Гузель выглянула в окошко, помахала родным рукой. В ее глазах было столько боли и тоски, что у Каусарии заболело, заныло сердце. Она проводила взглядом автомобиль и бессильно опустилась на лавку.
Глава 1.
Розалия отключила напрочь свой мозг. Не вспоминала ни о магазине, ни об Асии, ни о том, что обещала пристроить на работу ее непутевого мужа. Они, вдвоем с Гузель, с удовольствием возились в огороде, собирали садовую клубнику, из которой мать варила вкуснейшее варенье. Отдыхали, лежа на одеяле, похрустывая зеленцами огурцов. Дети тут же, с ними. Спокойно на душе, безмятежно.
После обеда Рафаэль отвозил все семейство на реку. Он доставал из багажника мангал, жарил свои знаменитые шашлыки. Дети крутились около него. Почему-то, маленьких все время тянет к огню. Бабушка строго следила, чтобы никто из них слишком близко не подходили к углям.
Девчонки купались, расслабились, только так. Бедная Гузель не могла поверить своему счастью. С тех пор, как у нее родился Валерик, она не знала покоя. Этого ребенка нельзя оставить без присмотра ни на минуту. Помогать некому, родители далеко.
Кушал Валера плохо, каждая ложечка с уговорами, спал тревожно. А если не спал, то не замолкал ни на минуту, требуя к себе постоянного внимания. Научился читать в четыре года. Сидел бы, да читал, нет же, ему нужно пересказать маме книгу, объяснять то, что он не понял.
Дочь требовала меньше времени, но ей тоже нужна мамина забота. Спрашивается, где муж? Имеется ли он? Конечно имеется. На него нужно постирать, отгладить идеально его одежду. Приготовить надо, подать на стол первое, второе и компот. Поставить солонку и горчицу, ложку в руки сунуть.
Что он по дому делал, были у него обязанности? Какие могут быть обязанности у главы семьи? Он добытчик, что еще с него хотеть?
Антон своим трудом заработал начальный капитал и теперь не перегонял машины для заказчиков. Теперь Антон ездил сам за машинами во Владивосток, пригонял и продавал их в Йошкар-Оле тоже сам. У него опасная и нервная работа. Антон сильно устает, поэтому может позволить себе отдохнуть с друзьями, выпить, в карты поиграть.
А Гузель что? Гузель не спит ночами, умирая от тревоги за любимого мужа. Она тоже работает, но это, как бы, пустяки. Подумаешь, работа, детям сопли подтирать. С чего тут уставать? Своих ребят тоже не пятеро по лавкам, всего двое. Из скотины одна кошка. В деревнях бабы на ферме работают, детей полон дом, скотина, огород, они все успевают.
Первый раз Гузель решилась оставить мужа и уехать в отпуск. Она устала от такой жизни, дойдя до последней черты. Вот так и получилось, обе дочери Каусарии в одно лето оказались возле мамы и отца, чтобы отдохнуть от жизни, стать хоть ненадолго снова маленькими беззаботными девочками, набраться сил.
Наплававшись вволю, сестренки выходили на берег, заворачивались в мягкие банные полотенца, пили горячий чай с мятой, ели восхитительные папины шашлыки. Наступал вечер, Рафаэль разводил костер, семья усаживалась вокруг него. Усталые дети жались к мамам, к деду, к бабушке.
Разговаривали, вспоминали детские шалости девочек, и иногда над рекой раздавался их веселый смех. Река потихоньку пустела, смолкал звук моторов, затихали голоса. Дождавшись, когда золотое солнце спрячется за горизонтом, сестренки собирались, усаживались, брали ребятишек на руки, Каусария, конечно, рядом с мужем, и Рафаэль вез свое семейство обратно домой.
Пожалуй, это были самые счастливые дни для Каусарии и Рафаэля. Рядом дочери, внуки, что еще надо для любящих родителей? Однако, как заметила Каусария, в глазах Рафаэля появилась какая-то грусть.
Уложив детей спать, все вместе пили вечерний чай и расходились по комнатам. Розалии нужно было поговорить с отцом. В этот день, на реке, она несколько раз ловила печальный его печальный взгляд, устремленный куда-то вдаль. Розалия не могла понять, что не так, что его беспокоит? Улучшив момент, когда отец вышел в сад, она пошла вслед за ним.
Каусария тоже заметила, с приездом Розалии, Рафаэль как-то загрустил. Она забеспокоилась, но расспрашивать ни о чем не стала. Не стоит лезть человеку в душу. Захочет, сам расскажет. Она, зная насколько близки Розалия с отцом, не пошла за ним в сад, а села в кресло взяв свое вязание. Пусть поговорят, может он с дочерью поделится тем, что его так тревожит.
Рафаэль сидел на лавке, непривычно сгорбившись и опустив безвольно плечи. Розалия опустилась рядом с ним, прижалась плечом к его плечу.
- Папа! Мне неловко об этом говорить, но мне кажется, что в этот мой приезд ты не очень рад мне. Это потому, что я приехала надолго?
- Что ты, дочь, как я могу быть не рад тебе? Я буду счастлив, если вы с Азалией останетесь жить дома навсегда.
- Но я же чувствую, ты грустишь, что с тобой, пап?
- Ты права, мне на самом деле становится иногда грустно. Все дети и внуки тут, а Рустэма моего нет. Я понимаю, что он не очень хорошо вел себя по отношению к тебе, да и ко мне тоже. Но он мой сын. Я скучаю по нему.
Были сегодня на реке, мне все казалось, что выйдет Рустэм из-за кустов и скажет: «Старик, ты затеял шашлыки! Ой, держите меня трое, сейчас от одного запаха грохнусь в обморок! Отец, первый шампур мне! Обожаю твои шашлыки!»
Рустэм тоже любит бывать на реке. Когда он был маленький, мы часто выезжали на природу целой компанией, наша семья и друзья Светланы. Я тогда даже подумать не мог, что шутка Светланы о том, что у Рустэма уже есть невеста, Вика, и когда она вырастет, станет его женой, окажется правдой.
- Папа, тебе с нашей мамой живется плохо? Ты скучаешь по своей первой семье?
- Нет, не так. Я совсем по Светлане не скучаю, даже, если вспомню, то без радости. Понимаешь, я бы хотел, чтобы за нашим семейным столом сидел и Рустэм. Однако, я понимаю, что это невозможно, поэтому мне плохо, дочь.
- Отец! Я не понимаю, почему Рустэм не может приехать сюда? Пусть приезжает, хоть со своей Викой, хоть без нее. Меня нисколько это не заденет, честное слово! Я даже буду рада ему. Пусть Азалия пообщается с отцом. Рустэм ее очень любил, когда она была малая.
- Розалия, как можно? Каусария ни за что не согласится принимать у себя в доме Рустэма с его новой женой.
- Плохо ты знаешь свою супругу, папа. Поверь мне, даже если эта идея ей не понравится, она подумает и согласится. Потому что правильно, если приехали ее дочери, то и твой сын имеет право быть тут. Это безо всякого сомнения.
- Розалия, ты на самом деле думаешь, Каусария согласится, не будет против, если я позову погостить Рустэма?
- Да, это я тебе говорю. Мама, она справедливая. Правда бывает строгая, но, как без этого? Ты поговори с ней сегодня же. Завтра позвонишь Рустэму на работу, пригласишь на выходные. Снова съездим на шашлыки, отдохнем все вместе.
Нужно Гузель сказать, пусть Антону позвонит. Не все же время он работает. Пусть тоже приедет. Устроим всемирный Сабан-туй.
За утренним чаем Рафаэль сообщил, что он пригласил на выходные Рустэма. Каусария улыбалась и согласно кивала.
- Кызым, Гузель, ты сходи к тете Марине, позвони своей соседке, пусть передаст Антону, что мы ждем его на выходные.
- Мама, удобно ли, я только позавчера от нее звонила?
- Удобно, дочь, мы ей оплачиваем все междугородние переговоры. У нас с ней свои счеты-расчеты. Ничего, скоро наша очередь подойдет, нам тоже проведут телефон.
Сразу после завтрака, обрадованная Гузель, пошла к тете Марине позвонить соседке. Позавчера она ничего внятного про Антона не сказала, не видела его несколько дней. А сегодня прямо обрадовалась звонку Гузель
- Гузель, деточка, как хорошо, что ты позвонила! Я уж не знала, где тебя взять! Твой-то второй день пирует. Вчера целый день был шалман, какие-то непонятные мужики, женщины странного вида шастают. Зашла спросить, что происходит, твой Антон меня выгнал, мол не твое дело, бабка, уходи, а то побью.
- Спасибо, тетя Тася! Я все поняла, к ночи буду.
Вернулась Гузель вся посеревшая.
- Рафаэль-абый, увези нас, пожалуйста, на железнодорожный вокзал. Если поторопимся, успеем на одиннадцатичасовую электричку. К полуночи будем дома.
Каусария с испугом смотрела на дочь
- Гузель, доченька, что случилось? Ты словно неживая стала.
- Антон заболел, мама! Нам надо срочно ехать. Помогите мне собраться. Розаль, сними чистое белье с улицы, сложи в сумку.
- Дочка, что-то серьезное?
- Тетя Тася говорит, сильно заболел.
Второпях собирали сумки, стараясь ничего не забыть. Розалия сама сложила все необходимое в отдельную сумку
- Гузель, вот тут пирожки, хлеб, яйца вареные. Воды положила две бутылки, мало ли руки детям понадобиться мыть. Салфетки здесь, тут же положила теплые детские вещи, к ночи прохладно станет. Сестренка, соберись, не при сме.ти, наверно, твой Антон лежит.
Проводили, обнялись, расцеловались, посадили в машину. Гузель выглянула в окошко, помахала родным рукой. В ее глазах было столько боли и тоски, что у Каусарии заболело, заныло сердце. Она проводила взглядом автомобиль и бессильно опустилась на лавку.
- Розалия, кызым, садись, посидим, домой заходить не хочется, пусто в нем без моей Гузель. Как будто во сне увидела ее, наговориться не успела, наглядеться. Ох, чувствую я, скрывает она что-то от нас.
По ее словам, выходит, она с Антоном живет хорошо, ни в чем не нуждается, никаких забот не знает. Чего же тогда такая бледная, худая, вид замученный, а?
- Мама, тебе так кажется. Наша Гузель никогда не была полненькой, и не поправится, конституция у нее такая. Не то что я, каждая съеденная булка на боках откладывается. Все у Гузель хорошо! Дети замечательные, сын – гениальный ребенок, дочь – красавица, одни глазки-вишенки чего стоят.
Наверно, трудности бывают, но она любит своего Антошу. При одном его имени ее бросает в краску. Может затемпературил мужик просто, Гузель уж в панике. Это любовь, мама. Я ей завидую, у меня такого с мужьями не было.
- Может ты права. Что-то сердце колет, пойду, полежу. Ты забери Азалию, погуляйте немного, хочу в тишине полежать.
- Хорошо, мамочка, отдохни! Мы, пожалуй, дойдем до города, в парке посидим, мороженого поедим. Мне тоже грустно стало. Мы с Гузель не пообщались даже толком.
Розалия нарядила дочь в голубое коротенькое платьице, в белые гольфы, туфельки белые надела.
- Пойдем, доченька, погуляем с тобой, пусть наша бабушка поспит.
- Ты, мама, так и пойдешь? У тебя разве нет нарядного платья?
- Есть, но мне в брюках удобнее.
- Зато мне не удобнее. Люди скажут, какая красивая нарядная девочка, а мама у нее в старых штанах ходит.
- Дожила, ты что ли будешь мне указывать, в чем мне ходить?
- Если ты не наденешь платье, я с тобой никуда не пойду. Я стану плакать, бабушка на тебя рассердится, потому что ты неправильно обращаешься с ребенком.
- Ладно, Азалия, переоденусь, но это в первый и в последний раз. Я уступаю тебе, потому что очень люблю свою маму, не хочу ее расстраивать. Поняла?
Азалия пожала плечиками, вышла во двор и стала прохаживаться по тротуару. Розалия переоделась в светлое платье, легкие белые босоножки, вышла из дома.
- Пошли, шантажистка! Давай руку. Интересно мне, что из тебя вырастет. Посмотрю иной раз, хорошая, послушная девочка, радуюсь. А ты вдруг выкинешь такое! Если бы я своей маме сказала, чтобы она переоделась, я бы никакой прогулки, никакого мороженого не увидела. Она бы выпорола меня ремнем.
- Бабушка дралась?
- Не дралась, порола за провинности. Может поэтому я такая послушная выросла? А? Не хотела, чтобы мама сердилась, научилась быть послушной и улыбаться, чтобы нравиться ей.
Интересно, что же с тобой делать? Пришла пора применять к тебе ремень или нет. Хотя, что плохого в том, если ребенок хочет видеть маму нарядной?
Азалия, я поняла, никакое знание педагогики, изучение психологии не помогает, когда воспитываешь своего ребенка. Доченька! Будь какой хочешь, только не повтори мою судьбу, будь счастливой!
Продолжение здесь: Глава 110