабочих снижением зарплаты охватывает ряд цехов завода … особенно сильно недовольство на этой почве в механическом и дизельном цехах.
Рабочие указывают на недопустимость снижения расценок на 50 и более процентов, отмечают также значительное количество простоев из-за существующих в производстве «неполадок»; отмечены призывы к забастовке: «Нам тоже нужно бастовать». «Профсоюзы идут на поводу у хозяйственников и из органов защиты интересов рабочего класса превратились в органы давления на рабочих».
«Снижение расценок проводится слишком безобразно. За главный вал двигателя платили 150 руб., а теперь — 50 руб., ремни для вращения оплачивались по 19 коп. за штуку, расценки снижены до 7,4 коп.; чашки для отдела спецпроизводством расценивались 1 руб. 20 коп., в настоящее время — 50 коп. и т.д. Такое снижение расценок носит характер явного вредительства. Хотят рабочих поставить в такое положение, когда единственный выход — забастовка».
..за апрель месяц из судостроительного отдела ушло 1098 человек; с января до апреля из этого отдела ушло 718 человек. В вагонно-механическом цехе ушло 32% всех работающих токарей. На автозавод уехало 100 рабочих-клепальщиков. Уходящие с завода квалифицированные рабочие заменяются чернорабочими, что влечет за собой падение производительности труда и труддисциплины. В вагонно-сборочном цехе раньше затрачивалось на сборку 63 часа, теперь 80 часов. В дизельном цехе в связи с уходом квалифицированных рабочих распались ударные бригады. Вследствие набора чернорабочих повысился процент брака и отмечается ломка станков.
На почве острого недостатка в квалифицированной рабсиле среди групп квалифицированных рабочих усилилось проявление рваческих настроений (умышленное понижение производительности труда, сокрытие выработки, а равно и необоснованные требования повышения зарплаты).
…фиксируется ряд фактов борьбы с текучестью только применением репрессий (угрозы «выдать волчий билет», не допустить взятия на учет биржи труда, массовые выговоры и т.д.)
В середине мая недовольство групп рабочих стало принимать резкие формы.
14 мая в механическом цехе прекратили работу 40 токарей, у которых заработок в результате снижения расценок уменьшился со 100 руб. до 48 руб. 50 коп. ТНБ в увеличении зарплаты токарям отказало. На состоявшемся собрании рабочих цеха 16 мая имел место ряд резких выступлений партийцев и ударников, оправдывавших забастовку токарей. Один партиец заявил: «Я не осуждаю поступок товарищей, он вызван тяжелыми условиями жизни — заработок нам снизили, а в кооперации имеется только одна уксусная эссенция». Конфликт с токарями был рассмотрен специально выделенной на этом собрании комиссией, признавшей необходимым уплатить рабочим по тарифной ставке за март.
На заводе «Красное Сормово», в механическом цехе, мастера под нажимом рабочих устанавливали «такие расценки, каких рабочим захочется». Так, за разметку места и прикладку под новую машину по расценке затрачено 314 часов и уплачено 165 руб. 62 коп., в действительности же за указанную работу было затрачено только 48 часов и должно было быть уплачено 25 руб.
21 мая в механическом цехе опять прекратила работу группа рабочих (13 человек). Рабочие заявили, что отказываются работать «из-за низкой зарплаты».
21 июня на заводе «Красное Сормово» забастовали рабочие двух малярных артелей (28 человек), предъявив требование повышения расценок и снижения нормы выработки. Ввиду того, что РКК признала требование рабочих совершенно необоснованным, администрация по согласованию с профорганами решила рабочих, прекративших работу, уволить.
22 июня требование о повышении расценок предъявили 10 рабочих вагонно-механического цеха, угрожая в противном случае бросить работу.
«По ряду основных цехов «Красное Сормово» зарплата за вторую половину сентября до 26 октября не выдавалась, в связи с чем настроение рабочих напряженное».
«Завод «Красное Сормово». Среди рабочих наблюдаются следующие разговоры: «Когда же нам создадут человеческие условия в деле общественного питания? Обеды день ото дня хуже, очереди в столовой не вмещаются. Публика вынуждена в ожидании обеда часами торчать под дождем на холоде».
«Мы целый день торчим в очереди, теряем рабочее время. Многие же коммунисты прячутся и не хотят принять никаких мер к изжитию этих недочетов. Поневоле вспомнишь НЭП»».
«В столовую погрузочного цеха завода «Красное Сормово» недавно был доставлен обед из протухшего мяса. В столовую бурового и фасонно-литейного цеха была доставлена каша с большим количеством червей. В столовую паровозо-котельного цеха был доставлен обед из тухлой рыбы. В столовую школы ФЗУ был доставлен обед из тухлого мяса и испорченной капусты.
Имели место неоднократные случаи, когда рабочие целых цехов оставались без обедов. Железопрокатный цех вместо 300 обедов часто получает 150-200 обедов. Такое же положение в кузнечном, сталелитейном и судомеханическом цехах».
Ситуация схожая с описанной была на всех заводах военно-промышленного комплекса.
Вообще историю развития советского танкостроения этого периода, которую рассказал Свирин в книге "Броня крепка. История советского танка 1919-1937" можно описать выражением: "Не успели мы сделать одно, как тут же не успеваем сделать другое".
Все делалось в авральном режиме. Занимались проектированием танка и бросали, не доведя его даже до опытного образца. Хватались в авральном режиме за проектирование другого танка. Если дело и доходило до создания опытного образца, то он, как правило, был недоработан. Коробку смастерили, двигатель, предусмотренный конструкцией - нет, башню - нет, пушку - нет и т. д. Вместо предусмотренного проектом ляпают движок от импортного танка, вместо башни - балласт или башню от другого танка. Короче - все через ....
На испытаниях, само собой, она же - жопа. И ведь, нифига не понятно, по какой причине она образовалась. То ли это конструктивная ошибка, то ли брак изготовителя.
Короче, катастрофа, а, по действующему тогда правилу, у любой катастрофы должны быть фамилия, имя и отчество. И, ведь, правило то правильное. Вот, только с фамилией, как правило, ошибались. А, казалось бы, чего проше. Катастрофа на всех предприятиях в танкостроении - выходим на главного танкостроителя. Но катастрофа, ведь, не только в танкостроении, но и судостроении таже хрень, и в авиастроении тоже. Козе понятно, следующее звено - руководитель военпрома, если в других отраслях экономики все тип-топ. Но там не тип-пот, там тоже катастрофа. В сельском хозяйстве - катастрофа. О том как была организована катастрофа в рыбопромысловой отрасли я рассказывал в статье «Их всех надо расстрелять. Жму руку. И. Сталин».
Фанаты Сталина любят цитировать вот этот фрагмент речи Сталина на Первой Всесоюзной конференции работников социалистической промышленности.
"Мы отстали от передовых стран на 50-100 лет. Мы должны пробежать это расстояние в десять лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут".
Красиво сказал - спору нет. Сказал и обескровил экономику, репрессировав почти всех оставшихся в наследство от проклятого царского режима специалистов, а, с точки зрения организации труда, довел предприятия до состояния, описанного выше.
Но вернемся к танкостроению. Не сумев, по большому счету, ничего создать сами, решили выйти из катастрофического положения двумя путями.
На Харьковском паровозном заводе предприняли попытку скопировать американский танк Кристи.
Придать импульс развитию танкостроения на Ленинградском заводе "Большевик" решили, наняв иностранцев.
В СССР пригласили целое немецкое конструкторское бюро инженера Эдварда Гроте во главе с его руководителем и хозяином, пригласили, в том числе, и потому, что один из конструкторов бюро был коммунистом, а сам Гроте сочувствовал СССР.
В состав конструкторского коллектива включили и советских конструкторов – Н.В. Барыкова, Л.С. Троянова, А.И. Воробьёва и некоторых других.
К осени 1931 года на ленинградском заводе «Большевик» был разработан и изготовлен опытный средний танк ТГ (Танк Гроте). Вот он.
В верхнкй куполообразной башне монтировалась 37-мм танковая пушка ПС-1 конструкции П.Н. Сячинтова, начальная скорость снаряда которой в 707 м/с позволяла пробивать броню практически любого танка в мире, созданного к тому времени. Вертикальные углы наведения от -12° до +85° позволяли вести огонь и по воздушным целям.
Сячинтова 6 мая 1937 года осудят по статьям 58-6, 58-7, 58-8, 58-11 УК РСФСР и в этот же день расстреляют.
Не все ладилось и у "немцев".
Со второй башней, которая оснащалась 76,2-мм танковая пушка ПС-19 системы Сячинтова-Гроте, возникли проблемы. При её установке выяснилось, что подбашенный погон, приваренный к корпусу, деформирован. Как результат, вращающаяся башня превратилась в неподвижную рубку, которую на период испытаний пришлось приварить к корпусу.
Не был вовремя закончен двигатель. Для проведения ходовых испытаний танка в апреле 1931 года было решено временно установить на него авиационный двигатель М-6-300.
В 1931 году танк испытывался с постоянно открытым моторным отделением, так как двигатель М-6 полностью в него не помещался.
В танке было реализовано множество новшеств, ранее не использовавшихся никем из танкостроителей. Но испытания выявили целый ряд конструкторских ошибок. Но самым главным недостатком было то, что стоимость изготовления одного танка составила баснословные полтора миллион рублей, в то время как танк БТ-2 обходился казне в 60 тыс. руб.
Работы по танку Гроте свернули.
В 1931 году танк Кристи с новыми башнями БТ-2 («Быстроходный Танк — 2») приняли на вооружение и запустили в серийное производство.
Три первых советских БТ-2 были впервые показаны публике на параде в Москве 7 ноября 1931 года. Один из них загорелся и не смог пройти по Красной площади.
Проблемой всех танков серии БТ была слабая броня. Советское руководство того времени придерживалось линии, что быстрота танка компенсирует его слабое бронирование. Тонкая противопульная броня в танкостроении 1930-х считалась нормой. Такой бронёй были защищены все без исключения танки того времени, включая средние и даже тяжёлые, так как до середины тридцатых удачных противотанковых орудий не имела ни одна страна мира, и поэтому не существовало необходимости в противоснарядном бронировании.
Война в Испании этот косяк советских танков обнажила.
Для улучшения защищённости танка советские конструкторы, начиная с БТ-7 поздних серий, начали ставить броню с рациональными углами наклона.
Стремление максимально защитить танк при сохранении приемлемого веса нашло отражение в колёсно-гусеничном танке БТ-20 (другое название — А-20). Однако втиснуть надёжное бронирование в заданные весовые ограничения (18 тонн) было невозможно.
Инициатором усиления бронирования и вооружения нового танка вступило руководство АБТУ во главе с Павловым, известным печальным финалом своей карьеры военачальника. КБ Харьковского завода, работавшего над новой машиной, разработало альтернативный танк с чисто гусеничным движителем — А-32. Руководителем КБ был М. И. Кошкин, так как в январе был арестован предыдущий руководитель КБ (А. О. Фирсов).
В августе 1938 года проекты А-20 и А-32 были представлены на заседании Главного военного совета РККА при Наркомате обороны. Военные одобрили колёсно-гусеничный танк, но И. В. Сталин приказал провести сравнительные испытания обоих вариантов танка.
В мае 1939 года А-20 и А-32 были изготовлены, а в июле прошли государственные испытания. И даже по окончании испытаний военные продолжали колебаться — отказаться от колёсно-гусеничного движителя они не решались. Ситуацию решило следующее испытание, прошедшее в сентябре на испытательном полигоне под Москвой. На испытание М. И. Кошкин представил усиленный вариант гусеничного А-32 — Т-32 (с 76-мм пушкой Л-10 и толстой бронёй). Новый танк произвёл фурор — в нём удачно соединились и скорость, и бронирование, и мощное вооружение. После того, как лично К. Е. Ворошилов заявил, что «именно такая машина нужна Красной Армии», судьба танка была решена. По результатам испытаний Т-32 был доработан (в частности, ещё более усилено бронирование) и запущен в производство под названием Т-34.