По следам полярных мореходов. 6. В поисках мыса Святой Нос

Где-то в Заполярье. Яхта "Айвенго", конец июля 1988 г.

Продолжение путевых заметок участника экспедиции "По следам русских моряков-первопроходцев", июль-август 1988 г.

...ЧЕРЕЗ ЧЕТЫРЕ ЧАСА Руслан, Миша и Лиля сдают вахту нам с Леонидом.

Шторм слегка угомонился, волны стихают, но ветер ещё крепкий. Оказалось, сильней всего непогода свирепствовала, когда «Айвенго» проходил мыс Чуркина. Долгое время это место называлось «Чюркиным разбоем». Здесь шторм выбросил на берег коч Федора Чюрки, который намеревался пройти на Индигирку вслед за Ребровым.

МОРСКОЙ ЛЁД совсем не похож на речной. Белым он кажется только издали, а вблизи эти глыбы оказываются изумрудными. Льдины окружают яхту со всех сторон, куда ни кинешь взгляд. Приходится всё время менять курс. Напряжение от неожиданной встречи уже прошло, и мы с интересом рассматриваем каждую льдину. Ветер и волны придали им разнообразные формы. Иногда кажется, что на льдине раскинула крылья гигантская чайка. Порой из воды поднимаются к небу голубоватые ветви, похожие на человеческие руки. Мы приходим к выводу, что это не постоянно дрейфующий в океане лёд. Видимо, шторм оторвал от берега ледовый массив и разбросал его по заливу. Впрочем, для «Айвенго» встреча с одной из этих льдин всё равно не сулит ничего хорошего. Ведь некоторые экземпляры превышают нашу яхту в два-три раза. Да и льдины меньшего размера также опасны для пластикового борта «Айвенго». К тому же неизвестно, какой величины подводная часть безобидного, на первый взгляд, обломка.

Слава богу, испытать ледокольные качества «Айвенго» нам так и не довелось. Через восемь часов мы наконец-то выш­ли на чистую воду. Теперь только угрюмые свинцо­вые волны окружают нас. Небо мышиного цвета давит своей тяжестью. Прямо над головой пол­зут рыхлые, неуклюжие тучи. Кажется, вот-вот одна из них зацепится за мачту и рухнет на па­лубу. Иногда на востоке появляются слабые про­светы, сквозь них робко проглядывают лучи солн­ца, и становится видно, как много этажей облаков громоздится над горизон­том.

Вдалеке волны кажут­ся смирными, игрушечными. Но вот трехметро­вый вал подбирается к яхте. Корма взлетает кверху, а бак ныряет вниз. Стрелка лага (указатель скорости) скачет сразу че­рез несколько делений. Волна проносится под яхтой и отбегает в сторо­ну, раскрывая за собой жутковатую яму. Порыв ветра вонзается в паруса, норовя развернуть «Айвен­го» бортом к таранному удару следующего вала. Но яхта чутко подвласт­на рулю, и стрелка компа­са послушно возвращает­ся в прежнее положение.

Быстрая и стремительная крейсерско-гоночная яхта "Айвенго" серии "Картер 30".

НА ИСХОДЕ ВТО­РЫЕ сутки с тех пор, как мы вышли в открытое море. Вот уже четвертый раз садится за радиостанцию Михаил, чтобы принять из Тикси очередную сводку пого­ды. И каждый раз ничего утешительного: «Шторм... Ветер до 15-18 метров в секунду... Волны... Ту­ман...».

Холодно. Дождь. Срывается снег. В каюте сыро, на стенах капли конденсата. Все вещи влажные. На вахте руки мерзнут даже в перчатках. Ветер выискивает малейшую щель в одежде.

- Что бы тебе сейчас хотелось больше всего? — спрашиваю я у Леонида. Он задумался, посмотрел на небо, потом по сторонам…

- Солнышка бы…

Я говорю:

- Ну, это слишком приземленно. Ты вообще чего-нибудь проси для души, для полного счастья.

Он опять подумал и снова за свое:

- Чтобы ветер попут­ный не кончался и види­мости бы побольше.

- С тобой неинтересно­, - говорю я ему. — А мне бы сейчас для полного счастья в русскую баньку! Чтобы березовый веник был и пивком «Жигулев­ским» на каменку под­дать...

Хальфин засмеялся:

— А это — не приземленно?

Да... Теснимся всеме­ром в каюте — по квад­ратному метру на брата. Болтанка постоянная, мор­ская болезнь. Вода «по карточкам» — полтора литра в сутки на челове­ка. Всего у нас в емкость умещается 100 литров, да еще две канистры по де­сять литров — это НЗ. Вчера капитан обнаружил в умывальнике мокрое мыло и устроил «допрос» экипажу: «Кто умывался пресной водой?». Да еще эти коммунальные неудоб­ства с ведром из гальюна, которое надо выносить за борт.

Ради чего все это?

Честное слово, даже се­бе самому трудно объяс­нить. Но вот прошло две недели со дня возвраще­ния в Якутск, и мы уже мечтаем о бу­дущем лете, обсуждаем при встрече варианты, куда пойдем: дальше на восток или на запад?

Пи­сатель Виктор Конецкий так объясняет это: «Нас тянет в огромные пространства вовсе не потому, что мы водолюбивые су­щества. Мы можем уто­нуть даже в бочке дожде­вой воды. Мы любим не воду, а ощущение свобо­ды, которое дарят моря. Наш плененный дух всег­да мечтает о свободе, хотя мы редко даем себе в этом отчет».

Тихая вода. В одной из уютных бухт на реке Лена, конец июля 1988 г.

- ИДИТЕ ВДОЛЬ БЕРЕГА, — Нас­тавляли нас в Тикси моряки. — В откры­тое море лучше не выхо­дите.

Правда, когда мы толь­ко появились в морском порту, там и слышать не хотели о том, чтобы выпустить яхту в океан. Мол, не те моря вы­бираете, ребята. Но, к счастью, решающее слово было за капитаном порта Станиславом Сергеевичем Ильиным. Опытнейший мо­ряк, полярник, он как-то сразу поверил в нас. И не только дал «добро», но и помог решить нам многие вопросы перед выходом из бухты. Но не все коллеги поддержали в этом Ильи­на, До самого последнего дня мы слышали утверж­дения, что через пять шесть-дней морякам придется искать нашу яхту. Капи­тана «Айвенго» даже предупредили, что, в случае чего, экипаж вывезут на вертолете, но яхту спасать никто не будет.

Держаться берега — в этом совете, конечно, был смысл: не потеряешься в океане. Но, как любит повторять наш капитан: «Дальше в море — мень­ше горя!». Ведь по большому счету яхте страшна только мель. Здесь шторм разобьет судно за считан­ные минуты. А на глуби­не умелому яхтсмену ни волны, ни ветер не опас­ны. Килевая яхта устроена по принципу «ваньки-встаньки» — сколько ее ни бросай на бок, она все равно выпрямится.

Так что идти решили кратчайшим курсом по компасу и карте. Ну а перед тем основательно штудировали учебники по навигации: пеленг, девиация, истинный курс, магнитное склонение…

Первый «экзамен» выдержали успешно – вышли точно на мыс Буор-Хая. И теперь уже смело взяли курс на Святой Нос.

Это я. Непромокаемые штаны, овчинный полушубок, вязанная шапка - такое лето в Арктике. Где-то в море Лаптевых, начало августа 1988 г.

ТУМАН НА СЕВЕРО-ВОСТОКЕ слегка рассеивается, и в бинокль я вижу размытые очертания сопки. Мыс Святой Нос? Да, по расчетам мы должны уже быть на выходе из Янского залива. Но тогда почему на севере появляются над водой ещё две вершины?

- Может быть, это Ляховские острова? — раз­мышляет Хальфин. Но до Ляховских от мыса целых пятьдесят миль, при такой видимости их вряд ли раз­глядишь. Правда, здесь, в Северном Ледовитом, час­то бывает явление реф­ракции, когда предметы, отстоящие на десятки миль, кажутся рядом.

Проходит час, другой... Вершины приближаются. Но за ними выплы­вают из тумана все новые и новые «острова», кото­рые потом оказываются мысами. Становится ясно, что до Святого Носа мы еще не дошли. Шторм и ночное блуждание среди льдов сбили яхту с курса.

Но где же мы тогда оказались? Как опреде­лить свое местоположение, когда с одной стороны лишь море, а с другой безжизненные сопки?

"А НЕ ДОБАВИТЬ ЛИ нам парусов, Христофор Бонифатьевич?». Почему-то эта цитата из «Приклю­чений капитана Врунгеля» здесь, в море, на настрое­ние экипажа действует безотказно. Особенно смешно, когда идем под штормовым парусом, а ветер все усиливается. Впрочем, для грусти и причин-то нет. Морская болезнь, оказывается, че­рез сутки-двое прохо­дит. Ну, если, не совсем, то, по крайней мере, смиряешься с мыслью, что эту пляску между небом и водой тебе предстоит терпеть еще несколько дней. Навигаторы из нас тоже вышли вполне снос­ные.

Ну да, было, было один раз, когда запоролись в Эбеляхскую губу, приняв её за вход в пролив Дмитрия Лаптева. Пришлось потом врезаться на северо-запад острым курсом к ветру. Потеряли часа четыре, только и всего.

Мыс Святой Нос на карте похож на голову тюленя или нерпы. А вблизи он совсем другой. «Мыс каменный, утёс над ним и три горы высокие», - так описал Святой Нос Дмитрий Лаптев 15 августа 1739 года. А мне мыс показался похожим на треуголку Наполеона, правда, самой верхушки видно не было – туман висел над сопками.

Откуда взялось такое название, почему мыс святой?

«Мыс Святой Нос – он вовсе не святой, попы там никогда и не бывали...», — читал нам в Чокурдахе свои стихи редактор рай­онной газеты Владимир Дворак.

Ну уж нет, по­жалуй. Везде, где прошел русский человек, оставила свой след и церковь. Вооб­ще, слово «поп» носит у нас презрительный оттенок. Но, в принципе, свя­щенник, если не вдавать­ся в частности — это проповедник той духовности, которую несет в себе пра­вославная религия. И нельзя забывать о том, что в те далекие времена в этих суровых, необитае­мых местах больше попросту неоткуда было взять духовную пищу, без которой человеку трудно оставаться Чело­веком. И недаром ведь первопроходцы — бес­шабашная казачья воль­ница — ставили в безле­сой тундре церкви и ча­совни. Кстати, одна из них в местечке Станчик, неподалеку от устья Ин­дигирки, сохранилась до сих пор. Это самая северная в стране деревянная часовня, построенная в XVII веке. И нуждается она в скорой и капиталь­ной реставрации. Иначе лишимся мы еще одного, из немногих памятников мужеству и отваги наших предков.

ЧТО ЖЕ КАСАЕТ­СЯ названия «Свя­той Нос», скорей всего, причина в том, что добираться сюда было крайне сложно, не раз при­ходилось, наверное, поминать Бога. Да и до сих пор вход в пролив Дмитрия Лаптева считается одним из самых трудных участков на Северном Морском пути. Ветер и течение сгоняют сюда льды, и они как пробка забивают собою узкую горловину между материком и Ляховскими островами.

Но нам повезло. Море было чистое, да и волны в проливе прекратили своё зверство над яхтой. В каюте сразу воскресли запахи умершей было кухни. Наши слегка позеленевшие физиономии приняли нормальный цвет. Я забрался в кубрик и впервые за двое суток нормально заснул.

Продолжение следует...

Предыдущая глава ЗДЕСЬ.